Зацепило?
Поделись!

Два царя

Кир и Крез

Первый родился в погребальных одеждах, принесших долгую жизнь. Он пировал с друзьями, с ними в бесчисленных сражениях проливал кровь - и после смерти напился ею до пьяна. Так говорят легенды, которые скептический Геродот отнес к самым правдоподобным. Все прочее просто повествование, не более сказочное, чем наша многообещающая жизнь. По существу, комок вечных сюжетов, вполне обрести которые тщится каждый. Киру удалось.

То, что его зовут Кир, он узнал лишь в десять лет. В пыльной мидийской деревне во время игры сверстники выбрали сына пастуха - царем. Он был хорошим правителем: назначал воинов, стражников, соглядатаев, строил крепости из песка, дома для своих подданных... Один из мальчиков, сын мидийского сановника, ослушался приказа - его высекли плетьми. С этого все и началось.

Мир в те времена был тесен - почти как сейчас. Высеченый мальчик пожаловался отцу, тот отправился в Каппадокию к настоящему мидийскому царю Астиагу - и свершилось крушение мидийского царства.

Странным взглядом смотрел Астиаг на призванного к ответу сына пастуха. Зачем-то звал одного сановника, другого, о чем-то шептался с ними, вновь и вновь вглядывался в лицо. Перед ним стоял воскресший, не умерщвленный некогда по его приказу потомок, внук. Внук, которому сновидения царя, истолкованные придворными магами, пророчили высшую власть и низложение самого Астиага. Мидийский царь, внимательный к пророчествам, сделал все, чтобы этого не произошло. Маги твердили: твоя дочь родит того, кто станет царем при твоей жизни! Что ж, он выдал ее не за мидянина - за перса. Но вновь тревожные сновидения - и Астиаг бросил беременную дочь в темницу, а когда она родила, обрядил новорожденного в погребальные одежды и приказал своему управителю Гарпагру умертвить. Казалось, все было сделано по приказу. И вот теперь перед ним - знакомые, как в зеркале, глаза, знакомый профиль...

Все открылось. Гарпагр не решился тогда, десять лет назад, убить младенца, и отдал пастуху - бросить в горах на растерзание зверям. Жена пастуха родила мертвого ребенка, а странный младенец пленил ее сердце. Вывод напрашивался сам собой.

Вот так. Сумрачно было во дворце, но Астиаг позвал магов и с деланым смехом рассказал о случившемся. Как быть, как теперь понимать пророчества? - спросил он с наигранной улыбкой. - О, пророчества бывают самыми пустяковыми. Возможно, они уже исполнились - ведь твой внук действительно стал царем при твоей жизни! - отвечали маги.

Астиаг вновь криво улыбнулся, но в душе его наступил покой. Для порядка он приласкал Гарпагра, поблагодарил за нерадиво выполненный приказ, пригласил его сына во дворец, распорядился убить, изжарить, подать отцу на ужин. Милая забава, воистину - мстили тогда со вкусом. Но говорят, что когда Гарпагр узнал, каким мясом угощался, на лице у него не дрогнул ни один мускул - это был смертный приговор Астиагу, и залог царствования его внука.

Юношу отправили к настоящим родителям, в подвластную Мидии Персию. По дороге он узнал свое подлинное имя, данное некогда отцом и матерью. Имя, от которого последующие десятилетия содрогалась Азия, четвертая часть суши, а по тем временам - почти вся. И мы его помним, Кир.


Заговор созрел за несколько лет. Гарпагр договорился с сановниками и полководцами, написал юному Киру в Персию. Кир, сын управителя подвластной страны, был готов и блистательными речами поднял персов против мидян. Астиаг узнал о его выступлении слишком поздно, когда на свое требование призвать Кира к подножию престола получил ответ: "приду раньше, чем тебе хочется".

Была всего одна битва, и то не совсем битва. Геродот справедливо замечает - "бог помутил разум мидийского царя, и он предал забвению все, что причинил Гарпагру", то есть Астиаг назначил его военначальником. В результате одна часть мидийского войска встала на сторону Кира, а другая - бежала. Астиаг едва успел в суматохе совершить последнее изящно-справедливое деяние - посадить на кол прогадавших магов, как попал в плен, а персиянин Кир стал владыкой величайшей в Азии державы. Ему было тогда всего 16 лет.

