Зацепило?
Поделись!

Хоры

опубликовано 22/10/2014 в 00:13

ВЕТХИЕ ЦВЕТОЧКИ

На ренте дом, эпикурейства
сквозные темы, жизни шоу
про блажь ружья и скуку действа, что ни черта не допишу.
Один базар, торговке свистни,
рот в пене, серый свинопас
размножился, компьютер виснет
от перегретых лярв и ляс.
То тут, то там прозрачный кто-то
смиряет плетью облака,
смеется тихо этот кто-то
в свои кузнечные меха.
В окне неспешно время кажет
на ожерелье черепа,
пропащий человек, как гаджет,
все давит из себя раба.
Гроза иссиняя, всех трахать
взывает тачка на стриту -
за покоренную мечту
жить без упрека и без страха.
…И роза богомерзко пахнет,
глотая слюни на лету.

* * *

Д.А.
о чем ты вобще, искл из правил искл
искл искл – кто их оставил, если не бог.
сатори, говорит опальный епископ,
искл божий а не итог

руби с плеч, говорит, цветы рви , милый, цви- цви,
когда человек стареет, ему не до приключений и не до любви

* * *

Вот музыка и пять утра,
На crystal ship уплыли монстры,
А я кричу тебе ура,
Ты в Питере, и все непросто,
О гранж по юности, патла,
Футболка мятая и дудка.
Не выгореть и не сгореть б до тла
Тебе и мне, таким сверхчутким.
Хелло! Хелло! Мой спящий френд,
Рассвет киряю сокровенный
Что жизнь, что сон - эксперимент,
Тотальный, ласковый, мгновенный.

Ad Victorem.

I shall ride the parade in platinum car,
My feature shall shine, my name shall be Star,
Day-long and night-long the bell I shall peal,
And down the long street I shall turn the cartwheel.
«Dance Macabre», Wystan Hugh Auden
Ты знаешь, что небесный пурпур -
из роз и золота печаль,
гудящий липким страхом рупор,
холодная, как нож, печать.
С чего бы органам покоя
радеть за слабых и дрянных?
тебе нужны свои герои
в оправах тонких неземных.
Те ж кто из мяса с костной мукой,
с горячей жидкостью внутри,
под слепоту минут и скуку
в расход идут на раз-два-три.
Они страдают и смеются,
рожают, как их не дави,
их крики ночью раздаются
сладчайшим запахом любви.
И верят будет им награда,
иное выпадет судьбой,
а ты в мерцающих лампадах
уводишь всех нас за собой.
Мы, все запреты и законы
нарушив, живы до утра,
наш смех, как бич заговоренный,
тебя сметает со двора.
Ты знаешь, что небесный пурпур
Из роз и золота печаль
Прости, наверно это глупо,
Но мне тебя скорее жаль.

* * *

Лубок лабает, караван идет,
Струятся майские туманы,
Кивнет болванщик идиот
С без-зумным лезвием в кармане.
Что правда, то едрена вошь,
Все безнадежно и сурово:
на цыпочках душе истош-
но ты цепляешься за слово.
Ни вечного блаженства всем,
еще веселого прощенья,
треск проводов из микросхем
с зловещим карликом за чтеньем.
Не монстр с зловонною губой
из детских дрем неотразимых,
безлицый шепчет над тобой,
и это так невыносимо.

СИМБОЛИЧЕСКАЯ ПЬЕСА.

Пикассо играл в коммуниста
с ленцой мэтра откладывал партийный заказ на последнюю ночь
посреди вечеринки начеркал на клочке блокнота , - а что ничего!
А что ничего! А что ничего!
Говорят товарищи, потирая ладоши, с этим голубем мы воспарим! там еще женщина с кривым ртом и толстой ногой развязно приобнимала голубку в оригинале.
Утром с похмелья убрали любовную тему из непорочного символа, такая вот была цензура.
палома пикассо палома пикассо палома пикассо палома пикассо!

на ранцах школьных затрепетала голубка с оливковой ветвью 70х
каждый советский двоечник верил –
миру мир даже америка знала!

да и в Артеке в ту пору снег видели только рецидивисты а не пионеры и пьяные грузчики,
стал мир белым и голубым белым и голубым стал ты белым и голубым общий детский сон.
послушай, франко, твои минотавры устали
минотавров твоих склевали минотавров твоих франко склевали!
даже дочь художника пикассо стала паломой а не герникой между прочим а не герникой стала палома а не герникой между прочим!

