Зацепило?
Поделись!

Давай!

опубликовано 24/05/2016 в 17:43

* * *

Это глупо – любить Россию, когда она не права,
Как нелепо любить девушку с дурным характером,
Да еще и дуру,
Но очень уж не по-русски, не по-мужски
Любить умную и покладистую,
Так что

А к тому же
Потом проходит время,
Умная и покладистая
Становится пошлой стервой,
Строптивая дура
Оказывается нежной умницей,
А ты, в сущности,
Не заслуживаешь ни той, ни другой,
Так что

Глупостей не избежать,
И лучше делать их по любви -
Семь раз обжечься на молоке,
Чтобы нежно подуть на воду.

Нет, правда.
Эта безбашенная страна
Сводит меня с ума.
Ничего хорошего
У нас не получится, -
Сказала она
И подмигнула.

Ух!

Потом, конечно, можно умирать
С какой-нибудь Германией
В костлявую обнимку.
Если больше не можешь любить,
Лучше расстаться.
Но без этих глупостей
И помирать как-то не интересно.

Вот такая русская ерунда.

А что?

* * *

Среднее небо средней полосы.
Не далекое, не близкое. Сиди и не ссы.
Сквозь эти облака прилетит приблуда
Из-под Монреаля. Почему-то оттуда.
Бахнет-шарахнет. Вот ты и погиб.
А земле все равно. Еще один гриб.

* * *

Черт его знает, где живет поэзия, под какой корягой,
Когда говорят «ее здесь нет» - она точно там.
«Я был младше и ставил мир по местам» - спел как-то один бродяга,
И уехал в Тибет, а мир так и стоит по местам:
Стоят поезда, отошедшие от станций на четверть мили,
То есть меньше километра, по фаренгейту ртуть,
Числительные покрываются неисчислимой пылью,
И только свист из-под коряги может ее раздуть.
Нам все объяснят, когда отгремит светозарное вече,
И будут колоть слова из проповеди на плече:
«Это не рачий свист, это голос твой человечий».
Вранье. Никто не знает, где она и зачем.

* * *

Встречаются на углу
Человек и шальная пуля.
- Довольно я пошалила -
Говорит ему пуля, –
Пора и честь знать,
И плоти отведать.
- Не спеши, шалунья,
Погоди немного,
Повиси на месте!
Расскажи, что видала,
В каких краях бывала!
- Что ж,
Ладно, насвищу,
Пока
На тебя не смотрят.
Видала я деда твоего
И отца видала,
За взрывом пороховым
Многое позабыла,
Но помню весь твой род
Длинной чередою,
Все тени да тени,
Чем дальше, тем длиннее.
- А сына моего
Не встречала по дороге?
- Сына не видала,
Сына пропустила.
- Вот и славно, шалунья,
За то спасибо.
Лети куда летела,
Делай свое дело,
Бестолковая пуля,
Будь как дома
Во мне.

* * *

В Индии полнолуние чувствуется сильней,
Чем в России, хоть те же 28 дней,
Но кроваво-красная сквозь баньян
Смотрит пристально эта хрень на меня.
И я сажусь за компьютер, молясь Ганеше и Шиве,
Чтобы интернет не упал, чтобы свет мне не потушили,
Отправить весточку в путешествие к чуду
«Я услышал (услышала)» «Я не забуду».
Это называется стихи писать. Не знаю,
Дополнительная тема для них, или сквозная,
И вообще, рассчитано все на какого адресата?
Бородат этот анекдот. А жизнь полосата.

«Не ходи к баньяну со своим баяном!» -
Так кричат обезьяны в воздухе пряном,
Птицы кувыркаются в собственном щебетанье,
И совсем не чувствуется Европы, даже Британии.
Умирать в таких местах исключительно жалко,
Месяцами не ломается даже китайская зажигалка,
Хотя собаки местные плешивы, повально вшивы
(Опять бы срифмовал с Шивой, не почеши вы),
Предметы и малые братья безгибельности алкают,
А, может быть, просто смерти не потакают,
Ведь, в сущности, даже скутер должен давно сломаться,
А все заводится с рук. То есть можно кататься.

