Зацепило?
Поделись!

Экзистенциалист из Гуляй-поля

Игра и жизнь Нестора Махно

Вечер. Грязь. Слякоть. Понурый строй пленных красноармейцев мнется пред тачанкой Нестора Махно. Батька полирует ногти алмазной пилочкой и командует своим молодцам:
            - Этого расстрелять! (выстрел, вскрик, звук падающего тела)
            - И этого тоже расстрелять. (выстрел, вскрик...)
            - Этого повесить.
            - Этого расстрелять.
            Услышав приговор, очередной красноармеец падает на землю и начинает биться в истерике с криками: "Нет, нет!!! Не хочу, не надо!!!"
            - Опа. А этого не надо. Он не хочет.

Каких только анекдотов и парадоксальных историй не сочинили о Несторе Махно, разбойнике-анархисте, благородном рыцаре и скоморохе, убийце, на теле которого не было живого места от огнестрельных и сабельных ран… Он всегда сбивал с толку историков, завораживал писателей и режиссеров. В «революционных» фильмах советских времен «батьку» играли лучшие актеры, и сам Владимир Высоцкий мечтал получить эту роль. Наверное, она оказалась бы одной из его лучших ролей, потому что Высоцкий как никто понимал: Нестор Махно был не только политиком, лихим воякой и наводящим ужас атаманом. Он был – на свой, почти первобытный манер – актером, драматургом жизни. И жизнь эта была окружена легендами с самого его рождения.

АКТЕР ИЗ ГУЛЯЙ-ПОЛЯ

Где еще, как не в деревне с бесшабашным названием «Гуляй-поле» Екатеринославской (ныне Днепропетровской) губернии на юге Украины мог родиться Нестор Махно? Это произошло в 1888 году, но в документах родители, рассчитывавшие оттянуть призыв Нестора в армию, переправили год его рождения на 1889. Позднее это спасло ему жизнь. Тогда же, в 1888, при крещении Нестора, пятого ребенка в небогатой крестьянской семье, произошло событие, повергшее в шок не только его родителей, но и всю деревню: на священнике во время обряда от упавшей свечки загорелась ряса. Суеверные крестьяне твердили, что эта примета означает лишь одно: родился разбойник, каких свет не видывал! Но маленький Нестор с первых лет жизни мечтал совсем о другом. Он хотел стать актером, причем актером комедийным, чтобы «смешить людей». У него и правда с детства проявлялись задатки комика, да и сложение было тщедушное, под стать скомороху, а не разбойнику. Но разве мыслимо было маленькому пастушку, вынужденному кормить огромную семью (отец умер, когда Нестору едва исполнился год) рассчитывать на театральную карьеру? Да и где в Гуляй-Поле было найтись театру? И все-таки Нестор Махно в 15 лет оказался на театральных подмостках, когда устроился работать на Гуляй-Польском металлургическом заводе. При заводе для рабочих действовал драматический кружок, и юный Махно с энтузиазмом стал принимать участие в его работе. Однако в России в тот год разворачивалась совсем иная драма – спектакль под названием «Революция 1905 года». Воздух казался наэлектризованным политикой, ей увлекались все, от юных студентов до пожилых аптекарей. И рабочие Гуляй-Польского завода не составляли исключение. В моде были социализм и анархизм, а театральные собрания идеально подходили для маскировки политических сборищ, и вскоре о мельпомене было забыто. Так и получилось, что, записавшись в драматический кружок, Нестор Махно почти неожиданно для себя оказался членом анархистской террористической организации «Союз бедных хлеборобов».

Но это оказалось куда интересней, чем играть свою роль на сцене под жидкие аплодисменты зала! Ночью, надев на голову чулок и взяв в руки револьвер, экспроприировать деньги у хозяина завода, а днем – безмятежно здороваться с ним на проходной. Чем не комедия? Вскоре Махно завоевал авторитет, как человек бесшабашный и решительный. Анархистские идеи, содержащие в себе какую-то странную и страстную трагикомичность, пришлись юноше в пору, словно сшитый специально на заказ костюм: долой любую власть и подчинение, да здравствует свобода без государства!