Кир сохранил Астиагу жизнь, оставив его почетным пленником при дворе. Кровавый, безжалостный к врагам Кир! Странная была у него привычка - приближать к себе покоренных царей. Как будто от поверженного врага можно ждать чего-то кроме ненависти и мести... Дважды, трижды он обжигался, раскрывал измены, и все-таки продолжал поступать именно так. А Гарпагр, верный пес нового царя Гарпагр, оскорбленный Астиагом в последние часы его царствования ("Дважды дурак! Заговорщик, ты ведь сам мог стать царем - а отдал свой народ в рабство к персам!") лишь спустя несколько лет сделался военначальником Кира, и только тогда пошел с войском, захватывая ионийские и иные города приморья Передней Азии, в то время как Кир с другим войском наводил порядок внутри страны. Отлично вооруженные, неприхотливые в пище, не знавшие еще в те времена роскоши, персидские воины в своих кожаных одеждах походили на скифов, чьи отряды сеяли ужас на здешних землях за столетие до них. Прошло всего 12 лет, и почти все окрестные племена отдались власти персов, недавних рабов мидян. Подданные боготворили нового царя, холодного и рассудительного в государственных делах и на поле брани, веселого и щедрого с многочисленными друзьями во время частых пиров. Но рядом с границей нового царства еще оставался страшный враг, серьезный противник - лидийцы...


Второй унаследовал царство на два года раньше, нежели Кир, и вовсе не в нежной юности: 35 лет - почти почтенный возраст по тем временам. Но отдельные слова, намеки и короткие истории рисуют человека нежного и задумчивого, веселого и обидчивого, подобного ребенку. Ребенку балованному и везучему.

Клио, муза истории, в нелогичных записках Геродота отдает его жизнеописанию первое место. Впрочем, первенство осталось лишь в нашей нынешней поговорке, богатый Крез. А как бы он рассмеялся!

Но богатства лидийского царя, прославившегося между тем и своим благочестием, и щедростью, в те времена были воистину несметны. Тонны золота жертвовал он в храмы Афины и Аполлона, а сам его дворец утопал в роскоши. Красавица-жена, единственный любимый сын-наследник, покорные народы вокруг безмятежного лидийского царства, отделенного от неспокойных мидян и персов полноводной рекой Галис... Что еще нужно для счастья? Ну, разве что высшее чувство, красота.

Год за годом собирал щедрый Крез в своей столице Сардах поэтов, философов, математиков. При нем всегда находился знаменитый Фалес, автор известной нам по шестому классу теоремы.

Однажды в Сарды наведался и Салон Александрийский, философ, перед мудростью которого преклонялись не только эллины. Крез ласково встретил гостя, показывал город, картины во дворце, сокровища, даже жену и юного наследника, и наконец не без умысла задал вопрос - кого философ считает самым счастливым человеком?

К удивлению Креза, Салон назвал имя безвестного афинянина Телла, прожившего тихую и незаметную жизнь. Вторым и третьим по очереди также оказались вовсе незаметные люди. Тогда Крез не выдержал и спросил напрямик, нет ли в этом перечне места для него? Салон развел руками: "Самая долгая жизнь обычно вмещается в 70 лет, то есть в 26250 дней, и каждый день несет перемены. Как можно говорить о счастливой жизни, если она не окончена?". Крез обиделся, Салон отправился дальше (в Сардах он был проездом), слова забылись. Через год нелепо погиб любимый сын Креза, а второй ребенок родился глухонемым - но царь даже в трауре не принял знака. Мрачные мысли повернули его к другому - к мести за своего дальнего родственника. Некоего Астиага, мидийского царя, низложеного десятилетие назад наглым самозванцем-персом. Империя Кира крепла, она была угрозой - и Крез решился сам начать войну.

Но прежде мудрый царь обратился к оракулу. К самому безупречному, самому безошибочному (оракулам разных городов устроили тест - что делает Крез в конкретный день и час? Победила Дельфийская пифия). Предсказание на первый взгляд получилось прозрачным: "выступай, и ты разрушишь великое царство". Крез хотел войны, Крез принес богатые жертвы богам, призвал союзников и собрал войска.

Когда все было готово, один из преданных Крезу персов, некий Санданис, попытался его удержать, говоря: "Царь! Ты собираешься в поход на людей, носящих грубую кожаную одежду и не знающих роскоши. Если победишь - что возьмешь у них? Если же победят они, и узнают наш образ жизни - мы не сможем их изгнать, и потеряем все".

Но Фалес Милетский уже изобрел способ перейти Галис, и войска вступили на земли Кира.


Кир был готов к вторжению. Он вел свое войско навстречу врагу по подвластным землям, собирая на них новых солдат, так что к моменту встречи с армией Креза силы были более чем равны. Жестокая битва, в которой погибли сотни воинов, продолжалась целый день, и ни кому не принесла победы. Но осторожный Крез, увидев воочию силы Кира, решил на следующий день отступить на свою территорию - искать союзников и подкрепление. Кир не стал ему мешать.