голубем матери благословляли всех мальчиков на войну

трахнули пушки красный дом бах черный дом бах белый дом бах!
Бах! в белый дом бах!
пушки бах! пушки бах в белый дом
ломали и праздновали и прыгали и летали голуби торжественно и победно думали дураки

холодное дело, умыться кровью мечтает худой минотавр, в сефиротах стабильности эйфория праведников, пальцы поигрывают на пусковых механизмах тьмы,
хочет чудище мяса, мяса свежего дайте, а то плохо ему, плохо без свежатины.
Но вот подданные преклоняют коленья- мяса приносят мяса, а сами в экстазе, пена из ртов пузырями.
А тут летят по городу оборванцы, окрыленные странствиями стихами, жалкие фрики, разноцветные обломки, ату их ату !– кричат уважаемые граждане.
Ату их ату! кричат достопочтенные отцы и добрые матери, хранители очагов.
Чужаки они дураки чужаки дураки они чужаки что вы вообще дураки тут понимаете!
Мяса ведь нужно мяса, какие тут нафиг голуби ваще!
Перед чужаками и дураками построились зеленые роботы, роботов распирает от гордости!
Какое удовольствие гнать этих гадостных тварей, порочащих доброе имя великого человека,
поскорее бы распихать отребье по чемоданам
обрывки на весеннем холоде, кому они тут чего сделают?
И разве кто еще сунется?
Кто выйдет на площадь, никто не выйдет на площадь
Разве кто выйдет теперь на площадь.
Одни только дураки.
Кто, вы - вышли на площадь? Кто, мы вышли на площадь?
на площадь, короче, на площадь
все голуби пикассо уже там!

* * *

Народ! Чупокабры украли нашу девочку!
Вот говорил нам умный один зануда тогда - добивать,
А мы побрезговали, не захотели мараться.
Плеснули водки и сказали умнику – расслабься и кайф не ломай! Ведь мы победили.
аннигиляторы сбросили в быструю воду, и пошли домой, помните?
За столько лет вообще забыли о их существовании, как выглядят, как размножаются. Разучились стрелять, разъелись, разжились, утратили чувство реальности.
И что мы теперь, и куда?
Они лелеяли все эти годы матку, свою королеву -в платиновом ложе, под гусиной периной она дремала и ворочалась, только зубы скрежетали. Она вырастила совершенное неуязвимое тело – ее войско, острые клыки сияют как алмазы, броня источает ртутные пары, от которых в детские сны поднимается ужас.
Помните, давно мы поехали на юг, как мы разбрелись по пабам как безмятежно смеялись. Как танцевали, играли словами. Как пестовали нашу свободу, диковатую и вздорную нашу девочку. Сколько молитвенных песен мы спели! Какая была девочка, помните? Забыли уж что ли? Ну, такая – веселая, с ситцевой фенькой, в джинсовых шортиках, волосы, узкие щиколотки мелькали в такт гитарному бою! Народ, давай вспоминай, это ж не сон был, наша девочка!
Они закатали ее в асфальт. Но прежде они смешали ее золотые волосы со смолой, вырезали на лице гнусные символы, заимствованные у призраков из зиккуратов. Слышите ее угасающее пение?
они вернулись, пора бы браться за дело!

* * *

И только тех карает, кто дотоле
Предпочитал свободе смрадный плен
Петрарка. «Триумф смерти» (пер.В.Микушевича)
Собаки за забором взвыли
одномоментно, как в кино-
кошмарах старых было или
во сне лунатика Генон
с французским шарфиком на вые
на синеньком таком рено…

Февральский диктор мозгоебарь
за чаевые ест говно,
и мир худой совсем не добр
есть, будет, был давно.
К чему утопии топиться,
к чему истории истцы
ждут с топорами летописцев
вся сволота и пиздецы

Тут не поможешь себе словом,
не досчитать до десяти,
ты перемолот и надломан,
и больше некуда идти.

ПИСЬМА ДРУЗЬЯМ

Вот пишу друзьям письма, письма пишу друзьям
По больницам пишу, по трюмам, по деревням…
Сияющим головам,
бушующим головам,
их гудящим сердцам,
в их храм, кухню, пьяный бедлам, в их скрытый дацан,
смотря где застанет возлюбленного чтеца
с косяком ль, босиком мое блаблабла…
бывает посылаешь одно а прилетает другое – перо птицы Руф или даже сушеная камбала.

Шлю букв пуговицы, монетки фонтанов, стружку мрамора, праздный хлам,
Улыбки, урывки, морские узлы, хриплые пазлы с мокрым воздухом пополам.
Моторные лодки, блошиное стадо, под мостами прыг-скок,
Ночь то что надо,
Всех мокрых и всех ясногласых сохрани этой ночью, Бог,
Храни для себя, для Твоих лошадей, боже храни,
Поляны, писем сочные травы, нелепиц соцветия, смешные огни,
случайных наших радостей острова:

Говорят, там изумруды цветут изумительные а не пустая какая трава.

