Закрыв книгу Хонета (род. 1974, Краков) — «алису» (1996), «прямиком в ад, сыне» (1998) или «играй» (2008), — понимаешь, какие мы все друг другу чужие. Даже если свои. Самый близкий, родной человек может внезапно взять и уйти — насовсем. Ото всех — с Земли под землю. На этом факте изначальной несродности строит Хонет свою поэзию. Чтобы не строить на рассыпающемся песке веры в вечную или хотя бы продолжительную любовь и дружбу, в счастье или завтрашний день, он ставит дом на льдине; наподобие иглу.

Анастасия Векшина, первый переводчик Хонета на русский язык, писала в 2012 году: «Поэзия Романа Хонета состоит из песка, теней, животных, птиц, больных и мертвых тел. Это поэзия анатомическая, ‘копающаяся в прахе’, — попытка примирить полет и разложение». Тогда это было так; сегодня это почти так. Сказанное относилось прежде всего к томикам конца прошлого — начала нового века, то есть, к периоду поисков и конструирования «загробных, подземных, пограничных миров, ненароком пересекающихся с нашим миром где-нибудь в зеркале лифта или пруда». В двух последующих сборниках Хонет нашел способ: попросту не замечать разницы между полетом и разложением. «Апофеоз частиц» как апофеоз жизни. Точно так же предлагающая регулярные трипы в Зазеркалье поэзия — в целом — избавляет нас от вопроса «реальна ли жизнь», тем самым примиряя с нашей, кажущейся нам реальной жизнью. А еще порой кажется, что Хонет случился, чтобы поэзия польская могла, наконец, смелее выходить из тени Милоша и Шимборской. «Я — младенец, не способный отличить краюхи от зернышка тмина», — Чеслав Милош в «Песнях Адриана Зелинского» (1943–44) намекал на то, что взрослый-то как раз способен; более того, вынужден различать, выделять, избирать. Вовремя тормозить. На маршруте в запределье поезд Милоша обычно не пересекал границ тени, но следовал вдоль них, предпочитая обзорные экскурсии: «Посмотрите налево, не смотрите направо!» Таким образом впоследствии формировалась удобная и красивая поэтика взвешивания и раскладывания по полочкам в рамках разумного сопоставления. В ней хорошо чувствовали себя не только старшие Адам Загаевский или Анджей Сосновский, но и младшие Яцек Денель или Иоанна Лех, активно утверждающие себя «вне Милоша»: «тень/ есть в каждом из нас...»

Один из самых значительных поэтов сегодняшней Польши. Премия им. Виславы Шимборской (2015). Книги: «пятое королевство» (2010), «моим был мир был мир» (2015), «тихие псы» (2017). В издательстве Ивана Лимбаха планируется выход книги «псы памяти» (150 стихотворений): «шепот напоминает ужа/ только вертикален...»

Ульф Штольтерфот (Ulf Stolterfoht) - немецкий поэт, magister ludi, теоретик странного, издатель непривычного. Род. 1963, Штутгарт. После прохождения альтернативной службы изучает в Бохуме и Тюбингене германистику и общую лингвистику. Публикует лирику и литературно-критические эссе. Приглашенный профессор в Немецком литературном институте в Лейпциге (2008–2009, 2013). С 2014 член Немецкой академии языка и поэзии, Дармштадт. В 2015 создает издательство Brüterich Press [«Бридер Пресс»] с лимерическим девизом «весьма высокая цена за трудные книги». Достаточно знаменит в Германии. Премии Эрнста Майстера (2003), Хеймрада Бекера (2004, 2011), Анны Зегерс (2005), Петера Хухеля (2008). Preis der Literaturhäuser [2016, Премия Литературных домов]. Живет в Берлине. Книги: «жаргоны» I —XLV (1998–2018); «древесный дым над хеслахом» (2007), «новый иерусалим» (2015) и др.

