СССР МЁРТВ, А МЫ ЕЩЁ НЕТ

Тридцать лет назад в Беловежской пуще Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение, положившее конец Советскому Союзу. Можно сколько угодно проклинать лидеров, поставивших свои имена под документом, можно переживать крах великой страны и великой эпохи, можно говорить о «трагедии всех времён и народов», но в любом случае распад СССР – это уже история, и история давняя. От советской эпохи мы отстоим так же далеко, как в 1947 году, уже после Великой Отечественной войны, советские люди отстояли от дореволюционной России…

Но при этом ностальгия по Советскому Союзу растёт с каждым годом. И с каждым годом в РФ укрепляется ощущение, что нас тогда обидели, обделили, что при распаде единой страны мы многое потеряли и почти ничего не приобрели. Миллионы наших соотечественников тоскуют о реванше, и готовы приветствовать малейший намёк на него, сколь бы половинчатым и опасным в современной ситуации он ни был.

Если говорить языком марксистской социологии, реваншистская риторика остаётся мощнейшим средством политической мобилизации масс. Она работает вне зависимости от реальной политической и экономической обстановки, работает куда лучше, чем все антикоррупционные лозунги и фильмы о дворцах с шикарными поместьями и золотыми унитазами. Именно отношение к советскому прошлому, а не текущая повестка определяет большую часть линий раскола в современном российском обществе. Если закрывать глаза и не видеть эту мощнейшую жажду исторического реванша, трудно понять что-то в России начала 20-х годов нынешнего века. Тем более невозможно анализировать современную политику и делать хоть какие-то прогнозы.

И надо отдать должное нынешней российской власти – уж она-то эту тенденцию видит и максимально использует в своих интересах. И самое парадоксальное, что подобное настроение только нарастает по мере того, как к активной социальной жизни приобщаются новые поколения, никогда не жившие в Советском Союзе.

Не станем лукавить, для автора этих строк и других русских людей, в советское время так или иначе противостоявших партийной диктатуре и коммунистической идеологии, эта тенденция обозначила сокрушительное историческое поражение, отыграть которое будет чрезвычайно сложно. Конечно, можно уповать на «демократические ценности» и во всём винить «кровавый путинский режим», но это будут только голые самооправдания. Суть проблемы совсем в другом.

Историческая память имеет странное свойство. Она сохраняет идеологические конструкты и полярные мнения, но очень быстро и легко вымывает ощущение повседневной жизни. Советский каждодневный быт для большинства граждан нынешней России – сущий сумрак. Любые сведения и знания, воспоминания и свидетельства, доносящиеся из этого сумрака, легко подчиняются логике той или иной заранее заготовленной позиции. Очереди в магазинах и перебои в снабжении легко подвёрстываются под ГУЛАГ и жертвы большевизма. А бесплатное образование и здравоохранение ложатся в одну копилку с победой в войне и полётом Гагарина.

В результате мы теряем ощущение эпохи, и новые поколения всё чаще и охотнее видят образ Советского Союза в том виде, в котором его представил весь массив советской пропаганды – по фильмам, победным партийным рапортам, воспоминаниям о пионерском детстве и комсомольской юности.

О том, насколько это всё было далеко от реальности, говорить становится трудней с каждым годом. И, самое существенное, что любая такая “правда» легко прочитывается как разлагающая пропаганда врага. В результате логика, близкая к логике старых советских брошюр типа «ЦРУ против СССР», над которыми в 80-е годы не смеялся только уставший смеяться, нынче вполне себя легитимизовала и может рассматриваться всерьёз. Близкие ей сентенции звучат и с официальных трибун, и с университетских кафедр, и в социальных сетях, и, что самое неприятное, на тех же самых городских кухнях, куда после 2014 года вернулись политические споры.

Но это только внутренний контекст. Самое неприятное, что на протяжении всех последних десятилетий он был подкреплён ещё и контекстом внешним. Почти сразу после 1991 года президент Буш заявил о безоговорочной победе США в Холодной войне. При этом Америка и её союзники начали, почти не стесняясь, проводить политику в соответствии со своим самоощущением безусловных победителей. Разумеется, заявление Буша было сделано в расчёте на собственного американского избирателя и союзников по НАТО. И мало кто тогда думал, как эти слова прозвучат в России.

А для России всё стало ясно. Оказалось, что крах Советского Союза был вызван не внутренними причинами и тем более не борьбой тысяч и десятков, если не сотен тысяч людей, активно противостоявших советскому режиму, а победой противника пусть и в Холодной, но войне. Соответственно, все, кто так или иначе выступал против Ленина – Сталина – Брежнева – Андропова, неожиданно оказались коллаборантами государства-противника. На войне ведь как на войне, не так ли? Не может быть промежуточной позиции.

