Зацепило?
Поделись!

Как мы с Малларме стали любовниками?

(избранное за 2019-20 г.г.)

опубликовано 22/12/2020 в 23:38

* * *

Один говорит -
мне не хватает форм,
в гуще лесов накрывает ужас,
куда милей обработанные поля, порядок из ферм,
тянущиеся до города автобаны,
в городе на площади уличный театр даёт тысячелетнюю пьесу,
и тогда мне не страшно двигаться, дышать и неспешно любить,
все логично и будто бы подчинено разуму, даже смерть.
Другой говорит – полынные степи,
где горизонт сливается с золотым покоем,
вой красного волка за окоёмом холма, кишлаки и бараний лепет,
заброшенный полигон, могильник кочевников и тысячи вёрст на восток –
вот все моё счастье.
Третий ответит –
моя мама война,
дед портовый пройдоха – социопат,
мои координаты - биполярное расстройство пространства,
я за шизоидное расщепление пейзажей на молекулы, -
когда падают бомбы,
взрываются холодильники, напичканные снедью,
лопаются фарфоровые унитазы,
вылетают из окон лифчики и ботинки, –
только тогда я чувствую себя в безопасности.

ФРАГМЕНТ пятое небо

здесь ветви твои, arbor mundi, свистят как шрапнель, а кора в мелких дырах,
здесь громы гремят и синхронен с движением кисти на микросхеме рассвет,
в непроницаемых шлемах, в строгих имперских мундирах
вцепились рогатые шельмы клешнями в предплечья,
не говори, что выхода нет.
Мы - разные вещи. Забудь, что творим мы разные вещи:
вещуньи квокочат над страшным, графит ослепляет женщин,
магнит насилует ртуть, нефть поклоняется змею,
металл подчиняет мужчин, сера въедается в кровь,
кристалл преломляет луч, и что-что холодное зреет за запертой дверью, -
так открывается путь в ближайший из кислых миров,

* * *

Малиновый звон:
Какие разные колокола на богомолье Хельги и на молотобойне Любви, как Сибирь и Урал, как Кострома и Загубье

* * *

как зверька вылизывает пантера
и сдирает шершавым языком шерстку
перед тем как съесть,
а зверек находится в эйфории,
вместо жажды жить, боли и страха
одно сладостное блаженство,
так и мы

СТРАСТИ ПО АМСТЕЛЮ

На площадь Дам бегут молчальницы, анабаптистки - бабы голые,
Во всеоружии стоят начальники, встречают девок, управить головы,
Лови глумливую, лечи могилою, под нож блядьё, шли в царство Божие,
Но чиркнул черт кнутом огниво им, и вспыхнул флот в порту с вельможами,
Простые бургеры к святоугодникам, сцепились намертво все против всех,
Мол, голозадые пошли на подвиги, всего-то пятеро, какой успех,
Даешь достойную, еще бы сытую, да справедливую нам всем судьбу! -
Висят голландцы с башкой пробитою, прибиты намертво кишки к столбу
Висят голландки с башкой пробитою, прибиты намертво кишки к столбу

Что время - палево, а Бог безмолвие, в сосуде глиняном во мраке гной, -
По плацу Дам туристка полуголая идет и хмурится под коноплей

По плацу Дам туристка полуголая идет и хмурится под коноплей.

ПРО ЗОМБОЯЩЕРОВ

покусали?
сделайте прививку от столбняка,
выпейте вина из бузины,
позвоните старому другу,
покажите орнамент на стопе памяти,
молочные зубы в баночке на верхней полке,
млеко молитвы во рту,
родовой шрам на животе и пирсинг на соске,
есть крохотный шанс, что это еще вы,
ой, нет-нет, это уже не вы

* * *

в цвете мальвы
и карликовых вишен и алой сливы и горного померанца
и крупных колокольчиков и китайских гвоздик на шёлке-сырце, -
она ведет маленький блог о докуке и острой взволнованности -
далеко-далеко отсюда -
мужчины и женщины в одеждах, пропитанных ароматами,
схватываются в убывающую луну,
осмотрительно сдерживают стоны,
высокие шапки любовников повисли как улики на лоснящихся ветках,
на улице ветер дёргает шары за разноцветные нити,
медленно стекают росинки по острию камыша,
кто-то молча дает пощечину подгулявшему сыну,
а молодой прекраснолицый священник молится,
не зная, что им любуются из несуществующего будущего
случайные читатели стареющей придворной поэтессы

