Зацепило?
Поделись!

Ветераны

опубликовано 03/07/2022 в 16:40

В 2004-м нашу роту, где я был пулемётчиком, перебросили в гуыржы (грузинский) Прис, что недалеко от грузинского села Эред жители которого в 92-м живьем похоронили шестнадцать осетинских парней. Помня это, мы начали окапываться на склоне горы, хотя идея была донельзя глупая, ведь если бы противник начал бить по нам артиллерией, мы все превратились бы в мясо. Я стал долбать землю, но почва под травой оказалась каменистой, и сапёрная лопатка моя затупилась, как мозги начальства. Я злился, но больше, конечно, на своего друга Бесу, свалившего в Москву. Хорошо устроился, гад: сидит себе там на Арбате, рисует приезжих иностранцев, а те ему бабла отваливают. Говорят, купил себе новенький «Мерс» — да пусть хоть на «Бентли» рассекает, лишь бы не забывал старых друзей. Раньше Беса помогал мне: то денег пришлёт, то шмоток полную сумку, но потом женился на Юле, и все. Ни денег от него, ни фирменной куртки, ни кожаных кроссовок. Скурвился, одним словом...

Признаться я записался в роту от безысходности, здесь по крайней мере платили деньги — семь тысяч рублей в месяц. Ребята помоложе говорили, дескать, после этой кампании всем участникам выплатят боевые. Мне было жаль этих юнцов, они ещё не знали, какое разочарование ждёт их впереди. Взять хотя бы войну в Северной Осетии, воевали мы, а деньги получили местные менты, которые совсем не участвовали в войне, по крайней мере я никого из них не видел в передрягах. А заплатили им хорошо: по полтора миллиона рублей на рыло. Я бросил лопатку, осмотрелся и заметил вокруг груды камней, как будто здесь проходила армия Тамерлана. Я выбрал кучу побольше, сложил рядом оружие и боеприпасы, потом ещё натаскал камней и соорудил стенку. Я спрятался за ним, а ствол пулемёта направил в сторону села Эред.. Теперь я был доволен и даже гордился собой, приговаривая: ай да Таме, ай да сукин сын, вот что такое старый солдат. Ребята тоже укрылись за кучами армии Тамерлана и замаскировали свои позиции ветками молодого шиповника. А я не стал царапать руки об колючки, считая, что от судьбы не спрячешься, даже если вроешься в землю как крот.

Так мы и парились на жаре часа два, и день уже клонился к вечеру, как вдруг со стороны Эреда на нас вместо врагов попёрло, звеня колокольчиками, целое стадо глупых коров. За ними бежал пастух, типа пытался их вернуть, но я смекнул, что никакой он не пастух, а разведчик. Одна корова остановилась подле моего укрытия, жевала жвачку и смотрела на меня своими добрыми глазами. Но к ней бежала другая, более агрессивная животина со сломанным рогом. Конечно, по законам военного времени я мог бы их расстрелять, но у моего отца тоже были коровы, и я помнил, как он переживал, если вечером с пастбища не возвращалась его любимая Магда или та же Марина. Он вставал и в дождь и в снег и шёл искать своих коров, и не успокаивался до тех пор, пока не находил их. Поэтому я вытащил из кармана пистолет и направился к «пастуху» за объяснениями. Увидев меня, тот остановился, а кто-то из наших, должно быть, из юнцов, крикнул:

— Эй, Таме не церемонься с ним! Кончай его сразу!

Будь я помоложе, я, конечно, так и сделал бы, но сейчас мне хотелось понять, почему этот человек, мой ровесник, прикинулся пастухом и зачем ему, бывалому, испытывать судьбу? Я навёл на него свою пушку, велел стоять на месте, подошёл поближе и сказал по-русски:

— Хорошо придумал, брат.

— О чем ты? — он сделал удивленное лицо, но хитрая улыбка проступила на его тонких губах. — Я просто пастух и пришёл за коровами.

Я взглянул на его руку с татуировкой дракона и засмеялся:

— Пастухи здесь не ходят с такими татуировками.

Он тоже бросил взгляд на свою жилистую длань, но не стал спускать на неё засученный рукав.

— Ну и что ты теперь со мной будешь делать? В плен возьмешь или застрелишь?

— А ты отсюда, из Эреда?

— Зачем тебе знать, да и нездешний я.

— И что, много убил наших?

— Не больше чем ты, — он вынул из кармана пачку каких-то импортных сигарет и закурил.

— Эй, Таме, чего ты ждёшь? Убей его! — проорал сзади кто-то из наших.

«Пастух», видно, понял, о чем меня просили, и посмотрел мне в глаза, но я уже ничего не видел, столько внутри собралось слёз. Я протянул ему руку, он пожал её, и вдруг мы обнялись — два старых солдата, и если бы я выстрелил в него, то наверное убил бы самого себя.