Говорят, вообще в Индии не надо все наше «надо»,
Хотя пляжи завалены европейским адом,
Но он бродит по броду, орет и мычет,
Занося в свою природу пробел и вычет:
Ему и полнолуние - красное с перебором
(Кстати, на луне совсем не такие горы!),
И слишком много соли на волнах снулых,
И кожа слезает, и перец горит на скулах,
То есть такое вот зимнее лето.
А смерть и бессмертие тут же, где-то
Гремят, как горошины в теле хрупком,
И гашиш не погас в деревянной трубке.

* * *

Глаза соединяют тело с пыльным садом,
С налетом мотыльков из вспаханных полей,
И дом чужой, а своего уже не надо,
Смотри на смерть, подруга, веселей.

Ты будешь через день в косухе темно-красной
Песком подземных птиц шутя кормить с руки
На свете том, где быть предельно ясно -
Все тот же сад чужой, все те же мотыльки.

* * *

Может, вывезет кривая,
Обойдется без потерь?
Ничего про то не знаю,
Открываю просто дверь.
А звонок – как бесноватый,
И дыханье у замка…
Может, там стоят солдаты
Из расстрельного полка,
Или ждет повестка сдохнуть
От какой-нибудь фигни,
Обалдеть, откинуть, охнуть,
Лишь собачку потяни.
Но возможно же другое –
Не законник и не тать,
А настолько дорогое,
Что боюсь и угадать,
Жизнь секундами измерить,
Подойдя на самый край…
Будет каждому по вере.
Открывай.

* * *

Потерянное поколение в тылу как в плену
Потерянное поколение находит себе войну

Потерянное поколение себе охотник и зверь
Потерянное поколение, рожденное для потерь

Потерянное поколение, сожженные города
Потерянное повторение, что можно жить как всегда

Потерянное поколение – кто прольет так легко
Кровь на алтарь самомнения политиков и пошляков?

Потерянное поколение, жажду зла утоли
Потерянное поколение, вечный корм для земли

Пробоины в будущем времени, но воздух не выйдет весь
Потерянное поколение
Находится здесь

* * *

…А то, что дух «дышит где хочет», это нам укор,
Глядящим в звездное небо из каменных нор,
Знающим как надо любить, как страдать,
Не знающим только как умирать, где тут «ать!».
Так иди оно севером, простодушным дружком снегов
Преднамеренность наших друзей, случайность врагов,
Необычайность буднего дня на закатной волне,
Иди оно севером, иди по кругу, давай ко мне,
Блеск и боль, сладкая соль бытия за щекой,
Щепой нас несет, шелухой от праздника на покой,
И не взорвется больше запахами путь ледяной...
Побудь со мной, подыши со мной

* * *

Карман пробит одною мыслью о деньгах.
Скупое утро. Сигареты на исходе.
Шагаешь прочь. Прах попирает прах -
И чисто в человеческой природе.

Ненужный пар из ненадежных уст.
Ненужный дождь, подоблачные птицы.
Твой город и карман сегодня пуст,
И нет бухла, а стало быть, не спиться.

У нищих утро раньше чем у всех.
Бери дождем и запахом дороги.
Когда из подворотни слышен смех -
Бери хоть что-нибудь, хоть руки в ноги.

Закутайся в дырявое пальто.
Оно как море служит утонувшим,
И дохлый голубь, птичий Жан Кокто,
Соединяет прошлое с минувшим.

Давай-ка, сигарету запали.
О нас напишут во всемирном гайде,
Что нищие здесь просто соль земли.
Да, дело не в деньгах. А впрочем, дайте.

* * *

Жил да был, лески из дрянного капрона рвал,
Рыб ловил на крючок с кроваво-красным червем,
Из черной жирной земли его доставал,
Плевал, камлал, забрасывал в водоем -
То есть жил как бог, повелитель животного букваря,
Мечтая сам о куске смолы, если перевести на земной -
Чтобы плевать на прошлое из своего янтаря,
Чтобы вечно светиться для будущего под волной.

