Зацепило?
Поделись!

Яковлев

Памяти Алексея Яковлева

опубликовано 24 ноября 2021, 16:48.
553 0

Странно понимать, что больше мы не увидимся. Не приеду я на Щукинскую. То есть приеду, конечно, но не к нему, не станем мы пить на кухне чай, не достанет Лёха из загашника бутылку коньяка, не спросит: будешь?

И я — как дурак все последние годы — не отвечу ему: ты ж знаешь, я за рулём...

...На самом деле, мы довольно давно не пили так хорошо, как в юности. Последний раз это бывало на чьем-то бёзднике — либо в Питере, либо в Челюскинской. Но там пили все. И это совсем не то, что бухать небольшой кампанией, вдвоем, втроем или вчетвером.

Помнится, мы так бухали в Ялте, в небольшом нашем домике над городом, на Бахчисарайской дороге.

Несколько лет подряд Яковлев с Наташей и Полиной то жили с нами, то снимали в Кацивели (мы ездили туда купаться на полупустой берег).

Вечерами все встречались в нашем садике на горке (дом сползает по горе Магаби). Лёха не мыслил себе вечера в Крыму без портвейна. Я иногда говорил ему: Давай так посидим. Или — давай что-нибудь другое, не бухло.

Но Лёха — верный человек. Он не изменял своим пристрастиям. И мы пили портвейн и сухач. Редко четыре батла на четверых, обычно пять, шесть, семь, восемь. По-разному случалось. Да и ночь в Крыму — едва ли не самое приятное время. Днём будет жара, отоспимся...

Жару, — кстати, — Яковлев очень любил. Когда для остальных наступал сущий ад, он ходил довольный и счастливый. Наконец-то тепло, — говорил. Наконец-то кайф.

Море тоже было его стихией. Плавал он далеко, красиво и долго. В последние годы уже, когда начала болеть рука, говорил:

«Это единственный способ её разработать».

Ездили мы вместе не только на Черное, но и на Белое море. Поездка на Белое, правда, случилась гораздо раньше нашего с Настей крымского десятилетия, совсем в другую эпоху.

...Год 90-ё или 89-й. Двигались мы вчетвером — я с Джулией, Яковлев с Ташевским, это был единственный наш с Яковлевым совместный автостоп...

Яковлев-то походник, и на трассу вышел, как в поход. Мы долго смеялись, но он был непреклонен. Рюкзак оказался больше него ростом и объёмом, в нём покоилась даже сковородка. Сперва из машины вылезал рюкзак, за ним — сам Лёха, и только потом появлялся Ташевский с небольшой сумкой через плечо.

В ту пору Яковлев без памяти был влюблён в Селигер, где прописался его институтский друг Саша Гаспарян, тот самый, который привык говорить, что армяне приняли христианство в 4 веке до нашей эры.

Так вот, высаживаясь где-то на трассе и глядя затуманенным взором то на Белое озеро, то на какую-нибудь реку, теряющуюся в тайге, Яковлев потягивался и ронял:

«Ну, это не Селигер».

И только когда мы поставили палатки у самого Белого моря, на кромке тайги, где-то километрах в сорока от Онеги, там, где едва ли ни самые большие в мире приливы и отливы — по 300 м. — Лёха улыбнулся и молвил:

«Почти как на Селигере».

И мы вчетвером чуть не рухнули...

...Но вообще-то мы с Яковлевым не на море познакомились. И не по поводу бухла. А по поводу музыки. Было это в те времена, когда «Иисус Христос сказал впервые ОМ». То есть давно. Мне лет 25, им — по 20.

Привёл его ко мне Володя Круминьш, который однажды вышел из леса. То есть вышел чувак и две девки. У нас в Челюскинской, помнится, им нужен был топор. Круминьш привёл девчонок на шашлыки в лес, а топор забыл. И надо было ему как-то исправлять ситуацию. А то без шашлыка все его эротические намерения грозили рассеяться в дым.

Топор мы им дали, но они так никуда и не двинулись. Остались у печки (стояла осень), Круминьш играл на гитаре, мы что-то пили и употребляли разные вещества (в ту пору мы всё время что-то употребляли). В итоге Круминьш, изучив мои текстА, сказал, что надо делать группу, и что он привезёт Яковлева.

Яковлев появился где-то через неделю. Он тогда играл на басу в «Деревянном колесе», скучной инструментальной команде, образцом для которой был «Последний шанс». Надо сказать, я всё это ненавидел. Ненавидел весь этот интеллигентский около-рок милых мальчиков, которые не знали ни ширева, ни порева. И ещё меня смущало, что Яковлев любил Битлз больше, чем Роллинг Стоунз. В школьные годы мы таким били морду.