ТАНЦОВЩИЦЫ СДВИГА

Пространство босиком,
в потёмках у маленькой сцены скачет по рукам левретка
и покрикивают разыгравшиеся дети,
нет, они не участвуют в перформансах,
хотя атмосферно соответствуют,
Управление сферами тел завораживает,
посттанец то же, что антиметафора, -
прыжки, повороты вверх-вниз, смыкания и размыкания ног и рук действуют,
как сцеженный метаморфин из доек бальных свиданий позапрошлого времени...
Посттанец - это гимнастика и повторы повторы
не для экстаза, для самоосознания,
где находится актор,
где мениск актора и где разум актора,
где я актора, повтор повтор,
движение без инерции,
движение как трофей мысли без насилия красотой,
Левретка тявкает,
ребенок несёт мне печенье и трогает ракушку на кольце,
зрители расслаблены, никаких напрягов,
что делать с этой свободой - неясно, но на вкус она похожа на лёгкую испарину безбилетника, проскочившего через ушко,
швейная игла скачет, нить соединяет ткань повторяя повторяя повторяя повторяя

* * *

Зачем клён
коснулся темечка светящейся листвой
и обнял меня, а кот вылез из-под машины смотреть на объятие и тёрся о ствол, и собака села рядом под склоненную ветвь, и шесть голубей, почёсывая друг другу загривки клювиками, замерли на клёне, зорко смотря на меня, и листья смотрели на меня, и кот и собака смотрели на меня,
и я стояла, вдыхая и выдыхая в непонятном мгновении,
не проникая внутрь, запрокинув голову улыбаясь любовному прибыванию столь доступно заговорившему, оказывается это так просто феноменально ощутить взгляд
но зачем клён...

* * *

Хищный эрос лесных чащоб,
волчий гон на вмёрзших оленьих костях -
под мартовской кислотой
спой мне, Йоко, ещё разок про пёсий город,
я вспомню, как лёжа собирали чернику на звериной тропе,
как дразнили толстую змею, заглотившую жабу,
как выключали фары на скорости,
чтобы слиться в единое целое с трассой...
мне было так уютно в этих секретных местах
взламывать пароли, что начертаны красными чернилами поперёк лба

SOFT MASHINE

Никсону
Порой он так приоденется,
что на улице все надринченные герлы ему аплодируют.
Он учится ходить сквозь стены,
а его за лень ругают.
В человеке всё должно быть прекрасно, говорит он,
и серьга в ухе,
и три топора внутри.

* * *

полнолуние
заложило уши
желая быть услышанным
лунный свет
опять перестарался

* * *

оборачиваюсь
в гегельянский густой сумрак,
попадаю
под юмовский горячий утюжок,
оборачиваюсь
в тысячелетний хитин Рейха,
попадаю
в бесконечные хижины сердитых старух в низинах,
я тяжёлый смог окраин, гашишовый ингерманландский раёк,
я курортный пивной лабас,
я человек-ручей,
я ручей, что течёт поперёк тропы,
затем мощёной дороги, затем бетонки, затем автобана...

таково моё время и его послеродовая депрессия,
с письмами люблю-целую от анонимов-шизоидов,
с вирусным брожением сетевых таблоидов в крови,
с пятидесятизвёздочным ливнем над голубым Нилом
с залпами града по пустыне Синая
и суфийским солнце-клёшем под спёкшимися ве́ками подбитого лайнера.
И оборачиваюсь,
и попадаю,
только и слышно, как тяжеловесы облака,
похожие на Белазы,
роют и роют горний песок,
он идёт в расход, на склейку скелетов,
котлованы, заполняясь кровью до краев,
разом превращаются в священные озера
для исстрадавшихся болезненной любовью ко Всеблагому –

сын человеческий проснулся
и просит пить

оборачиваюсь
и попадаю...

