«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

Что ж, я снова вернулся в Москву. С книжкой про Рио-де-Жанейро Руя Кастро, несколькими зимними днями, проведенными на ЮБК, парочкой удивительных событий, еще не отстоявшихся, чтобы пытаться о них рассказать. И снова замечаю, что начинаю городскую шизнь с возвращения. Пусть в возвращении и слышится какая-то обреченность, неизбежность сил притяжения, все-таки в Москву всегда возвращаешься по-новому. Порой город можно вообще не узнать; и хотя из него всегда есть повод уехать, уехать подальше от всего того, во что почти с азартом стараешься не наступить - жизнь его избыточна. Конечно, побочных эффектов этой жизни еще больше. Когда в инструкции к таблеткам от головной боли предупреждают о возможных инсульте, поносе, мигрени, нарушении кровообращения, дисфункции печени и всего, что еще остается в теле живого, и все эти побочки, случись одновременно, все-таки дают надежду на летальный исход, что делать, если у тебя просто болит голова? Отчасти Москва - это точечно-действующее лекарство, способное напрочь лишить тебя жизни, и в этот момент ты все равно будешь улыбаться, надеясь на выздоровление. Но когда ты возвращаешься, город ложится вокруг тебя таким, какой есть, без причин и следствий, мгновением, плоским до бесконечности.

Всякий раз, въезжая сюда, я чувствую трепет, почти наркотское предвкушение дозы. Безусловно, этот город действует как наркотик - вначале ты хочешь его или он просто у тебя есть, потом ты делаешь его частью себя, и, в итоге, ты сам становишься его частью. По сути, трагическая история для почти 15 миллионов жителей - масштаб эпидемии. Но все же, наивны те, кто полагают, что признание болезни - первый шаг к выздоровлению. За последние десятилетия человечество обнаружило и научилось справляться с множеством видов заболеваний, но это никак не сказалось на количестве здоровых людей. Скорее наоборот - мы все умрем еще и по этому. Один француз, с которым мы случайно разговорились в скверике у Нотр-Дамма, глава крупной туристической фирмы и, кстати, внук балерины, танцевавшей в дягилевских "Русских сезонах", как-то легко все это сформулировал. "У меня, - сказал он, - есть возможность уехать с семьей и жить в любом городе мира, и я знаю, что Париж хуже любого яда, но проходит два или три месяца, и мне необходимо сюда вернуться, просто чтобы вдохнуть этот вонючий воздух". Я примерно представляю себе арсенал аргументов врача, но мне тоже абсолютно наплевать, что он мог бы сказать по этому поводу.

Тысячи людей возвращаются в Москву по самым разным причинам, и если у меня их не меньше, то за ними всегда скрываются одна-две, может быть три. Видеть столицу такой, какая она есть, обещая себе как можно дольше сохранять эту чистоту (или частоту) восприятия, вдыхать дерьмовый городской воздух. Затягиваться им как гашишом в марсельской подворотне, который тоннами возят из Марокко, и который доступнее, чем табак Gauloises. И, как только волосы окончательно пропитаются дымом, вдруг разглядеть в женской сущности Москвы дешевую портовую шлюху с барскими замашками, оказаться с которой в постели или в темной подворотне получается само собой, будь ты хоть гомосексуалист, убежденный девственник, сноб или активист партии "идущие вместе". Глупо признаваться такой в любви или воспевать проведенную ночь на манер французских экзистенциалистов. В такую и влюбиться-то нормально невозможно. Как женщина она чудовище, у нее набиты кулаки, а своими вульгарными и непристойными песнями и танцами может заставить схватиться за голову любого, засидевшегося в этом баре. Без сомнения, он тоже войдет в нее, причем той же ночью. Потому что у Москвы есть кое-что, присущее только ей. Эта связь - болезнь или перверсия, зависимость или может быть даже свободный выбор, но она держится лишь на этих деталях, на одном мгновении городской жизни, плоском до бесконечности, раздробленном на отдельные точки.

