На посту
У городского порта
Равнодушный оклик сытой чайки
Рыбаки за пивом рвут аорты
Кошек разноцветных шайки
На посту кусая губы
Ветра идеальная причёска
На посту
Стыдятся боголюбы
Солнечно-разнузданного лоска
отмечена печатью бога
как улей угодив в ушат
гудит толпа единорогов
на станции «охотный ряд»...
середа, посты в глуши
эйдос найденной души
страж ликующий суровый
облака гремят воловьи
идёт сейчасье
станет под окно
развернёт счастья сукно
Яко гиацинтов запахи
С табачным дымом перехлёст
И звёзды хрупкие как запонки
Пришпилены к луне за хвост
Доколе эхо всепрощения
В пещере узкой отдаёт
Токуют тени воплощенныя
Щенячий тычится народ
Плотина сломанная радостью
Речет проточныя ручьи
Платонов платиновый градострой
Пылает в глиняной печи
Слововей
Крепким обжигом схвачено скручено
Обожение сломя голову
стегай слово своё остролучное
соловьиного дрына олово.
Око
Опояс околец покаяния,
Беспокойно предвечного около
Бьётся колокол в грудь воздаяния
Сок оков речет, летит око сокола
треплетень
угольком обведи свою тень
плыви в лебедень
хоботком бабочки стань
хохотом секунды тарань
ветер, мот, суетень уймёт
окно о конце смолчит
умыкнёшь рот у ворот
заоконный страж сломит щит
понесёшь законную блажь
нищ и наг —
ловкач днищ делает шаг
дни дёру дают в сто тьмущ
гущу кладёт в ушат
добрый ухватит куш
скачет копотью по стене
где тыща стен
теню в театре его теней
там и твоя есть тень
текучим снам почёт безвестный
на артемидовом плаще оковы вечного плюща
твердыни явственные всплески
ночные яства-арабески
кохает лакомка душа
Как на картине импрессиониста
Бог иудейский в жёлтом пиджаке
Под грохот фортепьяно Листа
Любуется работой пианиста
С дымящейся сигаркою в руке...
мни орегано
толки кореандр
в масле кипящем времени зга
солдаты с наганом, св. александр
хлеб настоящего — дня пустельга
Что-то схвачено:
Лошади скачут.
Похмелье жестокое от цикуты.
Война кончится. Живые, как дети, плачут.
Предгорный цветок распускается в три минуты.
двойники, призревшие Нарцисса
след читали, в кипь дорог глядеши,
пешие фигурки закулисья
колесили на забаву лешим
интровизация
болен ли был такой древней землёй:
дороги спешащие мокрой змеей —
слепое жало саднит
северным яром простуд, востока радикулит
в надежде на чуд…
тело скрутили надёжным узлом,
в прорубь упала девка с веслом,
тут опыт борьбы с империо зла
ещё смешнее вёсла,
великое чу,
чувство — царство причин
для таких же как я дурачин
на изгибе расхожего языка
я кроликом бегал — просил молока,
дорога цедила сколько могла —
кивала змеиная голова, плясала игла;
иго твоё многословных ветров,
не знаю, сколько раз я хотел вырвать себе язык
разрушить кров, наломать дров
долго ли коротко осознать —
тобою как чудом единолик.
прозревающее сердце: en russe
Как гомер слепое сердце
В каролингах красных вен
На свирели сумрак грецкий
вернопреданных елен
Трёхколесный род условный
Облаченный в робы град
Да смеющийся любовник
Древним солнышком богат
Херсонесский пифос ломкий
Крали щёлкали поди
И баюкали потомков
Прижимали их к груди
Млеко воздуха пестрело
Море волочилось вслед
Сердце яблочное зрело
Слепотою сотен лет.
На колени его легла без намёка на близость
Проспала сотню минут чутких всхлипов артерий у птиц
Сжимая свисток в кулаке
В нижнем саду французская знать
Собралась приобщиться
К диковатому чуду
Пробуждённая
Выйдет к роялю
наощупь сыграет
прозревшее сердце
сложения
вычтенная стихия
разобчённая громогласом
стих ли — оправы лихие
тверди тишайшие клади
спасённые красом
человека ради
воля и боль
вольность симбола:
в симфонии
сила буйвола
боль, пробитого корабля
смешная агония
сщученного куркуля
у рулевого реки
реки-вологи
тело
Что с тобой делать:
Ты живое, и это ясно —
Выя жуёт мои песенки,
микрокосма трясина и прочая жизнечастность
тесные лесенки.
Полый лист и упрямый дудук
живут рука об руку,
придёт срок — сорока унесёт мой сундук,
останется облако.