* * *

Невозможное выбегание в средневековье,
где золото и бронза короля в изгнании
начищены до зубовного скрежета,
я держу за руку твою отходняковую тень,
схватившись, мы превращаемся в короля Артура,
в пьяные розы вагантов из Carmina Burana,
источаем и истончаемся,
московский Вергилий тащит нас дальше на праздник
через резные вратцы Пёрселла,
и отчего-то
мы превращаемся в самих себя

* * *

напевает песню про эхо прокуренных подъездов
и мертвого рэпера Тупака Шакура,
которого я когда-то переводила,
не хочет учить биологию,
и по физике у него долги,
и даже любимая химия ещё не сдана,
скрытничает и улыбается,
с утра у него планы,
как зовут его новую девушку, даже не знаю,
мне просто нравится, что он сейчас счастлив,
и правда, чёрт с этой генетикой,
она всё равно возьмёт своё

ОНА ГОВОРИТ

Она говорит - зашквар
Родительская любовь
Та ещё западня
Лучше тату из любимых комиксов на полспины и еще на руках мимимишный единорог
Лучше случайные знакомые приятели комрады
Преданные смелые бесславные индивидуалисты
Травмированные хрупкие и освежающие как крафтовое пиво в жару
ЛГБТ-активисты и панки фрики и эксгибиционисты
Придурки ударники тусовщики и хорошо причёсанная хипстерня
И все-все, кто боится родоплеменной зависимости в своей крови
только бы не быть с предками
только бы не стать предками
предкофобия и предконенависть
страхпрошлого
ненависть ко всем кто старше тридцати
даже если сами уже перешли рубеж
ненависть к предшественникам
недоверие к себе
страх себя
до блевоты и сухого хохота
взаимного узнавания

/проКРАСНЫЕ ВОРОТА/

Там, где спят бомжи, курят запретное подростки, лижутся
псы, обжимаются трехвокзальные приезжие, озираясь
на окаменевшего Мцыри, преданного
забвению, начищенного до блеска, на краю кольца,
в пазухе сатурна-паука, я росла дикаркой
как скверная трава,
не дом, а крепость звездой до неба, послевоенный
свечной огарок, хоть и не больше пикселя
с гугл-спутника, дом врастал корнями под землю,
оплетал искусственный ледник,
на леднике гремела подземка,
из красного гранита сочилась подземельная мышиная влага,
я тебе сейчас расскажу в стихах о любви, девочка, -
говорила мне старушка на переходе через кольцо,

И люди расступались, пугаясь
тонкого голоса, пепельно голубых кос в розовых лентах,
зловонных объедков для бродячих псов.
Я, школьница, вела ее на Большой Козловский,
старушку пошатывало, точно на нее надвигался ураган,
приходилось идти в ногу, вместе сжимая пакеты,
боясь просыпать косточки, пролить комбижир,
счищенный в железнодорожных столовых.
Старушка читала:
Не сменщица - смерть тебя заберет,
а моя любовь из-под земли изымет
руки глаза и рот хребет твой и стопы твои
и горячий живот твой
из множеств имён, имя твое
будет свежим как цветочный пот...
Мы стояли в темном подъезде у двери,
за дверью кто-то шевелился, тяжко дыша,
было жутковато и хотелось,
чтобы стихотворение уже поскорее закончилось...
Любовь! Любовь! Любовь!
В венах река любви и грома!
Я иду за тобой
Через чащобы и буреломы вселенных,
Да не иссякнет космос!
Да устоит мой разум нетленным!
Обрету тебя,
Досягаемого, нерушимого,
Верни мне, милостивая вселенная,
ненаглядного моего любимого,
Кувыркаюсь в темноте,
Руками шарю в пустоте,
Как дитя смеюсь во сне,
Под одеялком на Луне...
За дверью заскребли собачьи лапы,
заскулили голодные рты,
учуя пакеты,
старушка взяла меня за руку
и на прощанье коротко поцеловала в лоб.

