У Со­ло­меи бы­ли рас­ко­сые, ка­ре-го­лу­бые гла­за. Она не бы­ла одер­жи­ма де­мо­ном, но ее пра­вый глаз был зе­ни­цей жерт­вы, ко­гда как ле­вый – бой­ни­цей па­ла­ча. (Па­лач, па­лач, про­плачь свой плач…ни­кем не опла­чен­ный...) Сколь­ко ее ри­со­ва­ли, с гра­ци­ей тан­ца ко­вар­ства, сколь­ко ее про­кли­на­ли, кли­ку­ше­ство­ва­ли, – крас­ная стро­ка об­ра­за все-та­ки пляс­ка бо­ли, ор­га­и­сти­че­ская, че­ло­ве­ко-низ­вер­га­ю­щая, на­деж­до­убий­ствен­ная, и в то­же вре­мя суть за­чин гря­ду­ще­го все­про­ще­ния…

Го­во­ря на язы­ке немо­го ки­но – это ко­гда гри­ма­са нена­ви­сти вы­ра­жа­ет нена­висть и толь­ко, под­ра­зу­ме­вая, что жест люб­ви ука­зы­ва­ет дей­стви­тель­но на лю­бовь, - и это три­умф для ак­те­ра, или тан­цо­ра. Од­на­ко я са­ма на­ло­жи­ла за­прет на име­на сверх-зна­чи­мые, сверх-об­щие, по­сколь­ку за­бол­та­ны за сро­ком дав­но­сти. Те­перь взы­вай их – не взы­вай к ним, част­ные ис­то­рии плы­вут па­рал­лель­но люб­ви и нена­ви­сти. Как ска­зал один мой друг, мы жи­вем во вре­ме­на, ко­гда СЛОВО не жжет уши, не то, что ду­шу. Но су­ще­ству­ют тай­ные име­на, во­пло­щен­ные через рис­ко­ван­ный та­нец.