* * *

Много поэты писали, что им не нужен никто,
Только берег морской,
Небеса, лес и сосны. Ручей обязательно рядом.
И ветер. Не слишком, чтоб ветер.

Но мне нужны люди. Их разговоры, тревоги,
Девчушка, смотрящая с вызовом, гопники на перекрестке,
Обычное дай закурить и другие расклады.

Хотя, представляя себе монастырь и спокойный его распорядок,
Усталость в ногах, раннеутреннее вставание
И пальцы, все в воске, я тоже готов понимающе улыбнуться:

Для завершения жизни сойдёт.

Кстати, вот адрес, только сегодня прислали.

* * *

Девочки с синими волосами,
Девочки с оранжевыми волосами,
Девочки с морковным волосами
И девочки с волосами естественных цветов.

Большой улов.

Кто-то из них не любит говорить нет,
Кто-то обожает говорить нет,
Кто-то уверен, что нет - это нет,
Кто-то верит, что сначала должно быть нет.

Кто-то желает немного денег,
Кто-то предпочитает позу шесть девять.

Но есть лысые девочки. Как говорят, -
Это особый разряд.

* * *

Если ты полупОляк, среди твоих друзей будут преобладать пОляки и евреи,
если танцуешь твист - любители твиста,
но ты обычный парень из несуществующей Мангазеи,
где по полгода зима, и поэтому чисто.

В этом городе у тебя двадцать четыре подруги
уже почти шесть столетий летают большими кругами,
они не знают, что есть земли на Западе и на Юге,
о Севере и Востоке былины слагают.

Через кар-пересвист алфавит особого рода,
Только нечисть в лесах грамоте учится плохо,
Сплавляясь по рекам, плывет в океан свобода,
Сплавляясь по небу, уплывает к Богу эпоха.

Скажи Марина - свет - Ниловна, как это, слыть орлицей?
Скажи Наталья - свет - Львовна, - кто птице-то путь укажет?
Какое столетье приснится? Святого или провидца
Уведут похмелиться на утренней страже?

Если был бы ты пОляком, вечно б стремился к Югу,
был бы евреем, тосковал бы о Йерусалиме.
Вряд ли есть кто-нибудь, кто поставит себе в заслугу,
что вопреки логике крови ты не с ними?

Наверное, где-то в Мезени сидит у огня Личутин,
наверное, где-то в Архангельске бабка вяжет на спицах.
Заклятие спало - оказался ты на распутье
и повернул туда, где случилось переродиться.

* * *

От Алма-Аты до Нью Дели ближе, чем до Москвы,
Можно затеряться - так далеко,
Спрятаться в горах, накуриться травы,
Небесных кобылиц пить пряное молоко.

Они имеют в прицел почти любого, кто может встать -
Личные данные, анализ крови, пристрастия в любви -
Для них ты приобретатель или безумный тать,
Все равно, чужие они или свои.

Так что просто вали - выкинув телефон -
Туда, где тепло, где пляж, где девицы встречают рассвет,
То есть отсюда - вон, за гОру, за небосклон,
В другую программу, в следующий эон -

Ибо в нынешней разблюдовке подобной опции нет.

* * *

Если снег - неизбежно с дождем,
Если память - опять неотвязна.
По привычке на улице грязно,
Мы с собакой сквозь время идём.

Вот она чёрно-белая, вот
Восхитительной волчьей окраски,
А вокруг Новый год, лица, маски,
Гражданин имена продает.

Ухмыляясь, стоит на углу,
Предлагает - Марина, Наташа,
Николай, Александр. Где ваше?
Что томитесь? Входите в игру.

На дворе ни пойми какой век,
Скрип колес, офицеры и бляди,
Приторговывает человек,
Чтоб других не просить Христа ради.

Всякий нищий и всякий богач,
Раз по времени тело влачится.
Но река под названием Плач
Солона, тяжело утопиться.