БРИТАНОЧКА

(из Элиота Смита)

Тебе для полного отрыва
не знаю, сколько нужно водки,
не знаю сколько нужно пива
и приключений в эту ночь
но знаю, детка, на приходе,
когда за борт сигаешь храбро,
такая сила в тебе бродит,
что я готов тебе помочь

ты идеал,
ты само изящество
детка, ты хотела нахуячиться,
ты шла в загул, я за тобой нырнул

всё, что горит, мы дружно пили,
на стойке мертвые солдаты
в нас целились, да не убили, -
пусты баклажки, мы поддаты,
посуду грохнув с наслажденьем,
такой приход - вскипает мозг,
ты вниз несешься по теченью,
куда? постой,- да не вопрос
ты идеал,
ты само изящество
детка, ты хотела нахуячиться,
ты шла в загул, я за тобой нырнул

ты кто такой? – и взгляд в упор -
прощай, дебил, весь разговор, -
а! это ты? бухнем, привет, -
мозг тормозит и меркнет свет,
вопрос – ответ, вопрос – ответ,
ты точно вертишь пистолет,
а Кримсон с Кловер допевают свой куплет,
твой мост над Лондоном стоит,
неси свой бред, я сам в говно,
мозг мой уснул, лишь смерть не спит,
а ей, ты помни, все равно.
ты идеал
ты само изящество
детка, ты хотела нахуячиться
ты шла в загул, я за тобой нырнул

ТЫ ПОПАЛСЯ!

(из переводов Боба Дилана)

Чешут облака,
дождя-то ни чутка,
ворота, как капкан,
захлопнулись, пацан,
ну что же застыл как истукан!
Ты ж попался!

- Ох! Ах! я витаю в облаках
завтра ждет меня невеста
неизбежно, если честно,
мы в удобном мягком кресле
отлетаем прямо в небеса!

продал за медяк
дорожный свой рюкзак
пропал наш балабол
сел бабе под подол

Ты ж попался!


-Ох! Ах! я витаю в облаках
Завтра ждет меня невеста
Неизбежно, если честно
мы в удобном мягком кресле
отлетаем прямо в небеса!

Дудку купи
На ружьишко скопи
Скарб натаскай, детишек ласкай
Старайся, пацан,
глубже корни пускай

Ты попался!

И даже Чингисхан
не смог бы разыскать
осевших скакунов,
забывших конский круп.
Бежим скорей на холм, неважно, сколь он крут,
Одна нога там, другая нога - тут!

CUBA LIBRE

Че Геваре, Эльвире, Марии,
Сьенфуэгосу и Хосе Марти –
о невозможности острова
все наборматываю на пути, -
пречистая Дева, Мама,
боже, спаси нас, нежных,
наши руки в красном адаме по локти,
но есть твои семь о́гней надежды,
а мы - порхающие похоронные факелы,
да узрят нас твои сторожевые архангелы,
да бьет в барабан заключённый
да бьет в барабан тюремщик
да бьет в барабан рыбак
да бьет в барабан ненасытный турист,
показывающий на селфи фак
там, где начинается амнистиа терра -
синяя бездна карибского рома,
с лестницей Иакова на линии огня
во время любовного пира в холере
на волне океанического прибоя
под пято́й платиновых тельцов,
там, где свингер зло и устало
покупает на дансполе юнцов и уводит их за собой
они движутся словно черные ветви коралла,
что танцуют ни для кого

* * *

ты посмотри: лучшая инсталляция Босха со времён Второй мировой,
острые язычки как на фреске, мясные дымы домов и олений вой,
это то, что я люблю, мой дорогой внук Вельзевул, лекарство от любой печали, –
сквозь лощины и гул огня, через норы и шхеры, реки и горы, –
разве не круто промчались мы с тобой,
оставляя позади высокие калифорнийские свечи секвой в красной волчанке

М-11

идеально идет, поллоковскими мазками,
точно такой же прорезал итальянские Альпы,
в темноте за изгородью в свете фар – несколько лисиц мордами в сетку -
смотрят на рядки слонов-джипперов, рвущих скоростя…
по бордюрам - тысячи бледных отражателей надежнее крыла ангела,
точно такие же возносят нас над невидимыми норвежскими фьордами,
укрывают от депрессивных промзон Братиславы и Рура, уводят восвояси
от сливовицких снов польских деревушек,
от аистиных хуторов и кружевных городков,
в объезд и в обход, куда подальше,

потому что
автобан – это не дорога,
автобан - намордник пространства, антимикробная маска,
покров, балаклава, фиксирующий жгут,
если идти через ночь на скорости двести км в час,
откуда и куда —
неожиданно легко становится безразлично

