В России с давних пор путевые заметки представляют собой жанр политической публицистики. Понравилось или нет? - вечно задавали один и тот же вопрос, и с тревогой ждали ответа - как он там самоопределился в противостоянии Восток-Запад.
Случались совершенно надежные люди. Ивану Киреевскому, скажем, на иноземщине ничего не приглянулось, даже каблук, который прибили к сапогу в Гейдельберге, через пару верст отлетел. Наш современник Тарас Остапов избрал другую тактику. Он сперва объездит Францию, Италию и Германию, а потом напишет обстоятельный очерк о кризисе их цивилизации и повальной власти отчуждения. Но большинство покупается на западноевропейские красоты и воспевает их в своих нетленных этюдах на архитектурно-философские темы.
Западники и славянофилы, славянофилы и западники. Самые лучшие мысли приходили им в районе Баден-Бадена и Неаполя. Только Пушкин, жаль, не побывал в Ассизи и Толедо, так и не выручил себе заграничного паспорта. Остальные пообвыклись. Никого не удивляет, что три свидания, такие поэтичные и мистические, случились у Владимира Соловьева в египетской пустыне, а вовсе, понимаешь, не на берегах Байкала. Даже революционеры неплохо развлеклись в Париже и Берлине. Как художники, устраивали себе сходняки в кафе и ресторанчиках. Зато, когда к власти пришли, сообразили, что со сравнениями пора кончать. Границу на некоторое время прикрыли, пускали только доверенных лиц, которых брала тошнота от мира капитала. Что тут началось... Бесконечное нытье про барханы, богдыханов, "в Европе холодно, в Италии темно".
Открытые границы стали главным и единственным безусловным завоеванием граждан новой России. Хочется надеяться, что желание путешествовать по всему миру вывело в августе 1991 года на баррикады куда больше народу, нежели общегуманитарные ценности шестидесятников - свободные выборы, независимая пресса, право митингов и собраний, даже Его Отвратительное Величество - право частной собственности. Теперь все пошло по новой, хотя дверь, к сожалению, так прорубить и не дали. "Они" не дали, "мы" в этом не виноваты. Но через окно упорно лезем и в бинокль подсматриваем.
Философ-евразиец Александр Дугин кроет атлантический заговор на чем свет стоит, но почему-то предпочитает беседовать со своими приятелями на берегах Атлантики, в крайнем случае в городе Париже. Да и писатель Лимонов, лидер Национал-большевистской партии, никак не переберется в Москву на постоянное место жительства.
Получается несправедливость. Японцы едут на Байкал, чтобы прикоснуться к величайшей святыне, а нам подавай все, что угодно, даже жертвенники инков, но только не Минусинскую котловину - колыбель народов Евразии.
Кому-то приятно чувствовать себя в Европе азиатом, в Азии - европейцем, он упивается, что родился далеко от какого-нибудь Базеля, и с восторгом поддерживает вечные разговоры о генерале Морозе, странном заболевании - ностальгии, мистическом напряжении в православии и загадочной русской душе. В городе Вашингтоне, на пати, куда мы были приглашены рассматривать коллекцию местной живописи, юная русская художница всерьез уверяла внучатую племянницу немецкого генерала Кейтеля, собравшуюся в Петербург практиковаться в Достоевском, что в Северной Пальмире не только к августу вызревает северный виноград, но и в январе случаются весьма уважительные морозы, - птицы на лету замерзают. А в самой Москве, где, как известно, по праздникам цыгане разгуливают со своими дрессированными медведями по улицам, другая девица, побывавшая недельку по туристической путевке в Бангкоке, с жаром доказывала, что тайские девушки коварны в любви, только качают из европейцев деньгу. Она потом, кстати, вышла замуж за шестидесятисемилетнего иорданского миллионера.
Один из самых интересных наших современников, культуролог Алексей Малашенко недавно публично, в формате газетного подвала, сокрушался, что пресловутая отечественная духовность - не более, чем компенсация за грубое материальное отставание от Западной Европы.
Психиатры подметили, что излишняя социализированность, вечная тяга сравнивать себя с другими и с неким, вполне абстрактным идеалом, - кратчайший путь к депрессии и неврозам. Чтобы избежать этих неприятных заболеваний, нужно очутиться в Дании, маленькой балтийской стране, которая так и пышет ядреным, краснощеким здоровьем.
Представьте себе, еще в прошлом веке монарх пожаловал народу конституцию, "ленивый, наверно, был", - шутят нынешние датчане, проходя мимо его статуи. Но монархия сохранилась. В стране нет ни автострад, ни революций. Власти полагают, что широкие дороги портят почву, а революции - характер населения. Королева Маргарет Вторая прославилась как иллюстратор детских книг. К тому же она каждый вечер приходит в одно и то же кафе - выпить чашечку капуччино, покурить и поболтать с народом. Младший же ее сын, женатый на красавице-китаянке, имеет странное для наших мест хобби - в свободное от представительских обязанностей время он - фермер. Катается себе на тракторе по земле, отвоеванной у моря.
