Хуесосы сегодня в провинции
мутят дело из тысячи слов,
и хорошую волю винчестера
проповедует змей-крысолов.
Кто ты в городе, окриком Господа
обозначенный сонным и злым,
то ли Азия, попросту оспина,
то ли аз, — на плече херувим,
то ли ал — каган светлых избранников,
то ли мак — от него откажись? —
на святых чертежах мироздания
дивно свёрстана каждая жизнь.
Я хочу обмануть категории,
я рыдаю, что всё решено,
и выпрыгиваю из истории,
попадая в кино.
Гол был Вуд, чьим умением вызнана
каждой девки чувашской мечта,
он имел площадную харизму
и поношенный фартук шута.
Только парень из чистого глянца
никогда не скомандует пли,
она выйдет за иностранца
и отправится с ним в Сомали.
И счастливая, выблюет пулю,
вспомнит водочку, вечер, ворон,
в Могадишо, в начале июля,
сделав круг над разборкой племён.
В Чебоксарах, ругаясь и каркая,
она клюнет подругу в плечо,
как живёшь ты, Наташа Игаркова,
ты меня не забыла исчо?
Никакого метания русского,
никаких обозначенных дат,
даже римляне ели капусту,
а не только один виноград.
Куй железо или на хуй,
милый, милый, погоди,
твоя шёлкова рубаха
разорвалась позади
на плечах одни наколки —
это вместо эполет,
в переулках дремлют волки,
по прошпектам ходу нет
скособочились больницы,
покривились зеркала,
я хотела удавиться,
жаль, подруга не дала
Карантин. Знать везде, карантин.
Мы прорваться хотим, но сидят,
в клубах глупо лопочат волчата,
и летит семиглавый начальник,
трёхпудовые осы хрипят.
Отшумели владыки Шумера,
Шуйский князь и его татарва,
над голодной ордою минора
шелест шей: «саламандра мертва».