Друзья подарили мне на новый год несколько книг из серии "писатель и город". Одна из них, "Карнавал в огне" Руя Кастро о Рио-де-Жанейро - просто маленький шедевр. И благодаря автору и, конечно, благодаря городу. За тысячи километров от Рио, смакуешь эти ловко схваченные подробности, желания, улыбки, слабость в ногах, истории и сюжеты, песчинки на пляжах Копакабаны. Если бы не все эти детали, будничные для любого жителя Рио, вряд ли бы можно было понять, о чем и зачем эта книга. Она написана с любовью для всех тех, кто не знаком с этой обыденностью бразильского города, перед кем всякая деталь в любом случае предстанет такой, какая она есть. Наверное, мне следовало бы вести "городскую шизнь" именно так, просто описывая Москву, такой, какой удается словить ее на правильной волне, сразу по возвращении. Но на самом деле это невозможно. По крайней мере, у меня с этим городом такие фокусы не проходят. Не потому, что изумительных подробностей здесь не сыскать, отнюдь. Можно было бы описать хотя бы мой странный дом, в истории которого были патриархальные службы, и теперешняя жизнь которого рядом с Садовым кольцом больше напоминает жизнь сибирской деревушки, затерянной между таежных зон. Или же загадку соседнего двора - стол со скамьей, вечно прикованный огромной ржавой цепью к дереву под углом 45 градусов, так что за ним ни посидеть, не выпить (и это при всей любви района к уличным застольям). Просто, чтобы бесконечно смаковать все эти кунстюшки нужно действительно быть без ума от этого города, любить, не обманывая себя, восхищаться просто так. Любой прыщик на теле возлюбленной может стать предметом поклонения, ее лоно - желаннейшим из всех. Но связь с Москвой порочна с самых основ. Невозможно передать то, как красиво сплевывает портовая шлюха, описывая ее зубы со щербинкой, едва заметное движение головы, похожее на укус змеи, или то, как складываются в этот момент ее губы. Может статься главное, что придает событию бешеное обаяние - это неожиданный поворот бедра. К тому же в деталях московской жизни, на мой взгляд, нет ничего архи необыкновенного, незнакомого русскому (да и не только) человеку, по крайней мере, если не рассматривать столицу как обстоятельство места, географическую неизбежность. Не знаю, о чем думал Руй Кастро, описывая коронные блюда в ресторанах Рио, но, по крайней мере, за создание целостной картины города в тексте ему что-то платили. Но дело конечно не в деньгах и не в том, что читать записи, вроде подробных алжирских заметок Теофиля Готье, сегодня стало довольно скучно. Прелесть Москвы - в невероятном стечении обстоятельств, в связи, объединяющей даже самые нелепые и отталкивающие подробности жизни этого города. По дороге к метро я все время прохожу мимо окна, на вид совсем нового, но при этом замурованного изнутри кирпичами. Само по себе это окно - вполне сюжет для урбанистической фотографии или повод для медитации, но гораздо интереснее заглянуть за эту остекленную стену. Не затем, чтобы увидеть, что происходит по ту сторону - там магазин цветов (то, что цветы все же любят свет, делает это окно еще неказистее). Но узнать наверняка, пришла ли в голову строителя, делавшего ремонт, мысль о том, что закладывать окно кирпичами - весьма бредовая затея. Под этим окном теперь стоят мусорные баки, и однажды кто-то вынес к ним обитый черной кожей диван. Пока он не исчез, на нем спал бомж, и его сну позавидовали бы многие москвичи. Грела ли его мысль о том, что из этого окна никто не сможет ткнуть его шваброй или облить водой? Вся суть московской жизни, ее правда и неповторимость сводится к тому, о чем на самом деле думал строитель, и что снилось уличному бродяге на старом потрепанном диване. На Москву не стоит смотреть через подзорную трубу, вырывая образы из контекста и приближая их до тошноты, по крайней мере, если ты хочешь понять, почему здесь живет столько народу, почему последнее, что может остаться позади - это она.

Я вряд ли кому-то мог бы порекомендовать этот город для жизни - но, по крайней мере, как место для возвращения он один из лучших. В очередной раз въезжая в него на поезде или по трассе, ты просто глазеешь на эту махину, прожорливое чудовище, радиоактивный реактор человеческих жизней и вдруг на мгновение понимаешь, как все это работает. И тогда оказывается, что все, что здесь происходит, включая тебя самого, связано между собой невероятным образом. Быть может, остановив мгновение и имея вечную жизнь, был бы шанс проследить все эти связи. Но зачем? В прошлом году мы были на концерте Патти Смит в клубе Б2 и лишь одно рукопожатие или поцелуй отделяли меня от Хендрикса и Дилана, Дженис и Дмима. В секундном сатори, глядя на столбик километража, на котором значится уже цифра, а не число, совершенно очевидна возможность обняться с Иисусом Христом, сделав лишь шаг по любой из улиц этого города.

Вначале я сравнил Москву с лекарством, но по большому счету не знаю, от какого недуга оно должно избавлять. Может быть это просто вещество, которое организм горожанина разучился вырабатывать самостоятельно. Может быть это сплошная химия, жесткое соединение, настоящее зло, под которым люди кончают с собой. Но все это не так важно. Не важнее улыбки и желания жить обреченного на смерть, но верящего в свое выздоровление человека, сколько бы сил и времени ему для этого не потребовалось. Поэтому видеть город таким, какой он есть по возвращении - это лишь намек, выразительный взгляд, туфелька, покачивающаяся на пальцах ноги. Нажать стоп-кадр и замереть, выпить эликсир бессмертия и остановить часы - что ж, в Москве найдется, скорее всего, немало желающих. Но время слишком заметно проявляет себя в этом городе. Оно меняет очертания улиц, мысли прохожих, их внешний вид и привычки с огромной скоростью. Кажется, что здесь его почти ни на что не хватает, но на самом деле времени даже больше чем нужно. Оно заставляет тебя двигаться. И, по крайней мере, его всегда хватает, чтобы сделать еще один шаг.


раньше:
← 2/o9/2оо5
3481
городская шизнь
16/o1/2оо6

дальше:
19/12/2оо6 →