Зацепило?
Поделись!

Еще две жизни

опубликовано 04/02/2017 в 13:11

* * *

…и пока пустыня внемлет Богу,
в человеке кончается запас воды.
нечем плакать, нечем плевать
на эту жизнь.
улыбка пробегает по губам,
как след от высыхающей капли
на горячем камне.

* * *

Все снова как тогда,
Когда крестоносцы в первый раз
Взяли город.
Через неделю они ушли –
Но не далеко, в предместья.
Черная сила, вороний грай.
Там их палатки,
Палатки пустуют.
Они живут в домах у наших женщин,
Едят хлеб из зерна,
Посеянного нами весной,
Пьют наши вина
И говорят.
О чем?
О том, что у нас еще осталось.

Да, конечно,
Богатства наши несметны –
Приданное не воротишь.
Золото наших церквей,
Серебро дворцов.
Даже воины наши
Одеты в богатые платья.
Их в двести раз больше,
Чем черных врагов заклятых,
Осквернивших нашу землю
С именем Христа на устах,
Братьев наших по вере,
Бражников наших по крови.
Мы шутим друг с другом,
Бряцая доспехами дорогими.
Подмигиваем подругам.
Но нет спасенья.

Слышишь?
Замолчали предместья.

* * *

Вышибай мне мозги железным леденцом,
Я иду на войну, и дело с концом.

Мне сладки пули, люб твой жар,
Заройте меня в земляной этот шар.

Замотайте покрепче, я буду выть.
Война. Ты должен меня убить.

Прицельная нежность, стальной щелчок,
Только ты, я, спусковой крючок.

Нет ближе никого, дальше ти-ши-на.
Смерть слижет и его. Ничего. Война.

RHETORIC

Опять идут бессмысленные тесты
На право впредь не покидать тюрьму.
Смотри, ты только ставишь точку в тексте,
А текст уже не нужен никому:

Они живут на видео и звуке,
И что машинки по бумаге стук в
Глаза и уши, раз забыли руки
Дурные кракозябры этих букв?

Да, это все до одури знакомо,
Как вечной стройки пот, и потому
Ты камень замыкаешь в кладке дома,
А дом уже не нужен никому:

На небесах живут они и выше,
На дальних звёздах жнут своё жнивье,
Живые купола над ними дышат,
И дом для них - музейное жилье.

Ушли герои, рыцари, батыры,
И ты давай, пакуй свою суму.
Мечтаешь о преображенье мира -
А мир уже не нужен никому:

Давным-давно окрестные народы
На аватарках чтут своих святых,
И счастливы среди двоичных кодов,
На триггерах качаясь золотых.

Все где-то там, среди машинных логов,
Описывавших соль и куркуму.
Ты докричаться так хотел до Бога,
А Бог уже не нужен никому:

На крике, что на облаке упругом,
Он смотрит, как собаки смотрят вслед…
Не знаю, так ли мы нужны друг другу.
Здесь просто никого другого нет.

* * *

Слизывает слова с нёба большими глотками
Солнечный спирт – давай чокаться голосами,
Давай жить!
Приглашаю тебя на танец
Былинок и небылинок в моем дыханье,
Хотя готовы расхохотаться над нами
Стены, которые ты щекочешь взглядом…
Знаешь, у них есть уши!
У чемоданов есть ноги!
У денег есть смелость отдавать себя без остатка!
Только мы тут такие –
Пустая порода, виляющая хвостом
Пожилой лопате,
Заговор против нежности
И прочих хищных вещей.

* * *

Кот стареет. Он огреб люлей
От поджарых молодых зверей.

Где его четыре года? Там,
Где кусочек уха, старый шрам.

Над снежком курился метки нимб.
Пахло только самками да им.

Как прекрасен был апрельский наст!
Лишь догонишь кошку, сразу даст.

С рёвом неприятным и густым
Загонял соперника в кусты,

С рыком на подругу залезал,
Жрал мышей и птичек подрезал.

А теперь, большой и меховой,
Он урчит над миской кормовой,

Жирный отставной прелюбодей.
Эти звуки – только для людей.

Чтобы перемен не замечать,
Учится мяукать и урчать.

Шерсть его - для ласковой горсти,
Вот хуйня-то. Господи, прости.

* * *

Это было в зализанной Шосткой Юрмале
Поцарапанной грейфером кинопроектора "Луч"
Запах горячей лампы и нитроцелюлозы
Навсегда вошел в состав духов
Черно-белых прибалтийских фотомоделей

Это было в очереди за первым
И посмертным диском Высоцкого
Под завывающую пургу
Над Калининским проспектом
В нагрузку давали диск Дассена
Потому что он тоже умер

Это была вспышка памяти
Которая еще не знала
Что она память

* * *

Увесистые туши обезьян
Подламывают пальмовые ветки.
Корова жрет вчерашние объедки.
Пойду на кухню, раскурю кальян.