В результате, в 2014 году, когда в центр общественной дискуссии было вброшено старое подлое клеймо «пятая колонна», сам термин в принципе не вызвал возражений в обществе. Его восприняли как нечто естественное очень многие, разве что кроме тех, кто оказался в рядах этой самой несчастной «пятой».

Это не только вызывало самые неприятные ассоциации, но и фактически обозначило конец любой политической дискуссии, О чём можно говорить, когда любая последовательная критика власти и тем более противостояние ей может расцениваться как подрыв государства? Тут уж становится не до принципов политической свободы. Начинает работать уголовное право. Закон же – как дышло, как повернешь, так и выйдет. Можно и Конституцию поменять в два прихлопа, в три притопа, - всё спишется на идею борьбы с врагом.

И мало кто вспоминает, что сама такая логика была подсказана развитием событий на развалинах СССР.

Теперь ситуацию изменить трудно, и легко представить себе, как политическая стабильность эпохи позднего СССР покажется нам сущим раем. Однако вернуться в прошлое невозможно.

…Когда-то очень давно, задолго до 1991 года, Александр Галич написал песню «Опыт ностальгии». Речь в ней, разумеется, шла об отъезде из страны. Но, если говорить о прощании с эпохой, текст становится ещё сильнее:

Не жалею ничуть, ни о чем, ни о чем не жалею,
Ни границы над сердцем моим не вольны,
Ни года!
Так зачем я тогда при одной только мысли шалею,
Что уже никогда, никогда… Боже мой, никогда!..

Погоди, успокойся, подумай – А что – никогда?!
Широт заполярных метели,
Тарханы, Владимир, Ирпень –
Как много мы не доглядели,
Не поздно ль казниться теперь?!
Мы с каждым мгновеньем бессильней,
Хоть наша вина не вина,
Над блочно-панельной Россией,
Как лагерный номер – луна.

Обкомы, горкомы, райкомы,
В подтеках снегов и дождей.
В их окнах, как бельма трахомы
(Давно никому не знакомы),
Безликие лики вождей.
В их залах прокуренных – волки
Пинают людей, как собак.
А после те самые волки
Усядутся в черные «Волги»,
Закурят вирджинский табак.

И дач государственных охра
Укроет посадских светил,
И будет мордастая ВОХРа
Следить, чтоб никто не следил.
И в баньке, протопленной жарко,
Запляшет косматая чудь….
Ужель тебе этого жалко?
Ни капли не жалко, ничуть!

Я не вспомню, клянусь,
Я и в первые годы не вспомню,
Севастопольский берег,
Почти небывалая быль.
И таинственный спуск
в Херсонесскую каменоломню,
И на детской матроске –
Эллады певучая пыль.

Я не вспомню, клянусь!
Ну, а что же я вспомню? Усмешку
На гадком чиновном лице,
Мою неуклюжую спешку
И жалкую ярость в конце.

Я в грусть по березкам не верю,
Разлуку слезами не мерь.
И надо ли эту потерю
Приписывать к счету потерь?
Как каменный лес, онемело,
Стоим мы на том рубеже,
Где тело – как будто не тело,
Где слово – не только не дело,
Но даже не слово уже.

Идут мимо нас поколенья,
Проходят и машут рукой.
Презренье, презренье, презренье,
Дано нам, как новое зренье
И пропуск в грядущий покой!

А кони? Крылатые кони,
Что рвутся с гранитных торцов,
Разбойничий посвист погони,
Игрушечный звон бубенцов?!
А святки? А прядь полушалка,
Что жарко спадает на грудь?
Ужель тебе этого жалко? Не очень…
А впрочем – чуть-чуть!

Но тает февральская свечка,
Но спят на подушке сычи,
Но есть еще Черная речка,
Но есть еще Черная речка,
Но – есть – еще – Черная речка…

Об этом не надо! Молчи!

И я молчу об огромном пространстве, которое можно было увидеть как свою страну, населенную сотнями народов с удивительной культурой и обычаями, так непохожими на быт и обычаи у тебя дома.

Молчу о друзьях и родных в Бухаре и Тбилиси.

Об описаниях Алма-Аты в романе Домбровского и о концертах Шостаковича в Бакинской филармонии тоже молчу.

Я молчу о тихой украинской ночи, и о большеглазых дивчинах, ни одна из которых и не думала сказать, что мы не братья и тем более не любовники.

Молчу о чтении вслух машинописи Гумилёва и Орвелла в львовской кофейне и на пляжах Ниды в 1976 году.

Молчу о том, как мы пили ночь напролёт с ребятами из Фронта Освобождения Литвы в Каунасе, и было нам по 16-17 лет.

Молчу о Нийоле Садунайте и Паруйре Айрикяне за вечерним чаем в нашей московской квартире сразу после освобождения.

Молчу обо всех надеждах строить свободную жизнь вместе, и о том, как они рухнули.

Надо ли теперь обо всём об этом помнить?

Может быть, и вовсе ни – к – чему…