* * *
Калейдоскоп окраин,
Египетская вязь,
Идет домой хозяин
Пошатываясь.
Хозяин всей вселенной
Любых поместий пан,
Адам идет нетленный,
Немного пьян.
В мозгу его немало
Соображений есть,
И жажда идеала,
И воинская честь,
Любовь к одной красивой,
Увиденной вчера,
Тревога о России
И прочая мура.
Ему так объяснили,
Что это ерунда,
Из ящика витии,
Чужие господа.
Пежо и Мицубиси,
Мол, жребий твой таков,
Заоблачные выси —
Для разных мудаков.
У Ванина квартира,
У Лукиных еда,
У Таньки из сортира
Не каплет никогда.
А что святой Егорий
Зовет, едрена вошь,
Поедешь ты на море,
У моря отдохнешь...
* * *
Я зашел в интернет прогуляться,
Вижу много знакомых имен,
Тут паяц, там какая-то цаца,
Фараон, махаон, легион.
Все слова я найду, все отличия,
Ничего не укроется, нет,
И подружка с искусственным личиком
Виртуальный устроит минет.
Ни кривляться не надо, ни плакаться,
Чтоб барахтаться в этой сети,
Как зверьку, обещают нам лакомство,
Если будем сидеть взаперти.
* * *
Не качество и не количество,
не пустота, не чарованье,
дней обнаженных электричество,
привыкшее следить за нами.
Ты в голос, а другой — вполголоса,
тебе — по роже, он пожиже,
и прелесть золотого колоса
воспринимает как поживу.
Дружина, отложив сражение,
о лучшей участи хлопочет,
и к истине телодвижение
пронумеровано. Над ночью
висит набат глухого хохота,
высокий голос подвывает...
Хирург навскидку время штопает,
сшивает сны и расставанья.
* * *
Звенели проемы и пели проебы,
и тьма по районам сгущалась до злобы.
Чморили цыганок, ценили ухабы,
от кислых сигарок не кисли хотя бы…
И цокало время у нас за спиною:
таким — лотерея, а прочим — зимовье.
Поежась, разнежась, то в юрте, то в чуме,
от денег разъезжих до Божьего чуда,
от давок и девок до Божьего жала,
чтоб спесь отлетела, чтоб сила сдержала
до векаскончанья, до светозатменья,
на чахлые частности — путы забвенья.
* * *
Памяти Владимира Шухмина
Описывать двусмысленную ситуацию: закат, рассвет, выкуренные сигареты... Обознаться, никого нет, в городе лето. Обернуться: дождь, тьма, осень, зима, весна... В исподнем стоят дома, как собственные ногти, рассматривают времена. Подрагивают верхними этажами, подумать только: мы жили, жили, враждовали, лажали, сопротивлялись режиму. На лестничных пролетах тьма, никого, только красноносый от слез и вина, раскачивается сошедший с ума, насвистывает выпавший из окна.
* * *
Мне не на что надеяться, поскольку
и я осколок, и судьба — обмылок,
с вещами — не на вечную попойку,
не власть над миром,
но где-нибудь, на острове Шайтане,
средь океана, красными губами
вышептовать молитву Далай-ламе,
высвистывать мелодию прощанья…
нет, не за этим я сюда ходил…
Из писем Николаю Ньоллю
1.
Писать — не писать, было б жить о чем,пустота за левым твоим плечом,
за правым ангел, впереди — путь,
не забудь закурить и вокруг взглянуть
вот идет красотка, юбка ее коротка,
такую видно издалека,
улыбается чему, наверное своему,
но может быть и тебе, так что быть по сему,
подойди, скажи деточка, вы куда,
прогуляться со мной не составит ли вам труда,
попить кофейку, попить винца,
а может и поглядеть на мово молодца
она усмехнется и ответит: паренек, эх-ма,
не сошел ли ты, мил друг, с ума,
хочу от армани шляпку или достать до звезд,
к тому ж нынче пост,
а впрочем пойдем пройдемся отчего не пойти,
у меня свободное время есть до шести...
2.
Против печали всегда есть средство, и не одно,напрашивается: вино, или там, кино,
но я скажу густая горячая кровь,
и рифму даже не стану сюда добавлять. Покрой
нашей жизни изящен, но требует искусности в волшебстве,
не то, чтоб воду — в вино, но хотя бы небо — в траве,
трассу на юг, прочерченную на восток,
после секса — глоток, после стиха — восторг...