* * *

Плыви против течения любым стилем.
Не потому что первый.
Не потому что сильный.
Не потому что такой закон у водоворота.
Плыви, греби сильнее. Давай, работай.

Плыви, даже если ты не умеешь плавать.
Не потому что верный.
Плевать что слабый.
Не продлевай реке торжество веками.
Шевели ногами. Греби руками.

В этом нет смысла, но много толка.
Проплыть свое время, а не прощелкать.
Дальше посмотрим. За поворотом.
Не бойся выглядеть идиотом.

Плыви против течения сбив дыхалку.
С остервенением бей баклуши.
Всем потонувшим себя было жалко.
Доберешься до берега – станет суше.

* * *

Согласно теории поля, наша вселенная нестабильна,
То есть она вроде как пузырек от капли дождя.
А взрослые люди сидят и говорят о стабильности,
Которую они нам подарят, если мы будем слушаться.
Сумасшедшие люди, сумасшедшие разговоры.

Хлоп! Вот умер один, и вселенная свернулась.
Хлоп! Вот умер другой, и еще одна гибель миров.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! Не слушайся их, беги босиком!
Сумасшедшие люди после дождя,
Кого они хотят обмануть?

* * *

Прости, что я всего двоичный код,
Семнадцать миллиардов «да» и «нет»,
А на земле идет за родом род,
И пьет за обитаемость планет.

Утрачена тактильность бытия,
Потеряна мучительная боль.
Прости мне то, что я уже не я.
Прими в расчет деление на ноль.

Зачем в несуществующей груди
Беречь дыханье? Это западня.
Сотри ее. По скрину проведи.
Твой палец в миллиметре от меня.

* * *

Дикие свиньи с визгом разбегаются по полям
Под тропическим ливнем. Пахнет землей и сладким
Ароматом масала-чая, спелого миндаля,
Облегчением и загадкой.

Можно Индию не любить, вообще не думать о ней,
Придорожную пыль глотать, от жары колея,
Но мгновения здесь полновесней и дождь плотней –
Да и свинство повеселее.

* * *

Рожденье жизни, смерти коготок -
Почти ничтожно это узнаванье.
Когда в цепи я выключаю ток,
Я размыкаю нить существованья.
Там жизни нет, а значит, смерти нет.
Природа электронов постижима.
Но дело в том, что вспыхивает свет
И гаснет от нажима.

* * *

Это было вчера, или позавчера,
Здесь рождались миры и кончалась мура,
И бывала трава муравою.
Здесь домашние духи сидели в углах,
И совсем не боялся опасности страх
Легким облаком над головою.

Цифровые потоки не били в глаза,
Аромат источали вино и лоза,
Дольче воздух пьянил вечерами
Комариное облако под фонарем –
В этот мир мы тогда приходили живьем,
И последнее слово за нами.

Рио-риту поставишь на старый вертак -
Да, когда-то они танцевали вот так,
Кто погиб за Иркутском, за Вислой,
Но судьба справедлива, когда не права,
И до судорог в горле содержат слова
Полновесные пригоршни смысла.

Говори, говори. Бесконечный расход,
Будто жизнь без тебя никуда не уйдет,
На сетчатке твоей отразится.
Но глаза мимо смерти смотреть не вольны.
Наше мирное время - взаймы у войны,
И словами нельзя расплатиться.

Самый страшный конец – за спокойным концом.
Почерневшая дача. Под старым крыльцом
Догнивает скелет домового.
А над бездной, такой же как встарь молодой,
Дух все кружит и кружит - над черной водой,
Как игла над запиленным словом.

* * *

Наш век уходит, и очаг наш стынет.
Хоть стань святым, хоть оскверняй святыни –
В эпоху потребления глаголов
Ты просто врешь о чем-то в микрофон.