На воздухе из дыма и семян
Таинственно, как пленка при засветке,
Темнеет день - живая клетка в клетке,
И оплетает прошлое баньян.

Не знаю, переселяется душа ли,
Мне нравится и мой непрочный кокон,
Но мягки колесницы хинаян:

Проплыла мышь летучая с ушами,
Упал кокос – другой лежит, раскокан,
И сумрак темнотою осиян.

АвтопрОМ

Татушки-татушки
Едут к нашей ладушке,
Татушки-махиндрушки -
К ладушке-камазушке!

Фордик, фордик, выходи,
На дорожку погуди!

Все, кого не съели черви,
Заводи машину Черри!
Все, кого давно и так,
Залезайте в Кадиллак!

Татушки-татушки
Едут к нашей ладушке,
Татушки-махиндрушки -
К ладушке-камазушке!

В переулке спит Хюндай –
Ты ему по жопе дай!

Все народные машины
Одинаково паршивы,
Только наш металлолом
Говорить умеет «ом»!

Татушки-татушки
Едут к нашей ладушке,
Татушки-махиндрушки -
К ладушке-камазушке!

И машина Гели
Едет еле-еле –
На краске пупырышки,
Колеса как рученьки -
К татушке-махиндрушке,
К сученьке-судзученьке!

ПЕСЕНКА ПРО ПРАВОТУ

Если знаешь где правая сторона -
Ткни в нее пальцем, мол вот она,
Вот стоит как стена, снегом заметена,
И то солнце лупит ее, то луна.

Детский лепет растет меж ее камней,
Ткни в нее пальцем - да, так верней -
И когда она рассыплется в прах,
Увернись, чтобы камень не стукнул в пах.

Физически правое правое тело
Всегда неустойчиво до предела,
А за пределом
А за пределом
Оно, похоже, пролетело.

А если это не то, и ты в небо тык,
На гладкий камень найдет твой штык.
Пустота не прощает своих детей,
Ведь она правоты правотей.

Пустота права, и ее права -
Выстроить всех в затылок у рва,
Посмотреть пустыми глазами в щель
И скомандовать времени: "цель!"

Физически правое правое тело
Всегда неустойчиво до предела,
А за пределом
А за пределом -
Оно туда недоглядело.

Весело идти сквозь вереницу смертей -
Вот наша игра без особых затей.
Не алкается нам правоты пустот,
Кто сильней - побеждает пусть тот.

Не алкается нам, не лакается нам,
И шуршит под ногами небесный хлам:
Если знаешь где правая сторона -
Тебе или ей хана.

Физически правое правое тело
Всегда неустойчиво до предела,
А за пределом
А за пределом
Уже до этого нет дела.

* * *

Мне хочется две жизни – короткую и длинную,
Хочется две дороги – длинную и короткую,
Быструю и долгую,
С разной ценой мгновений,
Хочется две машины – глотающую все ямы
И жесткую с острым рулем, считающую колдобины,
Хочется два дома – огромный, полный друзей,
И маленький на отшибе,
Хочется юности и зрелости,
Делать невероятное – и думать о невероятном,
Изменять мир и наслаждаться миром,
Смиряться и бунтовать.
Две природы
Полные ошибок
Делают меня человеком.

ПЕРЕВОРОТ

Нежная, невинная земля.
Ни секунды пасмурного кроя.
Открывай глаза, любовь моя.
Где мы, догадалась? Это Троя.

Это наши правила игры –
Действовать напористо и смело.
Умыкнуть тебя из Анкары
Было для меня минутным делом.

Друг ракии нам сейчас нальет,
Скажет о текущей обстановке.
Черный наш гвардейский вертолет –
За конем троянским, на парковке.

О победе следует забыть,
А за старый мир не удержаться:
В Истамбуле на мостах – рабы,
И под танки мальчики ложатся.

Бой во имя мира и добра
(Что им Менелай и что Елена) –
Там расскажет радио с утра
Сказку про зловещего Гюлена,

Ведь иначе все не объяснить,
Только рвать от ярости рубаху:
Надо же моторам в небе выть,
Чтобы быть услышанным Аллахом.

Ну а тут рука в моей руке.
Поцелуй. Отложена расплата.
И кусочек моря вдалеке,
Где стояли корабли когда-то.

Скоро там доспехи заблестят,
Задрожит от танкового гула…
Завтра, верно, высадят десант,
Им часа четыре от Стамбула.