потому что автобан – не дорога, а утилита,
здесь у земли зашит рот, обездвижены суставы, прикрыты глаза,
ни одной истории сегодня она не расскажет и не покажет,
не распознает, не признает,
путнику - не увидеть, не оглянуться, не наглядеться, не втянуть ноздрями пыльцы,
не вздохнуть, не выдохнуть, все заморожено заживо,
на скоростях

потому что
автобан - не дорога, а техника забвения,
здесь ничего не требуется, только бортовой компьютер,
а снаружи - указатели на развязках, копии копий копий,
и кажется - всюду знакомые места,
разве мы не под Кельном, знакомая заправка со спасительной кофемашиной.
Заправки превращаются в маяки, маяки помогают дрифтерам ненадолго опомниться – подержаться за бумажные стаканчики
кроме заправок остановки запрещены,
только унифицированные съезды на площадки с качелями и сортирами,
заезжая на очередную перекурить, подозреваешь, что давно носишься по кругу,

потому что
автобан – не дорога, а аттракцион,
лучшая симуляция небытия
между Питером и Москвой
он растянут вдоль густых березняков и лапотных ельников,
поверх болотных болтанок и ольхового мелколесья,
по-над шевелением остроухих лешаков и лапотворных бобровых островков
поверх бисерных речевок ручьев, над вервием речух,
рукоятями низин,
идеально прямой, симметричный, оцифрованный, он висит в невесомости,
защищенный от вторженцев из косматого космоса леса
табличка Река Кисса
табличка Река Нефтянка
табличка Ручей Новый
Автобан, совершенный инструмент автоматического письма
Табличка
Табличка
Табличка
Табличка река Волхов
Табличка
Табличка
Табличка
Санкт-Петербург

* * *

когда им ясная дула луна
позвоночники превращались в реки без начала и конца
рты покрывались корочками молочного льда
волосы искрили как высоковольтные вышки
стопы становились гранитными скалами
мускулы наливались сливовым отливом
глазные яблоки поворачивались внутрь голов
веки распускались парусами
пальцы рук удлинялись и мгновенно врастали в окружающие предметы
животы начинали кричать
задницы хохотать и катиться
легкие исторгать кислый огонь
почки поглощать белый свет
клиторы превращаться в члены
члены в крепко спелёнутых младенцев
сердца в многокамерное сердце
ухающее тяжелыми крыльями

КАРАНТИННАЯ МОЛИТВА

И та молодая рыжая наркоманочка,
делающая селфи своих красивых рёбер 6 раз в день,
неосознанно шевелящая эльфийскими ушами
и отвечающая на звонки холодным северным цоканием
И вон тот паренёк с красными руками и обветренным мозгом феноменолога,
что баюкает книги по ночам
И та, что считает говорливых барашков в пустыне нереального, от одного до пяти
И вон та, вся белая сплошь кружевная от нежности собакодевочка,
чудаковато милостливая, полуглухая и полуслепая
И та, неопалимая и быстрая, хранительница семейных историй,
в душе похожая на шкапницу с ликерами, с расшитыми бисером памятными портретами бурлескных подруг, певших с ней сильными голосами, затем пропавших
в эллингах у волооких холеных самцов
И та, ликующая воительница, суть морская бирюза и упрямый свет,
проходящая по древнему ялосу в ослепительных брызгах волн,
в цветении тайных византийских салютов
И ты, мягкоголосый и ласковый, хлопающий совиными крыльями
в тишине малосольной кухни, заставленной баночками с травами
И ты, юная летунья, послушница театра изидца-гермафродита,
бегающая по улицам с невидимым цветочным венком на кудряшках,
И тот, умирающий больной, желающий кончиться в ранне-детском видении
титёшек и щекотушек материнских рук
И ты, рачительная как Дева Мария, смешливая светёлка с серебристыми волосами, новгородскими веснухами, длинным ртом, тигриным язычком,
трепещущая на высотном радонежском ветру
И ты, раздумчивый друг, лукаво крутящий длинные пахитоски, вполглазо поглядывающий на игры полулежащих тел за необъятным столом праздников и печалей,
причин и следствий
И ты, кроткий серфер, уезжающий по весенней волне умом
за солярный символ до позднего мая
И ты, хохотунья, что танцуешь с дервишами на круглых коньках божьего дома, поддерживая безмятежность дрём всегосущего
И ты, испытатель чашуйчатых троп, что в моих снах всегда взмываешь вверх по отрицательному наклону,
И ты, что по весне собираешь в саду выпавшую росу времени филигранным черпачком, смешивая раскрашивая чернобелые слова, творя северное вино
И ты, что рисуешь иглой по телу атлас с магическим зверинцем из петергофского парка
И ты, всегда подвыпивший пятидесятилетний ребенок с крепкой печенью потомственнго алконафта, с распухшей щекой и синяком на груди от тяжелой руки возлюбленной
И ты, тайная Немо в платочке с синими зелёными и малиновыми кончиками кос, спрятанных под темную ткань
И ты, приходящий ко мне и приносящий лес падающих деревьев, точно добычу, перехваченную у зазевавшихся ангелотов-великанов
И ты, отец, поминающий наши заблудшие души в лампадно-златой пещере,
где мысленно разговариваешь с нами, поливаешь нас водою, словно мы -
нанесенные ветрами семена-узоры, прорастаем промеж страниц у тебя перед глазами.
И ты, зеленоглазая девочкина душа, остроухое пахнущее деревенской вишней сердце, тревожно стучащее по всем каналам связи, запускающее утренних пташек
в вотсап и фейсбук, в смайлах и гифках - святое величие материнской любви.
И ты, как гром и сияние молнии движущийся обоюдоостро, не убоящийся в совершенстве, пригубивший мои любовные соки, мои сгустки слов и бегущие лилии
И та, что с вами в полноте, хоть и болтает лишнее, -

