Зацепило?
Поделись!

Слоновая кость

опубликовано 03 февраля 2015, 19:37.
1752 0

1

Мама с треском выламывала белые клавиши из рояля. В брошенном доме, в 1977. На третьем этаже. Мы обходили брошенные дома уже второй месяц, это стало семейным хобби. Где старинный ломберный столик зацепим, где бронзовый канделябр. Как повезет. Однажды подфартило – целая квартира барахла. Правда, запертая – пришлось вскрывать фомкой. Набрали много: серебряную шкатулку, отличный ламповый приемник, еще кучу по мелочи. Потом насторожились - в спальне постель оказалась застелена. Тихо-тихо вышли. Но добычу не бросили. Азарт творит с человеком чудеса. Вот и сейчас: интеллигентка, почти секретарь парткома, завотделом Госплана, она свирепо выдирала клавиши - чтоб хоть слоновая кость с них не пропала, потому что рояль XIX века с собой прихватить невозможно и некуда. У нас и так два. На одном играл Шостакович, на другом – Рахманинов. Хрясть!

Культура. Не говорите мне о культуре. Это всего лишь слоновая кость на клавишах рояля. Я был потрясен – не столько поступком мамы, сколько безропотностью, с которой все перенес инструмент. Никакого «звона оборванной струны» из Чехова – только хруст породистой древесины.

Точно так же хрустнул мой позвоночник месяц спустя. Мы спускались по лестнице, покрытой волнами льда – видно, в доме был пожар. Я скатился на спине, треснулся внизу об ступени. Пол года провалялся на вытяжении в подмосковном санатории для таких же идиотов. Там были психи, кусавшие меня ночью за живот, и верные друзья, прикованные к койкам. На уроках труда мы вязали. Культура тоже подталкивала к сумасшествию: в местной библиотеке фантастики и детективов не держали. Только классика. В отчаянии я взял «Фауст» Гете. «О, у тебя книжка про войну!» - с завистью воскликнул сосед у окна, решивший, верно, что речь идет про фауст-патрон.

Не понимаю, с какой радости я все равно встал на сторону культуры. Возможно, мне, как и миллионам других детей, хотелось что-то изменить. Например, сделать так, чтобы книжка «Фауст» и правда была про войну. Чтобы музыкальный инструмент огрызался, как гитара у Кейва, истерил как клавиши Манзарека. Но теперь, когда мы этого достигли, - не пора ли снова драть слоновую кость?

2

В культуру человек как правило вляпывается через секс. Или его отсутствие. Когда я впервые вышел из санатория на краткую прогулку, наступала весна. В затянутой прошлогодним льдом луже совокуплялись лягушки. Они делали это так уверенно и цепко, что приковали мое внимание на много минут. Среди оттаявшего снега, сами едва оттаяв. Так они делали миллионы лет. Им было плевать на случайную человеческую жизнь. Но жизни – ей никогда не плевать на секс.

Почему в памяти вместо фотографии весеннего леса, ледохода на мелкой реке, птичьих теней, пересекающих синий наст, отпечатываются ебущиеся лягушки? Скажите, доктор.

Неоформленное томление в груди обрело конкретность и спустилось вниз, когда, пробегая мимо нас с другом по школьной лестнице, одноклассница Н. весело закричала: «Ребята, научите ебаться!». Она помчалась дальше, даже не заметив нашей растерянности. Но идея осталась.

Во-первых, я заинтересовался Н. – и быстро понял, что никаких шансов. После перелома я был еще завязан в корсет, как институтка. Именно потому шансы, конечно, были – ну кто устоит против корсета? Но я этого не знал и начал рисовать. В зоопарке. Она устроилась туда на подхват к смотрителям тигров (после школы, или забив на школу). Но у тигров страшно воняло, поэтому я шел к лебедям.

Н. где-то, возможно, выгребала тигриное дерьмо – а я пытался стать великим художником, чтобы хоть как-то ей соответствовать. Но лебеди получались уродски, и я решил, что уж лучше буду их фотографировать. Фото тоже получались так себе. Может, дело было в самих лебедях. Единственный удачный рисунок, на мой взгляд, изображал белого медвежонка – очень похоже, как на конфетной обертке. Я хотел, вероятно, нарисовать лебедя. Никаких белых медвежат в зоопарке тогда не было, и не помню, чтобы я думал о медвежонке. В конце концов я плюнул на карьеру художника, а вместе с ней и на Н. Однако культурный осадок остался. Она не стала укротительницей тигров, как мечтала, а сделалась трагической еврейской певицей и ведущей на известном радио. Я тоже не стал художником, а вообразил себя поэтом и писателем, что уже ясно из всех предыдущих строк.