Однако с Лёхой я не бился, наоборот, он мне очень понравился. И мы решили делать группу. Правда, согласия на тему, что это должно быть, не было никогда. Наши музыкальные вкусы в ту пору, кажется, сходились только на Дорз.

Но Дорз в русском варианте, — по мнению Лёхи, — представлял «Оптимальный вариант». Это был недостаток.

Так возникла группа ФАК-т. Вскоре у неё появился басист. Звали его Денис, хороший, но очень тихий и скромный парень, к тому же страдавший диабетом. Денис служил звуковиком, что ему в плюс.

Круминьш, кстати, быстро рассосался. Вместо музыки стал укреплять двери. Так старая моя подруга Нина Ашрафян отомстила за то, что Круминьш насочинял небылиц про их «опасные связи». Армянский брат у Нины укреплял двери, и она присоветовала ему парня. Тот с головой ушёл в процесс, а потом — в мелкий бизнес.

Ашрафяниха прочитала его правильно. Потом долго мы с ней смеялись.

Но это так, штрихок к картинке эпохи.

С Круминьшем состоялся только один концерт — кажется, где-то на проспекте Вернадского. Сделали даже запись, но кто ж её отыщет через тридцать лет...

После ухода Круминьша в ФАК-те остались Яковлев и Денис, остальные время от времени менялись. Особенно часто менялась ударная секция. Кто только ни играл на этих барабанах! И огромный человек Герман, который занимал собой половину любой сцены, и полубовник художницы Вики Тимофеевой Володя Краснов, тоже художничек, ныне живущий где-то на Неметчине, и одноклассник Лёхин Серёга Гаппен. Золотым был период, когда на гитаре лабал Володя Адамович, младший брат Джулии, а за барабанами сидел Гаппен. Это самый драйвовый ФАК-т, тогда даже Лёха написал несколько новых песен.

Вообще-то основной репертуар группы, её боевые вещи Листопад, Мусульманку и Подмосковные дачи, Лёха сочинил почти сразу. На первое музыкальное движение от текста к музыке у него была легчайшая рука. Сложнее становилось дальше. Грязного звучания, панка и всего того, что нравилось мне, Лёха не выносил. Он, а за ним, и, может даже в первую очередь, Денис всё время хотели добиться такого идеального звучания, которого я не слышал, не видел и уж точно не хотел. Но переубедить хоть кого-то было невозможно. Они были упёртые, как...

Помню классический сюжет у нас в гостиной на Чистых прудах. Лёха сидит у окна в креслах, мы с Джулией за круглым столом посередине комнаты, в окне уже намечается серый московский рассвет, и мы час за часом пытаемся убедить его быстрее записывать песни и переходить к следующим. Но без результата.

И так раз за разом...

...Долгие годы Яковлев был очень хорошим мальчиком. Добротное воспитание в семье советских учителей...

Меня его мама, понятное дело, ненавидела. Я считался источником всяческого разврата и раздолбайства, и, возможно, по отношению к Яковлеву служил им на самом деле. Благодарная и почётная миссия. И закончилась она относительным успехом. Дело довершили девчонки нашего общего круга, которые прибывали и убывали в иные годы еженедельно.

К девчонкам как к классу существ Яковлев был привязан, и через них удавалось протащить и другие сомнительные идеи.

Так в нас проникает соблазн. Об этом много говорит традиционная аскетика...

...Про Форпост и более поздний период я пока воздержусь. Расскажут об этом и без меня. Замечу лишь, что, хоть клуб и оставался до конца приличным местом, о чём мы с Яковлевым опять же постоянно спорили, случилась там целая эпоха московского рок-н-ролла, возникла большая тусовка и много было любви и счастья. Вообще, рок-н-ролл — это отрыв и радость. В Лёхе царила радость, и праздновал себя рок-н-ролл.

Мы до конца пытались что-то делать вместе, не успели дозаписать пластинку с моим голосом, думали о новых вещах, новых звучаниях. Яковлев согласился, наконец, вставлять в музыку любимые мной глухие, тяжёлые, неразворотливые и дисгармоничные пассажи, я даже пытался врубить его в Сванс. То есть всё шло своим чередом, пока не закончилось.

Ничего, Лёха, встретимся. Там, где ты, времени нет, но и здесь осталось не слишком много.