Братья и сестры!
Миром Господу помолимся!

БЕЛОРУСИЯ

как беззащитны и бесстрашны наши подросшие дети,
они смотрят на войну в упор,
сквозь прорези ее черных масок и стену щитов,
в расширенные зрачки силовиков,
обнуливших присягу воина-защитника, и это особое клятвопреступление
в краях, где память как похоронный листок,
на полях крестики и каракули сирот малолеток,
подделывавших даты рождения, чтоб дотягивать до 14-ти
и идти в партизаны бить гадину
в краях, где в любую погоду
спускаются с небес хороводы сгоревших заживо деревень,
словно птицы перед грозой,
они припадают к земле,
чтоб внезапно выстрелить вертикально вверх,
заполняя хлопотанием крыльев
водянистое пространство белой Руси,
Где рыльце смерти в рябиново-вишневом соке,
где кровь не терпче дикого тёрна,
где копытце страха не крепче браги
где пчелы, сдурев, ломают жала о бетон и электропровода
где очередной августейший вздумал поохотиться на детей.
Кажется, ему еще есть на кого опереться,
и даже покрасоваться, не замечая,
как же зашевелились чащи,
как болота разинули рты,
неотвратимо

ДЛЯ ЯРИКА, КОТОРЫЙ СКАЗАЛ, ЧТО О ЛУНЕ В 21 ВЕКЕ ПИСАТЬ ЗАШКВАР

слишком золотая и подвижная, как должно, она взошла,
бессменная супермодель на бычьих спинах в пышной оболочи, услада смертных глаз,
возлюбленная сверхчутких объективов,
поедательница вспышек и жара софитов,
суть отраженный свет,
блесна и манок,
цыганский магнит, вшитый в подол, сдвигающий ум морей,
каменная марионетка, перекусившая сеть,
не рот у неё, а густая тень, рой древних пчел и стайки стрижей и легких семян,
шелестящих из центрифуги весны,
рывками, как скретч на диджейском верстаке,
она взмывает над черными кронами, соскальзывает за ветки в темноту,
но, наконец, успокаивается, зависает как паучок на собственной слюне,
единственный маяк во всей земной гавани, подающий сигналы
об отсутствии межзвездного порта,
луч пасётся по каменистым лощинам и лужайкам с непуганными рощицами,
расстояние до нее можно было бы сосчитать пеплом выкуренных сигарет,

что еще можно рассказать о ней в мае 20-го, закуривая?

вот, она надела темные очки в стиле 80-х,
но очки сползли по лицу вниз и превратились в маску.