3

В Советском Союзе не было порно, зато по первому каналу крутили фильм, в котором четверо уебков с железными дрынами устраивают товарищеский суд и убивают красивую полуголую девушку за то, что она отравила менее голую и менее красивую. При этом они еще и поют. То, что написал эту историю француз, и давно, ничего не меняет. Это русская история. Почему-то именно в России любовь воспринимается так: все страдают, и вместо секса творят насилие. Особенность национальной культуры.

Я впервые столкнулся с ней, когда уже учился на первом курсе. Позвоночник зажил, корсет сняли. От физкультуры я был освобожден, что давало возможность чаще бухать. Может, это и мешает вспомнить, как в моей жизни появилась М.

Решительно все вокруг полагали, что у нас с ней что-то было. Я и сам готов сегодня с этим согласиться, потому что столько хороших людей не может ошибаться. Она входила в наше курсовое «мушкетерское братство», сплошь состоявшее из мужиков, и обожала того персонажа, для написания имени которого даже по-русски нужен апостроф из английской раскладки. Прямого, открытого, верного, храброго гасконца. Честное слово, я таким не был. Да и он тоже.

Но бог знает, что там творилось в ее бедной головке, заполненной дешевой романтикой как одеколоном. Она незвано приезжала ко мне ночевать, я осторожно стелил ей на диванчике и ретировался. В конце концов она выпила горсть снотворного, ее стошнило, и я тоже почувствовал себя нехорошо. Бывают такие псевдо-романы: ничего не было, а все уже было. Особенно – чувство вины. Я даже съездил познакомиться с ее мамой в Волгоград. Мы проводили вместе целые дни. У нас было все, кроме взаимного влечения и секса. Этот ад назывался дружбой между мужчиной и женщиной, и при удаче мы могли бы родить большой симулякр любви, если бы я не понял, что схожу с ума. В итоге мы расстались. Не помню, что я сказал, но говорить пришлось долго. «Ты перегорел!» - грустно констатировала она. Я действительно чувствовал себя бракованной лампочкой, и ненавидел добротных персонажей Александра Дюма.

Друзья-однокурсники смотрели на меня с осуждением. Ходить на занятия стало неприятно. Бухалось все чаще. Хвосты росли. В конце концов стало ясно, что сессию я не сдам, надо уходить в «академку», а тут без членовредительства не обойдешься.

Ранней весной я поехал на дачу, чтобы сломать ногу. Там в гараже на подпорках стояла старая машина отчима. Я просунул лодыжку под авто и выбил подпорки. Кузов тяжело ухнул вниз – но сработали рессоры, и порог мягко ебнул по ноге, оставив лишь огромный синяк. Хромая и матерясь, я полез на крышу дома и прыгнул оттуда вниз, выставив ногу вперед. У самой земли инстинкт заставил сгруппироваться – я только отбил ступни, и, превозмогая адскую боль, пополз назад к электричке. Плоть победила культурный код, страдание не удалось. Пришлось взять себя в руки и все-таки сдать эту гребаную сессию. В «академку» - с диагнозом «4б» (шизой) - ушла она.

4

Мы встретились спустя 20 лет, на какой-то бедной дачке в тьмутаракани у нашей бывшей сокурсницы, объявившей ностальгическую вечеринку. Конечно, это были уже не мы. И с каждой минутой становилось легче дышать, когда решительная и взрослая женщина короткими фразами рассказывала свою историю. Она жила там же, в Волгограде, вышла замуж за какого-то местного бандита, и теперь, пока он сидел, вела его бизнес. До этого несколько лет работала в цирке с животными. Всегда любила кошек. Ничего, что большие. Мы обнялись на прощание – «один за всех, все за одного!». Отличный девиз. Великая книга, прекрасный фильм.

Позорные страницы собственной жизни, ссоры, предательства (свои и чужие), все, чего не хочется вспоминать. Это мешает нам любить то, что любят другие. Когда-то, конечно, надо было просто переспать и с несостоявшейся укротительницей тигров, и с печальной поклонницей Дюма, а не воображать, будто культура существует вне секса и смерти, что она нечто большее. Культура не выдерживает таких проверок. Но, как написал Саша Черный, уже поздно. Он ведь тоже ебал себе мозги подобными вещами. Лучше всей душой полюбить еврейские напевы или попсовое кино, или возненавидеть все это, а не откладывать на дальнюю полку, как мы откладываем забытых людей.

Чувство вины испытывает тот, кто не взял. И ободрать клавиши рояля – не самое плохое из всех прикосновений к культуре. Мама, ты молодец.