«Детский сад, напыщенный однако», — так, по словам Димы Драгилева, говаривал Алексей Парщиков о том или ином лирическом современнике, живущем по соседству. Определение резковатое, но — не в последнюю очередь благодаря легко узнаваемой парщиковской интонации, — меткое и емкое. Впрочем, это проблема (если, конечно, это вообще проблема) скорее особой эпохи, нежели отдельной культуры. Возможно, вышеупомянутая характеристика связана с определенной системой внутренних табу, отчасти напоминающих запрет Синей Бороды не отпирать маленькую комнатку в конце коридора (хотя ключ предоставлен в распоряжение). Или либеральную веру в ректификат ‘золотого правила нравственности’. Возникает вопрос о вероятной приложимости к иным текстам и их посылам сакраментального that’s not my war. Можно предположить, что в ‘демилитаризованную зону’ попадают и русские строки, содержащие в себе слова, означающие боль, гнев, удар, смерть, но не содержащие соответствующих означаемых. Вроде этих: «...все-таки позволь мне напомнить:/ ты готов?/ к мору, гладу, трусу, пожару,/ нашествию иноплеменных, движимому на ны гневу?» — или, к примеру, этих: «черный парус приносит наживу,/ красный — потомство./ в белый саван уткнувшись приходят враги и недолгие гости...». Выбор «долгого гостя» из Германии обуславливается, в частности, тем, что его строки расположились как раз вдоль границы зоны. Они, так сказать, занимают позицию на семантическом КПП Чекпойнт Чарли, демонстрируя умения просачивания или проскальзывания как вовне, так и в обратном направлении: вовнутрь. Это, грубо говоря, лингвистическое трикстерство и каскадерство, когда речь не складывается из фигур, но сама представляет собой фигуру (фигуры). Фигуры дивные, смешные, иногда напыщенные, порой пугающие, однако из тех, что не выставляются в детских садах даже самыми безумными воспитателями. Тем не менее с завидной регулярностью приходящие в наши сны, причем ко многим — с самого детства: если не из Зазеркалья, то откуда-то из Пара- или Метазеркалья.

«Юсеф Себти родился в 1943 году в Будиу, округ города Константина, Алжир. Получил образование на арабском и французском языках. Был битником. Не видел смысла в трезвой размеренной поступи каждодневного существования. Любил свою страну. И весь остальной мир. Чурался откровенно политического пафоса...
В СССР публиковались только самые прилизанные его стихи (не больше десятка), которые к тому же еще существенно «редактировались» переводчиком.
В 1993 году Себти убили фундаменталисты, борющиеся за торжество в Алжире идей «исламского государства». Смерть от рук религиозных фанатиков - подходящее дело для поэта...» (из предисловия переводчика «Подходящее дело - смерть», «Твердый Знакъ» #4, 1996 г.).

«Грантхавали» Кабира — один из признанных шедевров средневековой индийской религиозной поэзии, священная книга сикхов, бхактов и многих других достойных персонажей — в поэтическом переложении Андрея Полонского на русский язык (© 1988 год, Москва; пересмотренном и дополненном в 2010 году).

Я был пророком истины и разума. Покорителем города. Повелителем морей и рыбаков. Сегодня я - кладбище на испепеленной солнцем земле. Самое красивое кладбище, где развязаны узлы безумия, где покоятся люди, больные любовью, правдой и добротой.

Я сумасшедший из Айши
Айша прекрасней Луны
чище безумия
помнишь мёртвые дети в цветах
они мне
уцепились за бороду
Я сумасшедший из Рахмы
Рахма добра как хлеб
плодовита как почва
в очах моих птицы
сейчас они говорят, что я сумасшедший
это неправда
я рыдаю кричу замолкаю
я танцую над пламенем
и говорю с мертвецами
ключ в дрожащей руке
и открытая книга для страшащихся мрака детей
я кладбище бедных
не привидение
после того, как я провёл ночь на груди Рухании
говорят
мол, он сын одиночества
знаешь
когда умер Нашуд, старый рыбак,
                    когда унесла его серая пена,
как его хоронили
кошки рыдали
море схлынуло долго луна охраняла могилу
и сон виноватых собачье изгнанье
я дружу с собаками и стариками
не души - рисованные фигурки
они говорят, что я сумасшедший
итак, пусть я останусь один
грустно? немного
я тебе всё расскажу

                    я принёс ему жертву козу

нет, я не сумасшедший,
дай мне сигаретку, и я продолжу рассказ...

Перевод песни Пьера Деланоэ (Pierre Delanoe) «L'Orange» (Апельсинчик), известную в исполнении Жильбера Беко (Gilbert Becaud).

Перевод песен Сержа Генсбура «Les papillons noirs» (Черные мотыльки), «The initials BB» (Инициалы ББ), «Les amours perdus» (Ношенные любови), «Je t'aime... moi non plus» (Люблю тебя... Я тоже нет...), «L'anamour» (Анамур).

Кто по окну – рапатап! – стучит
И барабанит в двери?
Юный хват, бродяга в ночи,
Хочет на другой берег.

Река глубока, река широка.
Все в этом домишке спят пока.

Виновный стонет гробовщик.
Шарманщик сирый в даль кричит,
И серебро трубы твердит, что проиграю.
И трещинки всех бубенцов
Звенят укором мне в лицо.
Но чёрта с два – ведь я тебя не потеряю.

Хочу я, хочу я, хочу я тебя
Так сильно!

Не знаю я, что это значит,
Но что-то здесь людей херачит, ДА!
Мы все в грехе живём злосчастном,
И скоро Бог задаст нам встряску.