* * *

Алло, война, как у тебя дела,
Ждёшь прогуляться, ищешь себе юнцов,
Кровоподтёки зажили иль замазала добела?
Есть парни, которым ты нравишься любою в конце концов.

Все надежды у них и все планы связаны лишь с тобой,
Они, уткнувшись в экраны, готовы уже, молодцы.
Нажать кнопку play, чтобы случился последний бой,
И тут же войдут в игру историки и певцы.

Крутобедрая ты, и умеешь крепко держать в руках
Приводные ремни наших истин, наших сомнений и снов,
Сестрёнка твоя отвага и твой названный братец страх,
Они кружАт точно птицы поверх непокрытых голов.

Заждались многие, давай уже, детка, давай, давай, не томи,
Ведь не ты эту шарманку крутила десятки лет,
Зато ты хорошо умеешь управляться с людьми,
Несколько движений, и их уже нет.

И снова московское

Он звал ее в Испанию, а умер в Иркутске,
Она поставила свечку на Антиохийском подворье,
Был бы сейчас Нифонт, было бы утешение,
Но какой там Нифонт? При чем тут эти воспоминания?

Он говорил: все времена существуют одновременно,
К сожалению, такая версия не подтвердилась,
После двух журналистов и одного поэта
Никаких идей о продолжении истории.

У памятника Абаю она закурила,
Было дело, здесь, в Джалтаранге, люди пили кофе,
Потом сидели, болтали на скамейке у пруда
Или шли трахаться к друзьям на квартиру,
В крайнем случае, в дом номер 12, на теплый подоконник.

Не стоит забывать, она тоже бумер,
У нее когда-то был бумер, зелёный, пятерка,
Ещё с акульей мордой, если кто помнит,
Разваливающийся, совсем ржавый.

Она хотела прилететь к нему в Иркутск надолго,
Он жил в районе частных домов, недалеко от центра,
Купцы из Кяхты, торговали чаем,
После советской власти удалось выкупить четверть семейного дома.

Что ей помешало? Газета, премьеры,
Эпидемия, которая увеличивает расстояния,
Младший сын в одиннадцатом классе, умирающая мама,
В Испанию она бы с ним в любом случае полетела.

Надо зайти в непафосное заведение,
Выпить шотов, пролистать ленту, привести себя в порядок.
Опять пошел снег. Бульвар заметает.
Этой зимой ни одной оттепели.

Памяти Е.П.

Было иль не было, только теперь не забыться,
Татуировка надёжней, чем платье из ситца,
Мало ли что этой ночью подружке приснится,
То она птица, то ящерица или волчица -
Мутное время для бражника и очевидца:
Надо сказать, остоп...здели скорбные лица.

Пир тощей смерти как начался - длится, и длится,
Выхватит, сплюнет, и ахнешь - так это ж сестрица,
Рядом братишка, и впору в истерике биться,
Смерть не искусница, но какова мастерица! -
Надо ж такое придумать - с балкона свалиться,
Спиться, забыться, разбиться на радость врагу.

Повеселее! Хотел бы. Пока не могу.

Памяти С К

Убегая от прочного тыла,
Можно забыться и пропасть,
Все, что с тобой происходило,
Не более, чем часть
Общего стремления вырваться из обихода
Перетекающих дней.
Если так оплачивается свобода,
То и шут бы с ней.

Теперь назовут тебя бабочкой, упрекнут в пристрастии к риску,
Соберут переводы, издадут стихи,
Даже не представляя, как это по-буддийски -
Не отвечать на звонки.

* * *

Высоко
Слышим голос ветра.

Здравствуй, ветер! - говорю.

Они в тревоге спешат в укрытия.

Несёшь ли ты голоса мертвых? - говорю.

Они в ужасе забиваются в норы.

Хорошо с тобой, - говорю.
Холодно.

И просыпаюсь
В поту.

Два в одном

1

Человек ык прёт напролом,
Всё ему по делам, иногда ему поделом,
Лишнее думать в лом, забытые люди - хлам,
Новые - аэродром к неизвестным мирам.