я не умею никого утешать, чур меня, чур!
да и в наших отношениях это необязательный перебор,
но после всех отстроенных кур,
когда прожиты шуры-муры, аревуар, бонжур,
отступает сон, рассеивается сюр,
распахивается простор...
3.
Развести травести на амур чересчур, ей сказать оревуар вместо всех бонжур, подтянуться к востоку, к восторгу лицом, не бояться быть молодцом......это юная доля как в поле мяч, это время любовей, хоть стой, хоть плачь, за тобою позднее придет расчет, так что щелкай ее, лотерею. Чет или нечет там — все равно одно, оправдаться нечем, ты влип давно...
4.
Не кино и не казнь, а строка, строка,отвлекай — привлекай, я был пьян слегка,
слегонца улыбка на пол-лица,
она выдавала меня, подлеца.
Девка на выданье, косая сажень в плечах — мужик,
я отслужил, а другой заслужил вина,
над лесами, морями, долами — вжик! —
просвистел, пролетел, пропел свое, старина.
Истоптал железные башмаки и медные истоптал,
Явился в серебряную страну, сделал там привал,
Красотку Марью исцеловал.
Живого места на ней не найти.
Она истомой полна, влюблена, пьяна,
Ждет — не дождется, чтоб ночь темна,
Своего сужденого, возлюбленного, мэна,
А он с утреца в пути.
В золотой стране его гибель ждет,
А он не знает о том и поет,
Он спешит туда, идиот,
И его не остановить.
А Марья, Марья сидит у окна,
Хороша — алый мак, но уже грустна,
За окном — туман, не видать ни хрена...
Он еще жив-здоров, весел вполне, а она
Уже начинает выть.
В начале 80-х...
После завтрака худогоТы шагаешь налегке,
Два свиданья в полшестого,
Рупь с полтиной в кошельке.
Отстрелявши сигарету
Говоришь одной: постой,
Ты куда? в метро? одета?
Лучше ведь лежать раздетой
Где-то в заросли густой!
У нее есть рупь в кармане,
У тебя веселый взгляд,
Значит, завтра вы в Рязани,
В среду где-нибудь в Казани,
К сентябрю в Нахичевани,
А потом уже назад...
Неклассическая баллада
Вина всегда невинна,Где высь — там глубина,
На небесах картинная,
Полная луна.
Луна мерцает, бледная,
Владычица тенет,
И говорят о ней одной
По-разному, мой свет.
Один восплачет: вот она,
Царица наших бед,
За облаком, бесплотная,
Ее и вовсе нет.
Другой припомнит: исстари
Так возлюбил поэт
Ея, что храм ей выстроил,
Поднявшись на Тибет.
Прошепчет третий: мертвые
Нашли на ней приют,
Пьют бледный свет, немотствуют,
«Я — это Ты», — поют.
Мой свет, зари вечерния
Не бойся, но смотри,
Оставь свои влечения
До утренней зари.
У света отраженного
Коварна белизна,
Луна вращает жернова
И мелет времена.
Один плясун хотел над ней
Подняться... Где он, где?
Был растворен теченьем дней,
Как соль в морской воде.
Луна же сочленяет
Прилив, отлив,
И нас не разделяет,
Кто мертв, кто жив.
Параноик в городе
Кажется, он оглянулся. Я его видел. Он помнит. Красно-черный. Ласковый. Показывает мне виды. Делает жесты. За манивает. Ух ты, какой член...Я ведь не гомосексуалист. Не гей. Я вообще не весел. У меня давно не было весен и весел. Кусается. Касается меня этим кусанием. Совести нет. В метрополитене. Таня, алло, тут пристал ко мне какой-то. Расставания твои, говорит, были лишними. И старания тем более. Карточка, у меня была карточка, позволяющая выйти из лабиринта. Вот сейчас, вот в этом банкомате, обналичу. Лицо. Лик. Личина. Лисица ты, хвост трубой. Рыжая королева лесов. Коричневые глазки посмеиваются. Плотоядно. Постыдно. Ты что мне предлагаешь? Кому, послушай? Посмотри на меня, у меня нездоровая кожа. Плохой аппетит. Тусклый взгляд. Блин, кажется сломан. Карточка не вынимается. Телефон-то у них указан? Сейчас наберу. Как, связь упразднена?! Не приближайся ко мне. У тебя изо рта отвратительно пахнет. Какая у нее тяжелая грудь! Какие длинные ноги! Она обвивает меня своими ногами. Она меня душит. Все, кончено, мы поднимаемся вверх. Город как в кино. Удаляются крыши, трубы, рекламные растяжки. Вот берег реки, вот еще один берег. Без бля.