Не потому, что слово - это ложь.
Не потому, что слабо ты поешь.
Но воздух не засеян тишиной -
И пыльно в речи, как перед войной.

Я спел бы тем, кто вырвется из круга,
Вернувшим слову семена огня.
Но мы врагами будем друг для друга,
И тишина – из горла у меня.

* * *

Знает биолог чем рыба сом
В корне отлична от рибосом.

Знает гетера чем твердый шанкр
Может венчать раскрытие чакр.

Знает философ свою тупизну,
Знает разведчик как улизнуть,

Ведает мед по дуплам медведь,
А жигало – кого поиметь.

Знание с нами, знание снами –
Здание с гулкими голосами,
Знаешь ли ты свою комнату в нем,
Чтобы признаться себе о своем?

* * *

Кобылы-реки текут табун да топот копыт
Пока погонщика кнут им по хребтинам храпит
И заводною рукой кручу немое кино
Под облаками покой
И только грейфер стучит
А в жестяном коробке сухая пленка шуршит
Как это было давно

Мудрость для бедных

Раз в 50 лет выясняется, что мир заселен дураками и нытиками.
Это политика.
Спустя пол-века становится ясно, что в мире были герои, драмы и глории.
Это история.
Через столетие обнаруживается, что там были мудрецы, гении, гуру.
Это культура.
Сто пятьдесят лет, тем не менее,
Подвергают все тезисы эти сомнению.
Это проверено.
Но, согласно Пелевину,
Жизнь человека рассчитана, и смерть его хвать,
Чтобы не начал что-нибудь понимать.

* * *

С тех пор как Гуттенберг промолвил «Гутен таг»,
Со шпигелем строки соседствует эпоха,
И нет бы рассказать о каждом на принтах -
Но, кроме Библии, все продается плохо.

* * *

Глотну таблетку сомы я
Пока грызутся псы
Чтоб что-то невесомое
Упало на весы

* * *

Это явь а это тывь
Мысли быстрого аксона
Я пришел для красоты
Заглянуть во время оно
И пока оно открыто
Я горю ю говорю
На живое вита шита
С черной меткой на краю

* * *

О, сень, о, гонь, о, лень искать другое слово,
Охота пуще не, когда за далью да,
Звезда и невода, ты сам себе уловом,
Секи серпом по я, и горе не вода!
Когда бы горизонт налево был инаков,
Смертельный мир скользил на медленном листе,
Ты был бы где-то здесь, меж молотом и нако,
Но это все слова, пароли к пустоте.
Откроется она, сокровищница смерти,
Узнаешь наконец бела ли не была,
А на таком огне, в который дуют черти,
Баланда слов должна вариться как балла -
Да, газу, и мелькнут в тумане междометий
Стоглазый крап дождя и дворника весло,
А хруст при переходе со второй на третью
Окажется ясней и четче этих слов.
Дай огненную плеть заката по глазам,
И смелость до конца не бить по тормозам.

ЦЕ/ЗУРА

Мы, пленники старого ритма,
Барабанного боя своей эпохи,
Спутанного с ударами сердца,
Больше не можем дышать
Воздухом, в котором нет це/зуры.

Отмену це/зуры
Не праздновали как победу,
Не обсуждали на кухнях,
Не провозглашали с экранов,
Никто ее не крал,
Не защищал,
ЕПРСТСР!

Провал политики,
Провал экономики,
Попрание этики эстетикой,
Попрание эстетики попсой,
Попрание попсы моралью,
Морали - религией,
Подъем экономики,
Подъеб политики -
Эка невидаль.
Но вот с це/зурой
Все как-то
Не по-людски.

(Кто знает, почему
Осталось
Совсем немного
Глотков воздуха,
От которых
Вскипает кровь).

Преснея как Рок-н-рол,
Зеленея как левый марш,
Растягивая фразы
В усмешке
Горьких стихов,
Новое время
Наполняет строки
Инертным газом -
Под чужие легкие.