ИЗ ПЕРЕВОДОВ ДЖОАННЫ ФРЕНЕ

1)

Все живое, теряя плоть,
принимает разные формы

Кому дано
стать множеством
кому дано
стать ничтожеством

поведал
носитель начинки
между завязью и кончиной

о (не)необходимости оставаться (ничьим)

2) Death

Как водица продлевает
Жизнь цветку, да он не рад,
Заберет себе водица
Его нежный аромат

Так и вы смотрите смело,
Проникая в суть вещей,
Пусть под взглядом увядает
Всяко сущее вообще.

3)

Страдание - тень всех страданий,
зерцало восторгов, протяженность пустых горизонтов,
гордыня мрамора и былинок, подобно ознобу и злобе,
ампутированное и сшитое,
половинчатое и влитое, изуродованное от пыток,
вездесущее и отсутствующее, -
я думаю, заложено изначально

4)

Жизнь - движение
откуда незнамо
куда незнамо
— стелется крыльями белый свет,
как в начале игры: не зря мы
воображаем, что смерти нет

но время своего не упустит
в третью осень
я зависла, сжав ручку твоей двери.
Чувствую - пусто, нет света внутри
(не встаёт, -
на новый уровень переход)

5) ВАРИАНТЫ ПЕРЕВОДА

I

Не помнит поэт
что пишет
потому что живой

да простится ему


II
не помнит поэт
что ваяет
потому как бухает

извиняйте

НЕ/ПОНЯТНЫЕ ТЕКСТЫ ИЗ ТЕЛЕФОНА

февраль-ноябрь 2020

1.

Ковидниковый период
ковидение, у тебя отсутствующий ковид,
ковидческий сон
завари мне ковид, ковидуальность
ковидрочка, ковидвинутый, ковиденциальный
ковидиум, гиперковидная сука,
думал, это коитус, оказался ковидус
ковидальня, ковидикое поле
звезда ковида
в ковидальние стра…
ковидумцы, ковидрамы, ковидео
ковидка, ковИдец, ковидЕц, ковидурка, ковидушка, ковидетка
ковидрянь, ковидрон, ковидьяк, ковидол, ковидольчики,
ковидно, совсем сковиднулся, доковидкаешься,
приходи ко мне милок, покажу свой ковидок
в незаковидные времена ну что еще? еще?

2.

Маленький персональный сталин Полонского
о тридцати томах,
Ташевский продал его тайком, разбирая общий сарай. Скорее выкинул или сжег.
Полонский напился хреновухи, запил ее розовым и вспомнил про собрание, брошенное на подмосковной даче.
- Сталин защитит нас от короновируса!
Как ты мог так поступить с нашим сталиным! А! кстати, Ташевский, где мой майн кампф.
- Какой такой майнкамф? Не было его в сарае, не было, – Ташевскиий опасливо в ответ,–
Но у меня есть доктор геббельс, хочешь привезу?
- На хер, на хер! Всех на хер!

3.

Никите
на полях аэрации
читай отчалившие панкера
мечты после смерти отыскивают металлоискателями черные археологи
сканируют улыбающиеся черепа
ты говорил мы деструктивные дети
на похоронной аватарке ганеша улыбается из пустоты
я, конечно, сегодня напьюсь, ау, друг, а ты?

4.

Спрашиваешь, что главное, какова цель
А я думаю про китов близ острова Блейк
Про увядший жасмин что пахнет перегаром
Про то, что свиристель в Англии воскобойка, а в Украине омелиха
И ветер вздул дождевые облака

5.

Моя чу
Твой че
Наши чела наши четки наши чудеса
Наши мундштуки наши задницы наши тропы
Наш звательный падеж
Наше падение тел в поднебездочку

6.

И в космопорте нет людей
Земля теперь такая глушь
Табло рождений и смертей
Прибытье душ отбытье душ
Дремучий щелкает друид
По часовой вращает крюк
У стойки бара дед ковид
С ним дед кердык и дед каюк

7. Остров Блейк

На мелком ракушечнике белые деревянные дома с крохотными садами,
в садах стоят игрушечные домики – точные копии больших,
Земля оттенка выцветшего северного льна.
Вода как блестящие новогодние шары.
И люди среброголовы или златоглавы,
узкобедры, прозрачноглазы, губы суховаты
жёсткие подбородки,
с длинными мускулистыми ногами, в обтягивающих велосипедках,
гермафродитно широкоплечи,
с внезапно мягкими вкрадчивыми голосами,
Живут в этих в домах глядя на удары мокрого ветра в укрепленные рамы,
белые почтовые ящики, белые велопарковки,
в мастерских с воротами нараспашку сохнут свежепокрашенные тяжелые лодки
и рыболовецкие сети, рельсы уходят под воду,
на кромке океана клацают клювами белые альбатросы,
дети с крупными флегматичными собаками смотрят на закат,
к западу от острова резвятся касатки, предвкушая рыбный десерт

8.