СЛИШКОМ МОЛОД ДЛЯ ЭШАФОТА

Но, кстати, анархизм в те годы был в моде по всей России – и, по мнению работников III отделения, представлял куда более серьезную опасность, нежели какой-то там мирный и беззубый «социализм». Анархисты-то боролись с государством не на словах, а на деле! Они бросали бомбы, совершали покушения на государственных чиновников и начальников полицейских отделений, грабили банки, создавали глубоко законспирированные организации… Идеи анархизма, зародившиеся в середине 19-го века в Европе, перед революцией широко проповедовались Бакуниным и многими другими русскими идеологами. И если всерьез осуществить эти идеи в привыкшей за много веков к сильной «властной вертикали» Европе, или даже в России, казалось почти немыслимым, то Украина была совсем другим делом. Казачья вольница, Запорожская Сеча – чем не прообраз анархистского государства? И действительно, первой в истории анархистской коммуне суждено было возникнуть именно здесь, неподалеку от Запорожья, в Екатеринославской губернии…

Но до этого было еще далеко, а пока «Союз бедных хлеборобов», в котором состоял юный Махно, потерпел сокрушительное поражение. В 1909 году часть «театралов-подпольщиков» была арестована, и большинство, в том числе и Нестора, приговорили к смертной казни. И было за что: на их счету числилось несколько крупных ограблений и чуть ли не десять политических убийств. Говорили, что и сам Нестор при попытке его задержать убил одного из полицейских, а двух других тяжело ранил. Однако Махно повезло: благодаря предусмотрительности родителей по документам он еще считался несовершеннолетним, и смертный приговор заменили на 20 лет каторжных работ. Отбывать заключение Нестору пришлось в Москве, в бутырской тюрьме, и здесь-то он прошел те «университеты», которые превратили сына бедных крестьян в образованного и тонкого политика. В камере, где закованный в кандалы Махно штудировал книги (по его словам, за восемь лет он прочитал всех русских писателей, от Сумарокова до Льва Шестова), вторым заключенным по воле судьбы оказался Петр Аршинов. Анархист и террорист «со стажем», близко знакомый с самим Бакуниным, Аршинов взял на себя руководство образованием своего молодого друга. Махно, не признававший ни чьего авторитета, раздражался – но в итоге прислушивался. Между ними уже тогда сложились странные, дружеско-сопернические отношения, которым суждено было продлиться куда дольше срока заключения в «бутырке» – до самого конца жизни.

Тюремный же срок подошел к концу внезапно – в феврале 1917 года, когда все политические заключенные по указу Временного Правительства были выпущены на свободу. И Нестор Махно в темных очках (ставших с тех пор обязательным атрибутом в типичных портретах анархистов, хотя Махно меньше всего заботился о своей внешности – просто у него нестерпимо болели отвыкшие от солнечного света глаза) вышел за порог тюрьмы. Спустя три недели он уже был в Гуляй-Поле, где его в числе еще нескольких политзаключенных встретили с величайшим почетом. А сразу после октябрьского переворота 30-летний Махно стал председателем местного Совета, и провозгласил создание в Гуляйпольском районе социал-анархической республики.

Это тогда было в порядке вещей: коммуны и мелкие самостийные государства возникали и исчезали десятками и даже сотнями. В стране и без того не было власти, и до Гуляй-Поля просто никому не было дела. Несколько месяцев «махновская республика» была предоставлена сама себе, и за это время она успела превратиться чуть ли не в образец благополучия для всей Украины и России. В селе были вновь открыты школы и больница, налажено продовольственное снабжение, и даже основан народный театр, которого так не хватало когда-то маленькому Нестору Махно. Однако «большая» история катилась не к благополучию, а к величайшей катастрофе.