Пусть бурчит профессор старый нам,
Чтобы мы беду его познали:
Шлиман, дилетант, наделал ям,
Все слои смешал в одном отвале.

С прошлым затевается война,
Ветер дует в сторону Босфора.
Им, рабам, лишь яма и нужна –
Это он узнает очень скоро.

Нет печальней участи жреца
Тут, в провинциальном центре мира.
Приготовь затылок для свинца –
Эй, профессор, помнишь про Пальмиру?

Нежная, наивная земля.
Каждый человек – местоименье.
Выстрел учит лучше букваря
Правилу согласных повторений.

Гвардия разбита как бокал.
Длится поцелуй и сталь сверкает.
Что ж, идем в минувшие века,
Раз оттуда ветер долетает.

Мы и тем, и этим не свои.
Боги вряд ли примут нас на веру.
Смешаны культурные слои
В нашей реконструкции Гомера.

* * *

Во мне притаилось семь троянских вопросов,
И пока меня тащат в чужой город, скрипят колеса,
Смазанные слюной победителей, они стараются хранить молчание,
Шепотом меж собой говорить, не звякать мечами.

Им темно в моем чреве, скроенном наспех у моря,
Не поспать, не выпить, не покурить, не поспорить,
Цепляясь за доски этой троянской телеги.
Им бы, как говорится, только доехать.

Чужая жизнь это скучный рай ли, веселый и жадный ад,
Но есть семь вопросов к тебе – в коне у открытых врат,
И когда ослабеет праздник, и музыку сдует в степь,
Один за другим они выйдут, чтобы посеять смерть.

...Восходит солнце, дома и храмы уже пусты.
Нагреваются доски мои, сосна смоляную гонит слезу.
Я большая игрушка со смертью внутри, а ты?
Кто мной играет? В какой город меня везут?

* * *

Он умер как честный рокер, но по ошибке врача.
На небесах раздают овердозы всем за хороший трек.
Поп-королю логично прибегнуть к услугам поп-палача.
На то он король, а не человек.

Он никогда не весил больше 45 килограмм.
В детстве его лупил батяня, такой карабас-барабас.
И потом, когда усыновлял детей, большинство мадам
Полагало, что минимум – пидорас.

Он отбелил свою кожу, чтобы стать как большой ожог.
Вел себя странно. Плакал от малейшей боли.
Но выходил на сцену и жег.
Так как он никто не мог. И не сможет более.

Майкл, Майкл, – лает электрическое пианино.
Верная шавка, лунная походка.
В гитары вставляют процессоры купертино,
И цифровой становится даже водка.

Теперь попробуй в полночь водку найди.
И так же трудно уйти в эту музыку с головою…
Он писал свои песни в эпоху CD,
В них есть что-то пластиковое, но живое.

IF

Если ты думаешь, что все слова во всех сочетаниях уже произнесены, и внятны
только выстрелы,
Что по-настоящему крут лишь тот, кто способен убить,
А убийство – меньшее извращение человеческой природы, чем однополый секс,
Если ты полагаешь, что самое важное это гранитные плиты и учебники истории,
Что ты – хранитель традиций, последний бастион перед грохочущим царством тьмы,
И мечтаешь вернуть утраченное понимание истины,
Которой, несомненно, раньше люди владели во всей полноте,
Если ты готов повторить, что век вывихнут,
Но не готов вывихнуть свой мозг, как Офелия, а предпочитаешь обнажить клинок,
Если новая драма истории кажется тебе легкомысленной,
Актеры фальшивят,
И лучший твой конфидент – мертвец, и живешь ты по указке мертвеца,
И если – в конце концов – при чтении этих строк в тебе закипает яд,
Значит все в порядке,
Это гребаная старость, Гамлет.
Не требуй ее от молодых.

P.S.
Розенкранц и Гильденстерн живы.

* * *

Все просто передача ДНК
С ошибками и вывертом последним
Как вьется волос как дрожит рука
Ты мой наследник

Помимо нас помимо этих фраз
Реальной рыбы виртуальной сети
Живая сила бьет за разом раз
Преграду смерти

Ей миллиарды лет она давно
Как ни крути а смерть ее моложе
В их поединке все предрешено
А все же все же

Мы пух лебяжий меж сверхновых нор
Но нам вольно играть в «умри – воскресни»
Стотысячная метка на повтор
Другая песня

* * *

Вы получили это письмо,
Так как подписаны на рассылку
Из потустороннего мира.
Если оно пришло к вам по ошибке,
Или вы больше не хотите
Получать подобные письма,
Просто отправьте пустое сообщение
В вечность.