Была глубокая осень, и обычно все военные действия в этой части Азии на зиму замирали. Виной была погода, а может быть и многовековые традиции - Крез верил и тому, и другому. Возвратившись в Сарды, он на время распустил войско, и, готовясь к летним сражениям, направлял послания своим возможным союзникам. Между тем на лидийских пастбищах явилось несметное множество змей, и лидийские кони топтали их копытами. Крез отправил гонцов к оракулу узнать - что значит это знамение? Оракул ответил, но передать ответ уже не успел. Впрочем, достаточно было и первого, не понятого царем ответа: Крез разрушал великое царство. Свое царство.

Неспешно тянулись дни, пока однажды вечером царь вдруг не увидел под стенами города авангарды персидской армии. Кир осадил Сарды.


Четырнадцать лет продолжалось царствование Креза, и четырнадцать дней длилась осада его столицы. Город считался неприступным. Лишь в одном месте - по легенде - основатель Сард не пронес под стеной львенка, рожденного наложницей и сулившего городу неприступность, потому что этой стеной здесь была тридцатиметровая отвесная скала. По ней и забрался в город первый отряд персидских воинов, а вслед за тем началась страшная резня, в считанные минуты перекинувшаяся во дворец.

Кир отдал приказ - не брать пленных, кроме самого Креза - как бы тот ни сопротивлялся. Но Крезу было все равно. Безучастный, сидел он в своих покоях, когда в них ворвались персидские воины, и даже не поднял головы, когда один занес над ним окровавленный меч. Но в этот момент раздался незнакомый царю голос: "Человек! Не трогай Креза". Первые в жизни слова произнес глухонемой сын. И все равно - все было кончено.

Кир торжествовал. И, как полагает Геродот, его сжигало теперь любопытство - спасут ли боги благочестивого Креза? Победитель впервые изменил своему правилу - оставлять покоренных владык в живых. На главной площади Сард сложили гигантский костер, на него возвели, как на последний трон, убитого горем Креза, подожгли сухой хворост с четырех сторон, и пламя взметнулось выше домов.

И тогда Крез внезапно рассмеялся, вспомнив слова Солона о том, что никого при жизни нельзя считать счастливым, и со стоном повторил его имя.

- Что он говорит? - спросил Кир, и переводчик несколько раз прокричал этот вопрос Крезу. Наконец, поверженый царь ответил сквозь шум пламени: "Я отдал бы все свои сокровища, лишь бы все владыки смогли побеседовать с тем, кого я призываю".

Эти слова показались Киру загадкой, он подбежал к костру и стал умолять Креза объяснить их значение. Крез, которому языки пламени уже лизали ноги, еще минуту колебался, но наконец, подумав о чем-то большем, нежели собственная судьба, заговорил. Кир жадно внимал каждому слову. Когда же смысл стал для него ясен, он вдруг замахал руками, призывая своих воинов потушить костер. Но было слишком поздно: хворост горел как порох и пламя взлетало все выше, закрывая фигуру Креза и заглушая его слова...


И в эту минуту хлынул дождь.

То ли, как пишет Геродот, благочестивый Крез увидел искреннее раскаяние Кира и взмолился к Аполлону о своем спасении, то ли это было простым совпадением (что в такой истории кажется менее вероятным) - так или иначе, за несколько секунд костер погас. Крез был приведен к Киру и стал его почетным пленником - таким пленником, чьей участи позже позавидовали первые сановники персидского царя.

Подойдя к трону Кира, Крез вымолвил несколько слов благодарности, но он чувствовал - это только слова, а хотелось сделать что-то большее. Что-то большее для своего юного врага, которого надо было бы ненавидеть (он не только отнял все, играл его жизнью как кошка с мышью) - но ненависти не было. Не было в сердце Креза ненависти, когда он смотрел на родной город, в котором теперь хозяйничали персидские воины, расхищая несметные сокровища, сжигая все, что не могли унести. Произошло какое-то очищение, примирение с судьбой - то, что один эллинский философ позднее назвал странным словом "катарсис". Странные мысли, странные чувства охватили Креза.

- О чем он думает? - спросил переводчика Кир.

Крез обернулся к победителю и внезапно заговорил:

- Царь, посмотри! Ты думаешь, твои воины расхищают мои сокровища, разрушают мое царство? Нет, Кир! Это твои сокровища они уносят, твое царство разрушают.

- Почему же они разрушают мое царство? - удивился Кир.