Вот почему
Мы так тянемся
К выдоху
В точном размере,
Хватаемся за каждый удачно
Ритмически организованный
Текст.

И все-таки -
Проклятье! -
У нас же нет других легких,
Других глаз, других мозгов.
Простите нас, инопланетяне,
И идите на…
(что уже запрещено делать
при чтении литературного текста).
Дышите глубже.

Да, вы не ослышались.
Мы, пленники старого ритма,
Посылаем вас в пешее
Эротическое путешествие
По просторам галактики.

Открыть все баллоны
С нашими стихами!

* * *

Наступают сетевые хомяки.
Против них стоят стеной броневики.
Дело Дарвина живет!
Дело Ленина - собачье!
Дело Павлова орет,
Дело Фрейда горько плачет
Третьи сутки напролет!

Наступают популярные фигуры.
Против них стоят цемент и арматура.
Мы то думали, хоть танк.
Кто бы думал, что вот так.

* * *

Люди относятся к породе
Бумаги, камня и ножниц.
Люди относятся к породе козлов,
Волков и капусты.
Всем может повезти.

* * *

Как ни пей боржом, не заваривай трав,
Настанет время когда ты не прав,
То есть ты для него - только малый кропаль,
И уже догораешь, шмаль.

Это жаль, такой аромат, приход,
А тебя уже гасят, время идет
На какой-то свой неизвестный флэт,
И вот уже времени нет.

Остается дым и утренний срам –
Вставай, расставляй все назад по местам,
Время ушло допив, докурив,
А ты еще жив, ты терпелив –

Так терпи пустоту своей не-правоты,
Слушай кантри-бубен слабой мечты -
Ты это ты, ты это ты,
Ты это ты.

Угасающий звук лишь тем и хорош,
Что за ним как дым за ветром идешь,
А что там дымило – трава, табак -
Тоже мне образ. Так.

Никакого тебя, никакого меня.
Это только те, кто был до огня,
А дымок безымянный

* * *

Говорит ротор статору:
Где твое сатори?
Не стар ли ты?
- Шел бы к такой-то матери, -
Говорит статор ротору, -
Давай, работай там,
Крути свою колоду,
Порычим, поботаем:

В катушке токи индукционные,
Тук-тук электроны, по меди щеточки,
Что-то мало ласкают поля влюбленные,
Поля магнитные мои обмоточки…

Говорит ротор статору:
Алло, на старте я!
Кручусь как сатрап в тебе
При демократии,
А не горелый ли ты,
Не пробитый ли ты?
Говорит статор ротору:
Давай, крути!

Подшипник шепотом смазку пробует,
Графит с латунью о тепле говорит…
Ах, почему они меня так трогают,
Так ласкают и бьют изнутри!

Говорит ротор статору
Орет статор ротору
Поворачивает стартер
Обороты дает
Рычит работает
Рычит работает
Рычит работает
Рычит работает

* * *

В сбитой ритмике волчьего бега,
Наступая на тени когтей,
Я несусь за хозяйской телегой
Черноглазой шестеркой крестей.

Хоть не делает солнце погоды,
Божий день не дает околеть.
Жарь, жиган вислоухой породы -
За колесами, по колее!

Ровным следом, раздавленным снегом,
Комом в горле, и чем довелось -
Мы должны пробежать и проехать,
Продышать километры насквозь.

Вы езжайте, а я буду рядом,
Успеваю, стегай и лети! -
Тонкой ниткой собачьего взгляда
Продеваюсь в иголку пути.

* * *

Звереныш мой, иди сюда,
Дай руку, лапу… Что такое?
Переводить опять года
На пропитание покоя,
На узнавание причин
Для этой песенки беспечной
О встрече женщин и мужчин -
Не окончательной, но вечной…

Клетушка солнцем залита,
И устлан глаз небесной мятой:
Ко мне крадется простота
Твоей судьбы витиеватой.
Кошачьей поступью вранья,
Тоски горячей и бесстыжей,
Из темноты другого «я»
Ну все равно давай, иди же.