«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

Направляясь в сторону набережной, я салютую послу Мали, и черный человек в синих просторных одеждах, украшенных узорами Африки, останавливается и, обернувшись, машет мне рукой в ответ. Мысленно, застыв на несколько секунд по разные стороны кованой ограды, мы хлопаем друг друга по плечу со всей теплотой, какая может возникнуть в середине июня, в самом центре Москвы, где давно отвыкли от приветствий и улыбок, означающих не более, чем то, что жизнь в данный момент просто восхитительна. Как оно, узник территории посольства, за ограду которого без специального авто и сопровождения не прогуляться? Ништяк, отвечают на тарабарском его смеющиеся глаза, ты и сам-то с какой стороны решетки? И мы еще разок обнимаемся на прощание, как сокамерники, совершившие мгновенный побег, и расстаемся на перекрестке.

Уровень шума в этом городе явно выше той нормы, которая позволяют человеку сохранять душевное равновесие. Оттого прохожие, в основном, производят впечатление почти безумцев, даже когда не ведут разговоров со своим плечом или шеей, где прикреплено невидимое хендсфри. Да что прохожие, я и все обитатели дома неделю просыпались под сладкий грохот асфальтоукладчика. И тут как-то заезжаю в один офис, расположенный на территории курчатовского института. Над парадным входом, где обычно в советских учреждениях висят электронные часы, мерцают зеленые цифры счетчика Гейгера. Девять и восемь микроренген значится на них, то есть, кажется, норма и не все так плохо в столице. Сижу, перекуриваю, созерцая эту цифру. В вестибюль заныривает какой-то мужичок, и цифры на табло стремительно меняются на 12.4. Кто бы это мог быть? Минута, он должно быть уже юркнул на территорию, и радиационный фон снова в порядке. Ну да, собственно, шумы, помехи, шорох сереньких точек на поверхности майи. Брожу по территории курчатовского института. А там тихо так, спокойно, как перед взрывом…

В Москве, после захода солнца, снова можно увидеть людей, пристально всматривающихся в небо. Для этого с каждым разом они выбирают все более темные переулки и глухие дворы. Но, добропорядочным гражданам пугаться не стоит. Просто в городе время от времени начали проходить чемпионаты по счету звезд. Первый такой чемпионат прошел в 1-м Кожевническом переулке, из недр которого победитель смог разглядеть аж пять небесных светил. Забава набирает популярность среди жителей столицы, и уже ведутся разговоры о выборе более сложной «трассы» для состязания, например Манежки или площади Европы. Нельзя не отметить, что производители коньячных брендов начинают испытывать затруднения в попытках обойти конкурентов за право стать спонсорами состязаний.

И все же странно в середине июня находится в знакомом городе. Оттого, всякий раз выходя на улицу, я попросту его не узнаю. Идешь ночью по мосту через Москва-реку в районе котельников, а внизу, у каменной стены набережной вдруг оказывается метра два речного песка. И на этих двух метрах, лежа голым в воде, кайфует какой-то человек. Он приветствует взмахом руки стоящих на мосту, и что им остается, кроме как перебирать все известные микробы и вирусы, которые должны жить в изобилии в этой реке. Но что такое эти страхи и легионы бактерий по сравнению с жизнеутверждающей волей того парня, который наверняка, я уверен, выйдет сухим, насладившись лаской воды и калейдоскопом столичного неба.

Или вот еще, несравненное ощущение, когда ты выныриваешь, и, озираясь, понимаешь, что стоишь голый, по грудь прикрытый водой, в самом центре столицы, в двух шагах от Чистопрудного бульвара. Вновь погружаешь в чистую воду 15метрового бассейна шириной метра полтора, и, выныривая, понимаешь, что не спишь, и ночное небо над головой начинается с излета крыш старых московских особняков. Вылезаешь, отфыркиваясь, на шершавый, нагретый за день асфальт, офигевая от собственной наготы посреди многомиллионного мегаполиса, закуриваешь. И вот, не спеша через арку, идет навстречу человек, который все это сделал. Сделал собственными руками и руками тех, кто хотел ему помочь. Этот небольшой бассейн, спортивную площадку, столы для пинг-понга, тренажеры из старых автомобильных частей, эти фонтаны и прудики для двух черных лебедей, загон, где под московским небом живет пони, клетку, в которой чистят перья причудливые разноцветные птицы, и еще, все то, что никак не ожидаешь встретить в центре города. Эдуард Эмилич, как знают его здесь все, и знают в тех районах, где уже привыкли не иметь знакомств, к которому приходят за житейским советом взрослые и подростки не только из соседних домов, останавливается и начинает рассказывать. О том, как, преодолевая трудности, созидалось пространство этого двора, о голубятне и черных лебедях, о радости детей и тех, кто, прогуливаясь, заглядывает сюда, о чистопрудной шпане 50-х годов, о ворах и малинах той поры, и о пацанах из несчастливых семей, которые сегодня прилепились к нему и этому двору. И нет в рассказе этого человека ни самолюбования, ни желания читать нотации, и, слушая его, понимаешь, что он прав, прав по существу. Быть человеком, быть человеком даже не для себя - для других. И вот, стоишь перед ним, и внутри разливается теплая нуга упоительного и редкого для Москвы чувства благодарности.


раньше:
← 19/12/2оо6
1531
городская шизнь
1o/o7/2oo7

дальше:
21/o1/2оо8 →