— Давай Дорз!

— Ну, слушайте, я так давно знаком с их песнями, что уже не испытываю такого восторга.

— Как, ты не любишь Моррисона?!

— Нормально я к нему отношусь, но давайте я вам поставлю новый альбом Кэн…

— Блядь, Яковлев, еще скажи, что Пинк Флойд круче Дорз!

— Конечно, круче…

Кастрюля с пылающим самодельным грогом из прогретых коньяка, белого вина и прочих ингредиентов (рецепт утерян навсегда) наполняла по кругу стаканы. Спор разгорался нешуточный, хотя напиток вызывал ту степень внутренней теплоты, которая позволяет спору оставаться… спором, не больше и не меньше.

Странно понимать, что больше мы не увидимся. Не приеду я на Щукинскую. То есть приеду, конечно, но не к нему, не станем мы пить на кухне чай, не достанет Лёха из загашника бутылку коньяка, не спросит: будешь?

И я — как дурак все последние годы — не отвечу ему: ты ж знаешь, я за рулём...

Я знала его таким: четким, чутким, упрямым и упорным, короче — драйвовым солдатом рок-н-ролла, верным юношеским идеалам. Не давал себе спуску, не любил грузить своими проблемами, но готов был идти за друга до конца, не юлил, не увиливал, был яростен, нежен и задумчив, стремился к ясности, жил в любви, играючи музЫку.

Взял, и перешагнул. Идет такой по тропе в горах, похожих на Большой Кавказский хребет, по краям гор — молнии, эхо барабанов и хулиганский гитарный риф в соль мажоре.

… газель дергает, под ней суетится бессмертный глупый мужик, трос срывается, а железные крепления с чудовищной силой отскакивают прямо по рукам узбека, расхерачивая их в мясо. Кровища. Бессмертный мужик (которого спас разрыв троса) вылезает из-под газели, глаза его делаются безучастными. Он вдруг объявляет, что очень спешит, прыгает в авто и уезжает. (интересно, когда до него дошло, что газель чуть не снесла ему голову?). Вся эта коллизия длилась минуты полторы, а в оставшиеся секунд 60, без всякой паузы узбек №2, не обращая внимания на товарища (а из узбека № 1 убедительно хлещет кровища), снова вяжет веревку, прыгает в газель. Дерг! Тыр! Жжжр! Я в ужасе держусь за руль, и тачка, как младенец из мамки, вылетает из канавы на дорогу (а шины эффектно размазывают по асфальту кровь..).

Не знаю, насколько подробно возможно поведать историю первого эротического приключения, но каждая деталь его настолько вонзилась в память, что пренебречь ими в этом рассказе я вряд ли смогу. Как, впрочем, и всякий раз, когда рассматриваю швейную иглу.

Два куба – это нормально. Но обещанного Филом космоса не было. Не было ничего необычного. Энди вышел в коридор и почему-то решил позвонить Светке. Хотя до начала опыта не собирался. Светке по прозвищу Светофор. Почему светофор? Объяснить невозможно. Прозвища прилипают внезапно, порой из случайно брошенной фразы. Она не боялась контрастов и одевалась в яркие цвета: красный, желтый, зеленый — так что на фоне серой питерской улицы сразу привлекала к себе внимание. Кто-нибудь, наверное, сказал: «Ну ты и светофор». Это лишь одна из версий.

— Пермь — удивительный город, — произнес Дэгэ, затягиваясь дымком из трубочки, а потом, прежде чем передать соседу, сидящему слева, приложил ее ко лбу со словами «Бум Шанкар». Эти слова, точнее интонация, с которой он их произнес, неспешность в движениях, благообразный вид и длинная седая борода говорили даже непосвященному человеку, что рассказчик является носителем некоей древней традиции, о которой многие может сейчас и не знают.

— В Перми, например, — продолжил он, — все достопримечательности нанизаны на красные и зеленые линии, которые в свою очередь нарисованы на асфальте. Если двигаться по ним, можно обойти весь старый город. Впрочем, от старого города осталось немного. Мы прошли по линиям, читая на специальных стендах разные легенды о домах и улицах. Это было весьма занятно, однако, нас интересовало совершенно другое место… Река Стикс. Для буйных старцев, исследователей пространства не бывшей советской и, тем более, не бывшей российской империи, а совсем другой, Незримой, только такие места по-настоящему значимы.

О графе Дракуле много чего написано и снято. О том, кто из реальных исторических персонажей скрывается за этим именем, споры продолжаются до сих пор. Однако, споры эти, как теперь выясняется – вздор, а имя Дракулы не таит привычных загадок. Нелепая ошибка молвы и латинского произношения. К счастью, в русском языке, следы происхождения зловещего имени мифического кровожадного графа, все еще сохранились. И, скорее всего, в Восточной Европе из уст в уста передавались леденящие истории не о жестоком властителе с готичной и экзотической восточной фамилией Дракула, а о некоем «Дыроколе», судя по всему и впрямь свирепом и непримиримом владельце недвижимости, как о том и гласят расхожие мифы.

Фраза «встретимся в телепортере» появилась не случайно.

Долгие века о телепортере ровным счетом ничего не знали. Легенды и мистические традиции утверждают, что вместо телепортеров могли использоваться нужные заклинания, могущественные предметы или определенные «места силы». О чем речь, первым догадался таинственный и магический по своей сути герой человеческой истории Чарльз Форт. Тот самый, что яростно и безапелляционно клеймил прогрессивную науку во времена ее истинного расцвета, на рубеже XIX и XX веков, работами вроде «Книга проклятых», «Внемли» или «Магия повседневности». В 1931 году, как скромно упоминает Википедия, в одном из своих трудов, посвященных описанию странных и загадочных событий, происходящих тем временем на планете, этот Чарльз Форт впервые открыто заявляет о телепортации, феномене, объединяющим необъяснимые случаи спонтанного перемещения материи в пространстве.

Для представителей официальной науки, которых Форт именовал не иначе как сектантами, это была бомба, заложенная в самое сердце прогресса.

C юности я резко останавливалась и яростно черкала что-то посреди улицы, следуя лишь внутреннему Даймону, так, кажется, я его именовала в свои 17. Посреди людской фауны и флоры, — этими подножными источниками антропического и божьего вдохновения, я пользовалась жадно и без разбору. Ходила всегда очень быстро, выдыхая дым зажатых в углу рта сигареток, словно мои тикающие часы были частью взрывной волны, детонирующей из печенки, а сигареты – коротким и эффективным фитилем. Бежала и вдруг совершала непредвиденную остановку. Зависала над мутным пейзажем, словно насекомое, смахивавшее на военный вертолет… Я рылась в прожорливой сумке, извлекала жуткого вида бумажки и погружалась в незримые бездны, не сильно волнуясь о внешнем. Я была счастливым выродком, фриком, не замороченным на социофобиях и собственном look-е. Мало ли нас, инопланетян, скопилось в том городе в то время?