К началу 1918 года ситуация на Украине стала похожа на кипящий котел, в котором ежесекундно на поверхность всплывает какая-нибудь новая часть варева: Петлюровцы, белые, красные, немцы и венгры, войска Гетмана, многочисленные банды и шайки – захватывали на день-два города или села, проводили митинги, вербуя себе сторонников, затем грабили местных жителей, поджигали дома и спешно уходили, оставляя за собой горы трупов. По пятам в город вступали «освободители», и все начиналось заново. Воевать, не важно на чьей стороне, было куда безопасней чем сидеть дома… В апреле 1918 году война дошла и до Гуляй-Поля. С одной стороны подходили немцы, с другой – большевики, арестовавшие в Харькове старинную (еще из «Союза бедных хлеборобов») подругу Нестора, анархистку Марусю Никифорову. Пытаясь ее выручить, Махно обратился к вернувшимся с фронта солдатам (у большинства из них оставались винтовки-трехлинейки), но фронтовики, по горло сытые окопной жизнью, категорически отказались вновь вступать в бой. Другого оружия в коммуне не было, и тогда Махно приказал нескольким десяткам преданных людей пройти по домам и насильно отобрать винтовки. Так, ради защиты подруги, была создана «черная гвардия» Махно, насчитывавшая сперва немногим более ста человек.

МОНАШЕНКА-АНАРХИСТКА

Но Маруся Никифорова была далеко не единственной и не главной исполнительницей женской роли в том кровавом спектакле, который суждено было сыграть Нестору Махно. Первую роль – и это знали все – с 1918 года в его жизни получила совсем другая женщина.

Ее звали Галина Кузьменко, и происходила она из столь же небогатой крестьянской семьи, что и Нестор – но о ее образованности и красоте ходили легенды. Еще в юности, едва окончив 6 классов сельской школы, Галина ушла монахиней в монастырь, словно опасаясь, что красота рано или поздно ее погубит. Но стены обители не спасли от страстей: в нее влюбился случайно заехавший в святые места барон Юрий Корф – и тут же предложил юной послушнице руку и сердце. Счастливые влюбленные бежали из монастыря в родовое поместье барона, однако вся его родня восстала против неравного брака – и дерзкой монахине пришлось вернуться к настоятельнице, которая в гневе отправила ее прочь из монастыря. Стараясь замолить свои грехи, Галина поступила в женскую семинарию и окончила ее с золотой медалью, а затем отправилась работать учительницей в деревенской церковно-приходской школе. Там ее и застала гражданская война. Говорят, что встреча с Нестором Махно будто что-то перевернула в этой смиренной красавице: ее лицо преобразилось, глаза загорелись бесовским огнем. Ради этого человека она была готова на все. С того дня Галина отбросила распятье, подпоясалась портупеей, в руках у нее теперь видели не евангелие, а шашку и револьвер. И это были для нее не просто новые украшения: рассказывают, что, сражаясь бок о бок с Махно, она отправила на тот свет не один десяток врагов. Самолично участвовала в расстрелах и рубила шашкой плененных белогвардейцев. Но в то же время «монашка-анархистка» вела дневники, в которых перечисление жертв и хроника военных стычек перемежалась удивительно лирическими зарисовками весенней и осенней природы. Она считала трупы врагов – и каждый расцветающий в лесу ландыш… Вот с какой странной женщиной суждено было идти дальше по жизни Нестору Махно!

А ведь что бы ни говорили о махновской «вольнице», сам Нестор никогда не предавался разгульной жизни. К женщинам он относился почти с благоговением, и всех его дам сердца можно было бы буквально пересчитать по пальцам. Галина была последней, и самой сильной его любовью. С ней он почувствовал себя окрыленным, а в войсках ее почитали за «атаманшу», и простые бойцы верили, что в лице этой женщины им дарована удача на поле брани.

МАСКАРАД

И действительно: армия Махно стремительно росла. Ему все чаще удавалось даже с помощью малочисленных отрядов отбивать захваченные немцами села и города. И тут его полководческое искусство вновь переплеталось с искусством театральным: для того чтобы пробраться в тыл врага, Нестор все чаще прибегал к маскараду. Вот как вспоминали об этом его товарищи:

«Засыпанная снегом деревня занята сильным отрядом противника. В село ни зайти, ни выйти. И вдруг в средине дня едет свадебный поезд. На первых санях мальчик с иконой, жених и невеста. Дальше дружки, сватовья, гости. Гармошки, бубен, нарядное платье, радостные лица. Кавалькада приближается к штабу противника. Ребята на ходу соскакивают с саней и врываются в штаб…

Невестой обычно наряжался сам Махно».

