Предположим, это рассказ. Интересно, он уже написан или нет. Но я вижу его, как он идёт. Высокий, красавец, глаза в пол-лица. Как из сказки юноша. Но кого это здесь ебёт, в принципе. Сказочная его внешность. И то, что родители его с Бадахшана. Сад их практически падал к Пянджу. Уникальное место, где немножко земли на камнях. Сад, - рассказывают, - разбил его прадед. Полжизни отдал. Потом девяностые годы, дед умер, отец уехал. Всю семью сюда перевёз. А куда? Не в Душанбе же? Шла война, северяне победили. А он был южанин. Южнее некуда. На другом берегу – Афган. Тут воевали фундаменталисты, как их потом стали называть, радикалы. Исламская партия Возрождения. А отец не мог быть фундаменталистом, он был исмаилитом. Само по себе – радикальней некуда.
А вот кто был Фарид – Бог его знает. Вырос-то он в Гольяново, и нельзя сказать, что уж был настолько религиозен. Правда, что ли, не религиозен? Куда ж он тогда идёт с поясом смертника? «Только дёрни колечко», - так и крутится в голове дебильное русское четверостишие. Ещё в школе кто-то напел, а сейчас всплыло. И не отделаться. Вместо молитвы. Все-таки ты идиот, Фарид. Настоящий кретин. У тебя даже таджикский – не родной. Ты в Москве вырос. А теперь либо взлететь на хрен, унести с собой десяток-другой жизней, либо пожизненное.
Да, и быстро на зоне кончат.
Так что жизнь оказалась короткой.
В принципе, его здесь не любили. Не любили в детском саду, не любили в школе. В Гольяново, надо сказать, их было не так мало, его соотечественников. Иногда они собирались в стайки и пиздели русских хлюпиков. Русские почти не сопротивлялись. Но тоже собирались в стайки и подлавливали их на улице поодиночке.
Один раз даже договорились – стенка на стенку. В Гольяново у пруда. Шума было, менты понаехали, lenta сделала репортаж. Двоих тогда посадили, одного русского, одного ихнего, для острастки. Фарида пожалели. Ему и четырнадцати не было. Поставили на учёт в детской комнате.
Но нежнее всех его жалела Ленка. Абрамова, из параллельного класса. У неё были такие светлорусые волосы, почти золотые. Когда они целовались, голова кружилась. Как-то отец встретил его с Ленкой у пруда. Дома был скандал. Отец бил, старшие братья били. Пиздец в общем. Он даже полоснул себе ножом по венам. Вызвали скорую. Психушка.
Пока была психушка, Ленка нашла себе Федю. Федя из хорошей семьи, отец – врач, мать – бухгалтер. Друзья говорили Фариду: «Порежь его!».
А зачем, если она не любит?
Потом у него было какое-то количество русских девиц. Они оказались другими, совсем не как Ленка. Он так чувствовал.
Как он попал к этим, хрен поймёшь. Сначала интересно. Ну что, - говорили ему, - неверные? Посмотри вокруг, они жрут, срут, покупают, скоро весь мир в дерьмо переведут. Ни во что не верят, надо всем смеются. Даже в Бога своего не верят.
Зачем им жить?
Мы, - говорили, - ведём священную войну, чтоб человек остался человеком. Чтоб помнил, чей он, откуда, зачем. Чтоб знал, что не себе принадлежит - Богу.
Вот ты, кому принадлежишь? Отцу, матери, Богу?
Чья власть на земле? Этих ублюдков или Повелителя миров? Что выбираешь?
И Фарид правильно выбирал.
Дальше начались тонкости. Арабский язык, всякие проповедники. Интересно, зачем он учил арабский? Чтоб теперь дернуть кольцо?
Однажды он что-то рассказал отцу о новых друзьях. Отец сказал – беги от них, мы – исмаилиты, они – сунниты. Они хуже евреев.
Как, мы же все мусульмане? – спросил Фарид.
Его опять били, он ушёл из дома.
Теперь всё предельно просто. Торговый центр, до него метров пятьсот. А вдруг там Ленка, другие девчонки?
Так им и надо, бляди.
Нет, я так не думаю.
Фарид машинально погладил пояс, нащупал кольцо.
Не думаю я так. Это не я думаю. А что ж делать мне? Чем, суки, они меня накачали?
На парковке ментовская машина. Менты радостно доёбываются до какого-то чувака в чёрном. Подойти что ли и ёбнуть ментов? Ментов не жалко.
- Осторожно! Я террорист-смертник.
- Ложись, бля!
В итоге явку с повинной ему записали. Ну а там, как пойдёт.