Человек ой думает - я живой,
Хоть не такой боевой, чаще всего под травой,
Вчера у меня был секс, но сразу за этим страх,
Хромает неловкий текст о тридцати трёх мирах.

Человек чур решает, что все кошмар,
Жизнь - время на перекур, солнце - ебА#ый шар,.
Конечно, есть сердца срыв, есть на плечах голова,
Но когда кончится перерыв, придут другие слова.

Человек ип лежит, считает котят,
В наушниках его Фрипп, в крови его опиат,
Все, чего он достиг - улыбочка в темноте,
Турка с черной жидкостью на плите
И вечный речитатив.

2

Когда за нами придут,
Будем ли мы все тут?

Думай своей головой,
Ждем родителей или конвой?

Если вглядеться строже -
Это одно и то же.

* * *

Не хочется писать текст,
хочется подпевать в такт.
Дура, конечно, leх,
что-то со мной не так.
Желаю ограбить банк,
в кармане найти бонг.
Не хочется водить танк
и голосить в гонг.
Куда ты идёшь, мой лес,
куда желаешь дойти?
Если ты - до небес,
нам с тобой по пути.

Процарапав корнями дно,
приляжем и отдохнём
где гнездится Оно
и зацветает Ом.

* * *

В деревне под Устюгом в конце 70-х ещё не старая, как я теперь понимаю, женщина - говорила:

Как пошла война, раз в неделю, редко когда раз в две,
Приходила похоронка.

Нам исполнилось лет по 12, голодно-то у нас не было,
И мы думали: смерть - это о ком-то из другого, взрослого мира.

Сначала пришла на Вовку Пряхина, с ним старшая моя сестра Верка целовалась у школы в мае,

Потом на Серёгу соседа, с ним гуляла Таня, бабушки Кати младшая дочь,

Потом на Николая, он нравился мне, но я была малАя.

Вспоминаю все чаще этот разговор,
Когда листаю ленту в соцсетях.

* * *

В пустоте ли, с разговором
живет ворон, правителем или вором,
не поёт хором, не ищет хором,
по ночам к нему приходит Харон.
Кладёт вёсла, называет числа,
статистика, говорит, давно провисла,
со времён позднего Средневековья
творится что-то странное и воловье,
напоминающее тягло, чужой оброк,
явно не то, чего хотел королёк.

Птичка малая и смешная,
порхающая между нами,
когда мы глубОко у Бога спим,
за космосом, который не уязвим
для всёпожирающей энтропии,
жаль, её к сроку не оскопили.
Разинутый рот и её чрево –
для некоторых род еженедельного подогрева,
туда уходит всё, что мы любим,
наша постель и наше небо,
перетекающие в нас люди.

Так переворачиваются представления
о необходимости объяснения
для перемещения лодки, дырявой и дорогой
с одного берега на другой.

Это отдельная ниша – его ноша,
слёзы наши и сопли – манная каша,
то, что мир по замыслу был хороший,
свидетель хаос, вина не наша.

C финикийского

У нас все ждут войну. Говорят, она будет последней. Поход Ганнибала возвели в государственный культ. Мне это не нравится. Совсем. В конечном итоге мы тогда проиграли.

Конечно, у нас тут своя колонна предателей. Они бы уже сейчас бежали в Рим. Но кому они там нужны? Римлянам они нужны здесь.

Конечно, мы потеряли Испанию и другие территории. Теперь и сам Карфаген под ударом.

Конечно, у нас уже нет ни Ганнибала, ни Гамилькара Барка. Ни тех солдат, ни тех слонов.

Конечно, их историки сделают все, чтоб забыть наши стихи. И песни. Расскажут, что ничего достойного мы не создали. Зато приносили в жертву первенцев и поклонялись золотому тельцу.

Все это будет. Но пока сложим ещё несколько песенок, устроим несколько вечеринок.
Будем танцевать и любить друг друга.

А потом встанем и встретим смерть, как подобает сыновьями и дочерям великого города, владевшего когда-то половиной мира.