Не удивительно, что роль невесты так подходила Нестору. «Ниже среднего роста, живой в движениях, с маленьким лицом, вздернутым носом, быстрыми карими глазами и длинными волосами, спадавшими на шею и плечи, он казался мальчиком. Одет он был в маленькие офицерские сапожки, диагоналевое галифе, драгунскую с петлицами куртку, на голове студенческая фуражка, через плечо маузер». Но этот «мальчик» к началу 1919 года уже вел за собой почти стотысячную армию, в которой были и пулеметные полки, и артиллерийские батареи.

Такой армии боялись и белые, и красные. Впрочем, если с белыми «крестьянский революционер» Махно враждовал не на жизнь, а на смерть, то с красными он то и дело заключал союзы против общего классового врага. Именно махновцам довелось сыграть главную роль при штурме Перекопа, когда смелая атака лучших белогвардейских частей уже сметала красноармейцев как груду мусора в мутные воды Сиваша. В самый критический момент из засады внезапно выехало 200 махновских тачанок – и буквально в упор расстреляли четырехтысячную кавалерию противника. Спустя месяц Крым, последний оплот белогвардейцев, целиком перешел в руки большевиков.

А спустя еще две недели махновцы, оказавшиеся в Крыму, по личному приказу Свердлова были арестованы и расстреляны. Покончив с главным врагом, новая власть спешила расправиться и с главным своим союзником. На Нестора Махно началась настоящая охота, против него была брошена вся боеспособная красная армия. Теряя лучших своих бойцов, почти два года Нестор и Галина уходили от красноармейских погонь. И все-таки почти каждый месяц они внезапно захватывали родное Гуляй-поле, расстреливали комиссаров, и вновь скрывались на просторах южной Украины. Но это не могло продолжаться бесконечно. Силы таяли. К осени 1921 года от стотысячной армии осталось лишь 72 бойца, и вместе с ними Нестор и его жена перешли румынскую границу, поклявшись вернуться и отомстить большевикам.

Увы, им не суждено было сдержать эту клятву.

ПАРИЖСКИЙ ЭПИЛОГ

Румыны не выдали большевикам Махно и его людей, но бросили их в тюрьму. Лишь пообещав уйти с территории Румынии, Махно и Галина обрели свободу – и немедленно отправились в Польшу. Однако в Польше повторилось то же самое. Здесь, как и в Румынии, власти не жаловали анархистов. Махно было предъявлено обвинение в том, что он замышляет поднять в Польше анархистское восстание и присоединить ее к Советской России. И хотя суд признал это обвинение абсурдным, пришлось двигаться дальше на Запад – в город, куда в те годы рано или поздно стекались все эмигранты. В Париж. Здесь, где русская речь чаще всего звучала из уст его недавних врагов-белогвардейцев, Нестору Махно суждено было прожить остаток своей жизни. Страстно мечтая вернуться в Россию, он был вынужден ограничиваться тем, что писал воспоминания и статьи об анархистском движении в русскоязычные газеты. Подрабатывал художником на киностудии. Его отчаяние порой находило выход в стихах:

Я в бой бросался с головой,
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.

А когда на Украине полным ходом шла коллективизация, и в его родном Гуляй-поле трижды ограбленных и униженных крестьян загоняли в эшелоны и отправляли на восток, он мог лишь бессильно скрежетать зубами на больничной койке в одном из парижских предместий, умирая от туберкулеза, которым заболел еще в начале века в бутырских камерах. Все соратники погибли или оставили его. Предал и старинный друг Аршинов, с которым от умирающего Нестора ушла любимая жена Галина. И, может быть, самыми близкими по духу в фантасмагорических спектаклях истории для Махно были теперь те, с кем его свела не жизнь, а смерть. В 1934 году Нестор Махно был похоронен в центре Парижа, в стене кладбища Пьер-Лашез, рядом с братской могилой парижских коммунаров. Так закончилась его жизнь.

Но легенда о «батьке Махно» еще только начиналась. Ей предстояло воскреснуть в 1968 году на парижских улицах, когда один из идеологов студенческой революции Кон-Бендит провозгласил во всеуслышание: "Махновское движение - модель будущего общества!". Ей предстояло переходить из фильма в фильм, из романа в роман. И чем больше проходило времени со дня его смерти, тем больше загадочного и трагического, необъяснимого и шокирующего находили потомки в его жизни. Потому что неправда, будто в истории оставляют свой след великие политики. В ней оставляют след только великие актеры.