Изделие «Ходунки взрослые экзистенциальные» (ХВЭК) предназначено для использования совершеннолетними без врожденных либо приобретенных нарушений опорно-двигательного аппарата, но испытавших внезапное отвращение к самой идее перемещения в пространстве, утративших правый путь во тьме долины, выпустивших из вида путеводную звезду, тяжело переживающих мысль об иллюзорности мира.

ВНИМАНИЕ! Настоящая инструкция содержит ряд «Предостережений» и «Предупреждений», касающихся последствий пренебрежения правилами эксплуатации ХВЭК. В «Предостережениях» и «Предупреждениях» используется фраза «вы можете потерять равновесие и упасть». Каждое падение может привести к серьезным травмам и даже смерти. Это само собой разумеется, поскольку такова жизнь. Полагая, что читатели могут самостоятельно эксплицировать идею последствий из ситуации падения, мы не повторяем предупреждения о возможных травмах и смерти, каждый раз, когда речь идет о потере равновесия.

— У нас на все четыре часа. Едете в Мир бриллиантов на Тверскую, берете сумку с украшениями. Потом на склад Бобрового мира. Там 20 норковых шуб. И гоните на студию. Сигары подвезут. Куда? Брахман все знает.

Брахман сидел рядом, прямо за тонким как вязальная спица рычагом переключения скоростей «Оки». На пассажирском сидении, на жердочке. Как орел. Нет, правда, что-то орлиное в нем было. В профиле, в длинной анархистской шевелюре, в грязном кожаном плаще до пят. Как он пойдет за бриллиантами? Ведь у охраны случится инфаркт!

— Я не знаю. Они позвонили – говорят, машина у вас есть? – задумчиво рассказывал Брахман, пока я судорожно старался втиснуться в пробку на Тверской. – Мы сказали, что конечно есть. И сами все заберем. Мы не знали, что там 20 шуб. Кажется, сюда. Ты не выключай мотор, я сейчас быстро… За брильянтами схожу.

Я лежал на пляже, в дюнах, где-то в трехстах метрах большая река впадала в море, за спиной вставал сосновый лес. Мне приказали тут находиться, пока они что-то там решают. Хотя слово «приказали» опять-таки какое-то не наше, мне просто спокойно было предложено: «Ты побудь там, положение для нас новое, мы еще пока не очень понимаем, что делать». Надо сказать, мне тоже неясно, что может случиться дальше. Как поступить самому, какое решение придумают другие. А ведь еще недавно окружающая действительность казалась привычно безоблачной и беспроблемной. Дело в том, что даже размышлять о том, что будет со мной, как сложатся мои отношения с окружающим миром, я не умел, не имел опыта. И мозги в голове скрипят и стонут с непривычки.

Мама с треском выламывала белые клавиши из рояля. В брошенном доме, в 1977. На третьем этаже. Мы обходили брошенные дома уже второй месяц, это стало семейным хобби. Где старинный ломберный столик зацепим, где бронзовый канделябр. Как повезет. Однажды подфартило – целая квартира барахла. Правда, запертая – пришлось вскрывать фомкой. Набрали много: серебряную шкатулку, отличный ламповый приемник, еще кучу по мелочи. Потом насторожились — в спальне постель оказалась застелена. Тихо-тихо вышли. Но добычу не бросили. Азарт творит с человеком чудеса. Вот и сейчас: интеллигентка, почти секретарь парткома, завотделом Госплана, она свирепо выдирала клавиши — чтоб хоть слоновая кость с них не пропала, потому что рояль XIX века с собой прихватить невозможно и некуда. У нас и так два. На одном играл Шостакович, на другом – Рахманинов. Хрясть!

Водник придумали в «Воднике», дачном кооперативе, который так назывался лишь потому, что жили в нем водники. Дел у них было немного, водить да заводить. Войдет бывает водник – и заведет. Других дел они и не заводили. А если и заводили бывало кого, то лишь в свои излюбленные сады. В садах же они и водились преизрядно. Сводили и разводили по поводу и без, наводнялись и обводились.

Девятого января 2015 года в кошерном магазине на востоке Парижа террорист Амеди Кулибали взял в заложники пятерых покупателей. Вечером того же дня в Лондоне хорошо одетый турист из России зашел в обувной бутик на Бонд-стрит, где купил пару ботинок за восемьсот пятьдесят фунтов. Ровно в это же время где-то в Сибири новобранец мотострелковой дивизии Иван Громов расписался в получении белых валенок.