СПб

Подступает осень. Музыка. Мусорка.
Ночь идет небелая с сексуальным пузиком.

ПАМЯТИ УГНАННОГО ВЕЛИКА

дождь кромешный, каменным градом
рухнул в Неву освежиться Вакх,
в белом пламени - то балы, то парады,
шипит порох на дырявых ветрах.
Роза севера, бронза в зеленом иле, -
при флажках и фуражках серые корабли, -
на адмиралтейском раскаленном шпиле
солнце кажется голым,
но его плохо видать с земли.
Волосы дыбом, кручу педали, за левым плечом старый бубнеж,
по тоненькой паутинке и под сандалиями не унимается та еще дрожь,
качу по Литейному, по Шпалерной прямо – налево - влет,
и затейница превращений, швея-королева
свои клейкие слюнки льет.

* * *

Мара несет своих мертвецов,
щучит сок из шершавых сосцов.

Глухие знаки выуживает на живца -
Начетчика, на чтеца.

Их оборотные прописи
ртов шевелящихся, прорези

Битых матриц, где qui pro quo -
громадьё, не значащее ничего.

Нежизнь и нетело, шелест и тлен.
несветь и нелюди, верные признаки.
…………………………………………………
хотелось кричать. потом стало лень.
Что делать, они не знают,
что давно уже призраки.

СКАЗКА ПРО УРРА И БЕГЛЕЦОВ

посв. А.П.
всякая мысль -
пыль
взметнувшаяся в луче
без света мысль
только грязь
Она говорит:

я быстрая
оборонила слово
острым углом слово проломило блюдце
удар подобен новорожденному божеству
и теперь вот качу по пепельной дрожи
на ребрах пыль в волосах ягоды клюквы
в сердце - прошлого пар
магнитная стрела неведомого
и кипяток настоящего
пар улетает к небу
магнит молится северу
кипяток плюется матюгами
свисток напевает Неаполитанскую песенку любви
где я теперь?
я в мгновенных бегах


Он говорит:

я издалека дышал
на вздохе родился
леопард по имени Урр прорычал мне секретное место
я выпрыгнул из люльки и побежал
под объятиями неба
вскипел ум
жажда в меня вошла
и нежность
я добрался до места
посидел покурил
попил из люльки реки
тут леопард по имени Урр снова прорычал мне одно секретное место
я выпрыгнул из реки и побежал под бомбами молитв
радостно открыв рот и высунув язык


Урр говорит:

моя мать с белыми змейками танцевала на празднике Предчувствия Бурь
я юношей знал десять тысяч наименований земли
я прошел воображаемый лес вдоль и поперек
я стариком и костями потом знал человеческие следы
я научил одного молиться
другого молчать
третьего мне пришлось спрятать под деревом до лучших времен
я спал я проснулся я никуда не иду но все приходят ко мне
Урр


оно говорит
что не говорит
оне
бо


она шутит
что
поймает Урра за хвост
он говорит
что
Урр шутя проглотит их если уже не
- они вооще-то в его лодке!
Урр говорит
что
только
что
над ним пролетела ракета поражать военную мишень в самое сердце мира.
но сердце давно спрятано в секретном месте и пока
что
его не уничтожили

в живом сердце -
говорит на прощание Урр
опрокидывая пустую скорлупку -
живой бог

и они побежали

когда
он и она
бегут -
в заброшенной избе вспыхивает огонек:
женщина-свеча молится о странствуюших
старуха-печь плачет о заблудших
а на деревянных небесах порхают лики
пока никто не смотрит

* * *

Брахману
Штопать вышивальщикам узор
вор трубач с чахоткой фантазер
что споешь тут им, Апполинер,
чепушилам, топай под тропой,

холодно на блататной манер
жить сермяжно жуть - и без химер,
коридорный ангел шмали, пой
грудь мою пробитую взахлеб,

трубы зазудили, братец мой,
оттрубили братцев под конвой,
без балды и бляхи только чтоб,
со свету слетают по чем зря

их горячий в испарине лоб,
воровская черно-красная заря.

* * *

божье шоу пылает в костях,
божье шоу пылает в мозгу,
божье шоу во всех новостях,
божье шоу в левом боку,
потея и прея скорее бегу:
божье шоу на том берегу,
на тех островах над дольней могилкой
божий оркестр с тромбоном и скрипкой,

куда кто спешил, к чему кто пришел,
бежим, спотыкаясь, на божье шоу!
само, точно режет пространство ножом,
восходит светило на божье шоу,
всетемная ночь сама не своя
на божье шоу летит, просияв,

и пусть, даже если мой Бог - концепт,
что ж, не мешай мне дослушать концерт!

МАРТ-ОКТЯБРЬ 14