- Царь, я знаю, что персы не привыкли к роскоши. Когда твои воины станут богаче твоих сановников, они перестанут подчиняться тебе. Но чтобы этого не случилось, и ни один не держал обиды - вели отдать все награбленное, как бы для жертвы богам. Тогда они будут еще более уважать тебя.

Потрясенный речью и советом Креза, Кир тотчас поступил таким образом. И внезапно понял, что обрел в великом враге верного советника и друга. С того дня им суждено было до самого последнего похода Кира находиться вместе, вести долгие беседы, пировать и терпеть невзгоды, а в конце одному пришлось оплакать другого, стать наставником его сына, советником его приемника. Но это случилось много лет спустя, а пока их путь лежал в иные страны, почти на край света...


Завоевав лидийское царство, Кир повернул свои войска к сильнейшей в Азии стране, в которой возвышался самый великий город многих эпох и историй - Вавилон. Его стены могли бы сравниться с нынешними небоскребами, а за ними располагались многоэтажные (до девяти этажей) дома, дворцы, парки и озера. На пути к вавилонскому царству путь воинам преградила река Гинд, и один из священных коней Кира, пытаясь переплыть ее, был унесен бурным течением. Персы относились к рекам благоговейно - как к могущественным живым существам, но Кир разгневался и остановил свой поход. Он приказал наказать реку - в несколько недель приказ был исполнен: Гинд, разделенный 360-ю каналами на мелкие болотистые потоки, перестал существовать. (Таким же образом некогда, делая переправу для войск Креза, расправился с Галисом Фалес Милетский... И если мы еще можем усомниться, кто подсказал Киру способ наказания стихии - у нас не может быть сомнений в причастности Креза к взятию Вавилона).

...И пал неприступный, готовый к многолетней осаде Вавилон. Войско Кира вошло в город ночью, во время местного праздника, по руслу отведенной в сторону реки. Несметные сокровища, по сравнению с которыми все прежние богатства царя казались жалкой толикой, попали в руки персов. Город был так обширен, - с восхищением замечает Геродот, - что на окраинах празднование продолжалось еще много часов, тогда как центр уже превратился в развалины. Сокровища можно было найти в каждом доме. И теперь подданные Кира действительно не знали ни в чем недостатка: на протяжении его царствования, и царствования его сына, персидские богатство и роскошь стали входить в поговорки. Кожаные куртки забылись, щиты и доспехи воинов блистали золотом и серебром.

Весь известный географам тех времен материк был завоеван - но яростного Кира тянуло дальше, в неизвестные варварские земли. Перед ним, за широчайшей рекой, лежало царство скифской царицы Томарес.

Кир приказал начать строительство огромного моста. Но когда он был готов наполовину, явившиеся с противоположного берега скифские воины передали царю загадочное послание царицы. Оно гласило: "Кровавый Кир! Остановись, не строй мост - это не нужно ни мне, ни тебе. Если же ты жаждешь войны - пусть грянет война. Выбирай: либо я со своими войсками отойду от берега на три дня пути, и твоя армия переправится вплавь, либо так же поступишь ты и встретишь мое войско на своей земле".

Собранные Киром на совет вельможи, не доверяя скифам, единогласно решили дать сражение на своем берегу, избежав опасностей переправы. Против выступил только Крез. Почти со слезами он обратился к персидскому царю, предостерегая от нового похода, но закончил так:

- Кир! Если ты считаешь себя бессмертным, а свое царство вечным - поступай как знаешь. Но мой опыт говорит, что удача никогда не сопутствует человеку много раз подряд. И если ты встретишь не знающих богатства и роскоши скифов на своей земле (как некогда вышло со мной, встретившим твои войска под стенами Сард), и потерпишь поражение - они захватят твое царство, но никогда не пожелают уйти из него.

Кир отверг советы сановников и последний раз поступил так, как просил его Крез. Но самого его в поход не взял. Смутные предчувствия тяготили Кира, и он попросил Креза в случае неудачного исхода войны быть наставником для своего сына Камбиса, которого он тоже оставлял на этом берегу. Одна за другой скрывались из виду лодки с воинами, наконец пришел черед переправляться царю. Говорят, что старинные враги обнялись на прощанье - последний раз в этой жизни...

Остальное, что известно о судьбе Кира, по утверждению Геродота относится к области недостоверных легенд. Говорят, Крез на прощание дал ему еще один совет, который, видимо, позволил царю уничтожить часть скифского войска во главе с сыном царицы. Говорят, что разгневанная царица поклялась напоить Кира кровью. Потом была великая (величайшая, как считает Геродот, за всю историю варварских племен) битва - и войско Кира в ней полностью погибло. Погиб и сам Кир. Царица Тамарис нашла его труп на поле брани, приказала отрубить голову и бросить в бурдюк с кровью. Говорят - так закончилась жизнь великого Кира, такую он принял смерть...

