Зацепило?
Поделись!

Между черным и белым...

опубликовано 26/01/2009 в 18:35

* * *

игра оставит игрока
и обозначит круг,
и вновь, потерянный в веках
залатывай сюртук,

как в лапу въевшуюся соль
зализывает пес,
верти на пальце полный ноль
до кости, на износ.

себя разматывай как нить
дешевого ковра,
где было так легко любить
подругу со двора,

и на котором день за днем
оставили свой след…
но ты, игрок, не плачь о нем,
насвистывай куплет.

латай потрёпанный сюртук,
вдевай себя в иглу,
пусть будет замкнут этот круг -
игрок найдет игру.

Егорьев в ноябре

в тоннелях времени хватаясь
за ускользающий момент
поэт Егорьев прорастает
сквозь толщу высказанных лет.

и лист осенний замер между
землей и веткой, светом, тьмой,
и греет вечности промежность,
и длится миг перед зимой.

* * *

тьма-цапля хвать, царапина на боку,
сколько ку напели этому сумраку,
нависли тяжелые облака,
как будто бы на века.
завари чайку, накорми собак,
вроде как был друг, а теперь как враг,
зря история, что ли, в алом соку?
значит, просто потери в полку.

знать кругом зима свои гусли рвет,
птица вдруг прерывает полет и под лед,
все пророчества сбудутся наверняка,
но покуда легка рука:
на ее тоску — карусель, карусель;
на ее метель — расстели постель;
на ее косу — точи словеса,
делай ставку на чудеса.

хотя, впрочем, не за что зацепиться уму,
je suis malade или я никак не пойму,
что заставило некого Сержа Ламу
выйти на эту тьму…
чья рука легка, пощади дурака,
не цикуту пью, не Сократ,
встали низко тяжелые облака
ангел смотрит издалека.

* * *

плюнь меня камнем, сделай своим творением,
зверем, травой, погруженным в себя подростком,
сделай меня продуктом горения,
окисления клеток, церковным воском,

брось меня на распутье, вложи вопросы,
на которые нет ответа, а есть лишь время
пробовать тысяча и единственный способ
перехода границы, преодоления,

становиться снова перед пределом,
где идет дождь или ноет тело,
не просить иного себе удела -
быть влюбленным, быть смелым.

Плач об Оке

что за глупый водевиль
за рулем
глохнет наш автомобиль
день за днем
и не слышно ничего
всякий раз
когда в пробке на его
жму я газ
поменял бензонасос
ничего
коммутатор старый снес
ну его
(правда тот час же вернул
где он был
с новым будто бы курнул
наш мобиль)
говорят, что дело дрянь,
мастера
под капот я как баран
зрю с утра
и не всякий нынче день
на оке
я бы сделал, мне не лень
но пор ке?
ты ответь мне добрый друг
как нам быть
не боюсь испачкать рук
и помыть
без машины все ништяк
солнце, гром,
и стояк, и коровяк,
вина, ром.
в карбюратор может влезть?
в бензобак?
ведь и спиться шансы есть,
если так.

* * *

У реки пороги
у людей дороги
а на севере ночь день
и на небе лишь туч тень

не охранник мордоворот
а сова у лесных ворот
на незваных гостей лупится
что за странники, что за глупости

все они по именам названы
перешепчет их монах вечером
никакой не найдет он разницы
кроме разве: мужчина, женщина…

и моргнет сова, заберет крылом
полетит во тьму леса черного
и войдут они словно гости в дом
где и в смерти нет обреченного

где упавший ствол на костре горит
согревает твердь, кровь познавшую
вдалеке монах святой крест творит
за живущего, за пропавшего

у реки водоворот
у людей тревога
разбегается народ
брошена дорога

только лис замрет, поведет хвостом
на забытый звук, человеческий
и метнется тень под забитый дом
не крестьянский теперь, не купеческий

а на севере день – ночь
и у времени есть нож
Отче наш, иже еси на небесех
Помилуй всех.