Январь в Париже выдался пасмурным и теплым, среди дня воздух прогревался до +13 градусов. В Лондоне стояла чудесная погода. Дислокация дивизии, где служил Иван Громов, была государственной тайной.

Конечно, эту историю можно было бы рассказать совсем по другому. Представить долгую дорогу через советскую Азию, от парома в Красноводске к Ашхабаду, от Ашхабада к Мары, от Мары к Чарджоу. Дальше – опять паром, только теперь через Аму-Дарью, и вот тебе Узбекистан. Сам Ташкент, высокое небо, разноязыкий город, Сеня, живущий на Чиланзара в квартире с огромным балконом, его подруга Дина, темноволосая девушка смешанного происхождения – да там все «наши» были смешанного происхождения, откуда другим-то было взяться? – с невероятно низким голосом. Красивая, между прочим. Длинные-длинные и при этом широко распахнутые глаза, острый и прямой нос, никак не нежные, но сильные и властные губы. В общем, она могла и умела, и это умение свое праздновала за всю масть, в чем у нас с Ксюшей не раз была возможность убедиться. В квартире на Чиланзара наличествовало только одно жилое место – огромный балкон, где и были брошены наши матрасы на расстоянии полутора-двух метров друг от друга. Так что никаких секретов! В центральной России подобных балконов не существовало и в помине. На балконе гуляло солнце, можно даже сказать, властвовало, часам к десяти уже было жарко, хотя только заканчивался март. Зато внутри квартиры пряталась прохлада. Однако пробраться туда было сложно. Маленькая комната и еще меньшая кухня были забиты до отказа – книги, пластинки, одежда, обувь, крупы, наши рюкзаки, мешки с травой. Чтоб извлечь что-то нужное, надо было долго рыться. Лишь трава и беломор обретались сразу.

Нас окружали книги, книги, книги. Книги стояли на стеллажах, лежали стопками на полу, на столе, на стульях. И среди этих книг расхаживал толстый лысый человечек в роговых очках и с седой бородкой, подстриженной по революционной моде прошлого века.

— Я не разрешаю вам проводить исследование в одиночку. Формируйте группу. Или работайте с видеодокуметами, их предостаточно. Андрей, о чем вы вообще думали, когда выбирали тему!

Я думал. Думал о том, что хорошо, когда твой научник какой-нибудь юный свежеиспеченный кандидат. Увы, это не мой случай. У меня — козлобородый Петрович, гроза факультета, завкафедрой актуального искусства, один из лучших специалистов по акционизму в стране, если не в мире. Я думал о том, что самостоятельное исследование в моем случае уместнее — ведь основным объектом исследования была не художественная группа, а автор. И это требовало не группового, а индивидуального подхода.

Святость Ляща Валеры – не тема этого повествования. Мрак покрывает многие грани сего странного мужа, пока блеск Извечный, не блеснёт, как молния от восток до запад, играя светом нетварным и Камень, да, Тот Самый, Живой, который отвергли строители, становится на мгновение зрим.

Так и тут: Что связано на земле, то и на небе, что убежало с Неба, то и днём с огнём….

Известно имя. И это уже не мало. Имя ему – Валера. Идеологическое соответствие – Лящ. Место работы – Свет Божий. Должность – пророк. Всё же остальное, надумано мыслителями, рассказано повествователями и смешав все за и против, разбросали по умам и горам, вместе с камнями, время собирать коих еще не пришло, да и вряд ли приедет, ибо задерживают энтот сбор, по многообразным причинам, еще с апостольских времен и поныне.

Это было зимним утром в Дарджилинге. Густой туман, всю ночь лежавший на улице, как сугроб, начинал понемногу таять.

Утренний променад напоминал прогулку по облакам в каком-нибудь английском провинциальном раю. Архитектура вокруг была исключительно колониальной: банк с имперскими каменными львами, почтамт с красными почтовыми ящиками, чайная лавка, чью витрину скрывал поржавелый железный занавес.

До отъезда из Дарджилинга оставалось меньше часа, хотелось купить в подарок друзьям да и просто в дорогу ноябрьского свежего чая. Но местные торговцы похоже не собирались начинать бизнес раньше, чем рассеется туман.