* * *
Не знаю, право, о ком
С надрывом или печалью, —
Иду я за табаком
И пожимаю плечами.
Казалось бы, дело пустяк,
Но дураку приятно
Хороший купить табак
На набережной, — и обратно.
Там дельфины у катеров
Кажут черные спины,
Там ярче роза ветров,
Нежнее гнет середины.
И чайка белым крылом
Приветствует ропот стихии,
И слаще печаль о былом,
Достойная водевиля.
Из Ялтинских песенок
Карнавальное настроение
Ветер северный прян и свеж,
У бармена хорошее зрение,
Видит Кубу он и Бангладеш.
Остальные гуляют парами,
Или по трое, как повезет,
И встречают под песенки старые
Из Италии пароход.
Никому и никто не должен,
Никого и в помине нет,
Только над предрассветной дрожью
Занимается ясный свет.
Разукрашенная история
Под бесцельные вздохи пар,
Так из эйдосов и апорий
Удаляют досадный пар.
И в сухом остатке — ни тени
Сожаления. Сок и смех
Под ритмическое движение
Опускающее наверх.
Он вонзает в нее на выдохе,
Хоть не бес и не йог, а плут,
С пересчетами и обидами
Перерыв на тридцать минут.
* * *
жизнь невозможна невозможна невозможна
с какой-то точки зрения
надежды нет и проблеска надежды нет
сидишь себе в угол забился
бетонная клетка
выходишь редко
бедный ты детко
глотаешь таблетки
чахнешь волчий вой
вай-вай ах ты!
от тоски такой
в городах теракты
супермаркет спалили
телестудию подвзорвали
или-или
это вам не трали-вали
а мы гуляли
в кино ходили
в подворотне к стеночке девочек прижимали
то есть вели себя как в водевиле
на карнавале
а с какой-то стороны
ничего кроме войны
ничего кроме вины
кроме говна —
ни хрена
пьяные пацаны
шпана
ухожу я в Третий Рим
хошь давай за мною
там-то и поговорим
кто и в чем виновен
если сильно виноват —
значит в ад
если плачешь то гуд бай —
сразу в рай
остальные остаются
разбирать что к чему
где святыя где рябыя
где перченыя
а подруги в Третьем Риме
просто класс
шасть по лужам и босыми —
целят в нас
синевзоры синереки
и зеленые моря...
А болото в человеке —
Это зря
* * *
Дождь это, Господи пощади,
То, что бьется, колется, мнется, жмется,
Или сердце, загнанное в груди,
Среди иноверцев и инородцев.
Что ты скажешь? Война теперь невозможна.
Пацифистов на улицах — бог ты мой!
Одна ест мороженое, другой — пирожное,
Они не хотят в окопы, хотят домой.
А тех, кто взрывает самолеты, ставит мины у прилавков
Перестреляют скоро, и все пойдет на лад,
На это сделаны очень большие ставки
И персонально мало кто виноват.
На паспортах — чипы, в мозгах чипы,
Товарные знаки, никаких знамен,
Самый популярный логотип —
Апокалипсис отменен.
Я не сочувствую боевику-чечену,
Красавцу бен-Ладену, безумцу аль-Закрави,
Но окончательная победа над ними, несомненно
Обозначит начало мира, в котором не будет любви.
Первые шаги в церковнославянском...
Причуднолиственное древо,Благоутробное зело,
Призри на ны, прими во чрево,
Отринь бессмыслие и зло.
Молю тебя, о Матерь-Дева,
Уйми презренное число,
Для сокровенного напева
Возьми нас под свое крыло.
Укрой, введи в чертоги речи,
Где воссияла благодать,
Чтоб тварный мир вочеловечить,
А не оцифровать.
Совсем простенький сонет
Летят облака, летят,Об этом многое спето,
Над городом, в сторону лета,
Как тысячу лет назад.
Память ищет сюжета,
Кошка ищет котят,
Педик желает в зад,
Вечностью ночь согрета.
Знай, по соседству ад,
Где черти скулят о мщенье,
Зовет нас на свой парад,
Воет из каждой щели.
Но каждый, кто виноват,
Надеется на прощенье.
Январь—май 2006 г.