* * *

Между черным и белым, морями конечно, быстротечно и нежно осталось лето. Дорога из варяг в греки должно быть легла навечно, хотя в тех местах дорог порой просто нету. Каменная мостовая под пылью ног и столетий тянется между деревьев возрастом старше жизни: выйди из автомобиля и стань моментом, Бог знает каким мгновеньем, какой наживой.
Сова ли тебя заметит, почует ли ночью рысь, кто-то прошепчет на ухо: «брось тело, возьми мое», - время завязло в ветках, и пока ты здесь и не спишь, уже сгоревшая спичка вспыхивает огнем. До Архангельска еще тысяча километров, до юга столько же бестолковых фраз, но, пожалуй, в том, что ты здесь тоже есть смысл, нас как минимум двое, и это раз.
Как максимум - влюблены. Даже волки достают воем до Вологды из-за какой-то луны, но мы движемся не от воя, но от луны под конвоем сомнительных радиопередач в шуме средней волны (на той старой дороге все на это обречены). К вечному солнцу, к неге полярного дня, только представь как долго там ты могла бы любить меня! Небо или земля? Небо или земля? Где горизонт не поймешь без “бля”, и если стоять в полный рост, летящего ангела можно схватить за хвост… Или это рыба? И снова начать с ноля.
Между черным и белым, морями конечно, быстротечно и нежно осталось лето. Где-то в этом между я курю сигарету и вместо "какого хера?" думаю "какого цвета?". Зеленоглазая Шива танцует мне на прощанье, не обещая, не оставляя номера телефона, в такой момент должно приходить отчаяние, но она танцевала и танцевала здорово. Эй, Моррисон, Джим, я ведь тоже не знаю, где оказался когда кончилось лето. Где-то между. Францией и Китаем? Чтобы узнать, нету даже билета.
Но ведь в том, что ты здесь, тоже есть смысл. Быть здесь - это круче магии чисел, круче любого сплина, мирового порядка, круче чем утренняя зарядка. Черное море. Белое море. По той старой дороге ходила история и завязла в ветках, осела пылью, а пыль под капотом автомобиля и в грязных легких осела за тысячи лет у стольких, что стала силой. Потому в момент, когда должно приходить отчаяние, вместо "какого хера?" я думаю "какого цвета?", поскольку все мы однополчане, если верить предкам, а не в приметы.
Черная кошка с белым пятном на хвосте за девять жизней должна была побывать везде, но все же спит на моих коленях, значит осталась здесь. Желает ебаться, желает поесть. У человека белая кость и черная тьма причин думать что он здесь гость и в сущности он один… Но на древней дороге кто-то прошепчет: «брось». Брось и иди.

Универсальное

Почему? Зачем? Кто? Где? Когда? Отчего? Что? Какой? Чей? На кой? И сколько?
Какие еще вопросы?

* * *

какая вечность просквозила
в сомнамбулическом бреду,
когда шептал мне имя силы
крыжовник, выросший в саду.

и я, забыв его за слогом,
узнал почти наверняка,
о том что слово было богом...
его не уместит строка.

и ничего с ней не поделать
уйдет в тираж
и стала плоть, и было тело
и замер страж

и убегающий посыльный
меж стрелок спрячет на ходу
лишь голос: господи, помилуй,
впусти, иду.

О, да, Светке.

Ты выключишь мой компьютер
На тысячу лет вперед
Где солнце как перламутр
Закатится в свой черед
Под небом с отливом яшмы
С адресом точка ру
Он и она обнявшись
Будут играть игру

Неба стальная патока
Мне не заменит кровь,
Рифма, как знак и-краткое,
Слов отчеканит строй,
И, ухмыльнувшись этому
Вроде бы как письму,
Ты передашь сигарету
Мне одному.

Письмо

Привет, на улице плюс два,
Вода стремится стать структурой,
Вослед природе и слова
Соблазнены архитектурой.
Московский ритм, столичный саунд
Эклектика полночных бдений
Открыть, закрыть, открыть глаза
И дать на миг исчезнуть тени,
Не по Платону, не по тем,
Кто видел знак несовершенства,
А потому, что псевдодень
Оставил нам лишь признак места.

Фонарь, аптека, Блоку в бок,
Сосед блудит в подъезде с водкой,
А в сказке был бы колобок,
Мечтавший обернуться волком.
У нас хоть терем не тюрьма
Сидят за стенкой Гольмунд с Янкой,
Не дай мне Бог сойти с ума
И есть на завтраки овсянку.

Я ради слов несправедлив,
Погасло время в свете люстры,
Согревши чаю Маунталив
И Клеа обсуждают чувства.
А может насморк, холода,
И Дарли, подхватив простуду,
Бредет неведомо куда
Найти и выебать Гертруду.

"То участь всех...", таков сезон,
И я пишу о том, что осень,
И на искуственный газон
Сухие листья ветер бросил,
И эта мера красоты
У мегаполиса природы
Уже к прохожему на ты
Точней, конкретней год от года,
Как будто признаки дает
Для четко видимой границы,
Чтоб жить, где "жившее умрёт",
Но не хранить, что не хранится.

А чай остыл, и свет погас
Дешевый вирус мает тело
Я закрываю правый глаз
Чтоб выяснить, что видит левый.