У нас на всё время есть
На все время абсолютно времени у нас есть
проснуться выпить кофе марочку съесть
заступиться за чью-то честь в комментарии под постом
изучить дзен перетереть с буддой отрастить шерсть
поговорить с котом
На все время есть абсолютно на все
пройтись под дождем перекурить
уехать стопом на юг
под ростовом перевести дыхание
лечь в пашню лицом прошептать в чернозем
здравствуй, друг!

9.

Высшая школа портовых шлюх
Факультет бродячих цирков
Университет уличных зазывал
Образование - не больше чем уподобление образу
Но и не менее

10.

на севере нам был дан знак свыше
и да! это был дорожный указатель

11.

Кимжеская паужна - еда между обедом и ужином

12.

Помни, ты, тварь подопытная,
ходить без перчаток, без маски
дозволено только богам и роботам
что в Москве, что в Дамаске

13.

Мертвые сны монохронных мужчин

14.

Ведом или ведун вадим
вадим ты непереводим

15.

В полнолуние у меня опять вырастает горб
темных инсомний
ты нарочно смахнешь пыльцу медвежьим крылом и скажешь:
ты большое простое число
в лучистый мороз деревенские сени пахнут яблоками

Да, мы живые, и как же нам повезло

16.

Мне турецкую рюйю, червонную мрiю ,
А сверху зубровку

17.

Как мы с Малларме стали любовниками?
стальное низкое небо
Что тут непонятного?
укладчик времени нелинеен
и навигация всегда немного подзависает
и это наше все:
люфт становится лифтом
скол на стене – оскалом
сталактиты пещерными лабиринтами
фиалка фракталом
где чья-то душа
срыгнула душистое молочко материнской колыбельной

Я просто спросила:
- Здесь танцуют или только бар на вынос, я правильно завязала узел,
посмотри, надежно? -
- Очень ненадежно, абсолютно неправильно, даже поразительно, -
и накрыл ртом мою тень

Точней ловко придавил, что б не сдуло, за холку вцепился:

- Еще, еще говори охуевЕл пИзда! что там еще есть у тебя хорошего?

- Хитровыебанная блядская сука

Спрашиваете, где?
На автобусной остановке под Ромолонтино
Как будто бы ничего непонятно
нищая субурбия деревянные тротуары
дальше некуда

И я спросила:
- А почему у дверей такие холодные руки?

- Ручки ты хотела сказать ручонки?

Безрукая какая-то пауза
Точнее безъязыкая

- Это кролик в мешке в агонии
ну что ты такая беспокойная русская!

Поменьше дыши пыльцой
следи за траекториями рыбок
Но до чего неизящен почерк живых
как скат я ласку люблю

- И ты жалишься
Эти твои игольчатые коготки и тонкие клыки как у котяток

- Сделать тебе укусами тату?

- На крюках коптильни эти строчки выглядят особенно нелепо

- Но до чего же изящен почерк белого моря. Особенно отлив.

- До чего длиннющие ключи
интересно посмотреть на двери

- Это не ключи это язык самописец
корабль поэма из тысяч палуб
нотные знаки молоточки удары флажки

18.

Жители Кроносборга, корчась от фантомных болей удаленных органов божьих откровений, говорят:

В любой непонятной ситуации занимайтесь сексом
Делайте хоть что-то похожее на секс!

(хотя бы пирсинг на крайней плоти
ради ярких ощущений на улице в мороз)

19

Завороженно
Смотрю как на огонь
В этой записной книжке
Строчки самостираются

20

ПРОСТИТЕ, А НАСТЯ РОМАНОВА ЗДЕСЬ ЖИВЕТ?


2019-2020