Но во главе персидской империи встал сын Кира, у трона которого неотступно находился мудрый Крез.


Спустя столетие после Геродота известный эллинский беллетрист Ксенофонт на свой манер пересказал жизнь персидского царя в знаменитом историческом романе (первом в мире сочинении такого рода) - "Киропедии". И невольно почти спутал персонажей. Там идеальный, мудрый и щедрый царь Кир наследует свое царство законным путем, рассуждает с подданными о государственном устройстве, сам придумывает военные хитрости, осторожно обходит опасности, и кончает жизнь глубоким стариком в своей постели. О Крезе сказано лишь несколько слов. А между тем именно Крез, как бы тень Кира, продолжил его жизнь - если угодно, его дело, способствуя довершению неоконченной истории.


После смерти Кира Камбис, желая сравняться в своей славе с отцом, пошел войной на Египетское царство. Крез неотступно следовал с ним. Компания прошла успешно, египтяне также подпали под власть персов...

Но Камбису не давала покоя слава отца. Мечтая подняться в своем величии еще выше, в конце концов он начал сходить с ума. Опасаясь (по невнятным предсказаниям) потерять трон, злодейски умертвил собственного брата, затем свою сестру, наконец убил даже жену, попрекнувшую его разрушением дома Кира. Находиться при Камбисе становилось все более опасно - однажды в припадке безумия он приказал живьем похоронить 12 виднейших сановников, убил стрелой из лука маленького сына своего ближайшего друга...

Уже находясь почти целиком во власти тщеславного безумия, Камбис собрал совет, на котором обратился к своим вельможам с вопросом - превзошел ли он величием своего отца? Все как один наперебой стали убеждать царя, что он куда более велик, ибо присоединил к империи Кира Египетское царство. И только Крез ответил - "нет".

В гневе, уже протянув руку к мечу, Камбис потребовал объяснений. И хитрый Крез уточнил - "У тебя нет такого сына, какой был у Кира". Эти слова спасли ему жизнь. И позднее, пытаясь остановить безумства Камбиса, убивавшего своих друзей и родных, Крез не раз находился на волосок от гибели. Но он твердо помнил последнюю просьбу Кира - и делал все что мог.

Он знал, что против Камбиса непременно созреет заговор, но на все его советы безумный царь хохотал: "И ты смеешь говорить мне это! Ты, который потерял свое царство и подговорил моего отца перейти за реку, в страну скифов!"

В конце концов, во время одного из припадков, Камбис приказал умертвить Креза. Но даже рабы, всегда беспрекословно исполнявшие приказы царя, не решились посягнуть на жизнь старика. Они просто спрятали его от греха подальше - за что потом и поплатились головой. Похоже, ни один человек при дворе не пользовался таким уважением, и такой общей любовью, как Крез. И когда припадок прошел, сам Камбис очень обрадовался, найдя мудреца живым.


Но время неумолимо шло, и в Каппадокии действительно созрел заговор против сына Кира, и началась иная эпоха, иная династия, времена империи великого царя Дария. Камбис кончил свои дни бесславно, что же касается Креза (а по всем подсчетам к этому времени он должен был стать уже глубоким стариком) - его судьба как бы растворяется в воздухе. Геродот словно забывает о нем, перенеся свое рассеяное внимание на новых персонажей, и вспоминает это имя лишь несколько раз, повествуя о драгоценностях и сокровищах разных храмов по всему античному миру - сокровищах, пожертвованных некогда богам святым и щедрым лидийским царем Крезом.

Вероятно, он пережил всех и умер в своей постели, мудрый и счастливый, как ребенок, уже не интересуясь - что сказал бы о его жизни мудрец Салон.


Торжественно и печально проходят по полям и пустыням многотысячные армии - верблюды, кони, колесницы... Пыль поднимается до неба, пылают города... Цари, воины, дети бросают вызов своей судьбе - и внимательно слушают ответ. Они вглядываются в свое будущее, но еще не знают, что им не суждено существовать друг без друга. Потому что бессвязная книга, первый труд историка, соединяет эту мозаику в нечто непоправимо целое. Но за всем слышен непередаваемый, скептический, скрипучий голос Геродота: "Кому охота во все это верить - его дело..."

А вот штука: верить больше не во что. И, значит, все правда, ибо его герои намного живее руин, скелетов и черепков. Не так ли, Кир? Не так ли, Крез?

"/>