В столице страны, городе Копенгагене, ходит восьмой автобус, который за пятнадцать минут привезет вас в совершенно иное, суверенное государство. Обычная остановка, скверик, деревянный щит с надписью: "Независимая территория Христиания. Полицейским и другим представителям власти вход запрещен." Находчивые работники индустрии туризма водят туда экскурсии. Очень забавно смотреть на самодовольных немецких бюргеров в декорациях контркультурного Эдема.
В конце 60-х гг. заброшенные армейские казармы в центре заняли хиппи. Они основали экологическую коммуну. Каждое лето со всей Европы сюда съезжались молодые люди - купались, курили, пили пиво и слушали музыку. Самые известные рок-музыканты полагали за честь бесплатно выступить на открытой христианийской эстраде, сколоченной из грубых досок.
Кое-кто оставался. Зимой на месте палаток появлялись деревянные домики. В Христиании действует правило: если какое-то жилье освобождается, оно принадлежит тому, кто первый его занял. Состав жителей постепенно меняется, но много и старожилов. Растут свои дети, грамоте и нехитрой мудрости жить их учат друзья и родители.
Пройти всю Христианию можно часа за полтора. Единственный вид транспорта - велосипед. На автомобиле въезд запрещен. Асфальт весь срыли. Живая земля, трава, цветы. Весной, когда мы здесь были, цвела сакура. Христианийцы смеялись, болтали за столиками маленьких вегетарианских кафе, слушали музыку, спешили по своим делам. На центральной площади (площадке) несколько парней играли в футбол, остальные пили пиво. Везде свободно резвились собаки. Христианийцы держат боевых собак, чтобы защищаться от полиции. С этой же целью они почти все ходят с сотовыми телефонами.
Когда полицейские думают провести какую-нибудь акцию, распугать торговцев гашишем или проверить документы у иностранцев, все жители независимого государства собираются у границы со своими псами. И эти, в любой другой ситуации добродушные и милые, приученные к free love и пацифизму животные почему-то страшно пугают стражей порядка. К тому же христианийцы хорошо умеют метать камни. И полицейские поспешно отступают в Копенгаген...
Главная задача христианийцев - добиться, чтобы на их территории не было ни преступлений, ни конфликтов, дабы у полицейских не возникло искушения осуществить какие-то более суровые мероприятия. Впрочем, один чиновник Министерства внутренних дел Датского королевства, где по большей части все в порядке, говорил мне, что уничтожить это странное пространство полной свободы можно только точечными бомбовыми ударами. Но зачем?
Некоторое время назад на территории Христиании случился страшный конфликт: враждовали два клана, торговавшие тяжелыми наркотиками. Происходили драки, грозившие перерасти в перестрелки. Христианийцы собрались и выгнали торговцев. Нынче тяжелыми наркотиками просят не торговать (маленькие плакатики на стенах кафе). И просьба выполняется. Специалисты по героину и стимуляторам переместились в большой Копенгаген, к вокзалу, на улицы красных фонарей и секс-шопов. Увяжется за тобой вкрадчивый такой негр и шепчет: кока, экстази, бэби, я... хочешь? И регулярная полиция, существующая на деньги налогоплательщиков, ничего не может поделать с этой прибыльной индустрией. А христианийцы не любят денег, и поэтому имеют у себя только то, что сами хотят иметь.
...Уезжая из христианийского рая на городском автобусе, я думал, что раз уже начал жить в другом месте и других обстоятельствах, сюда замечательно приехать умирать. Выполнить все, что был должен, и вернуться в юность, - к совершенному покою и разговорам о власти цветов и смысле жизни на датском наречии.
Само существование Христиании оказало странное влияние на обычных датчан. Они вполне погружены в бытовые заботы, ходят на службу, зарабатывают деньги, воспитывают детей и пытаются дать им самое престижное образование. Но если твоему собеседнику меньше 50-ти, и хоть пару лет жил он где-то невдалеке от столицы, то стоит упомянуть Христианию, и человек меняется, привычные буржуазные скандинавские добродетели исчезают, появляется блуждающая улыбка и какой-то счастливый взгляд, взгляд восторженного ребенка. Будто и не ели они заповедного яблочка с райского деревца...
В маленьком провинциальном городе Рибе, старой столице, где все памятники в половину человеческого роста, чтобы не нарушить гармонию с одноэтажными домами и не подавить обывателя былым величием, мы были приглашены домой к известному местному журналисту. Шла довольно вялая светская беседа, но только до тех пор, пока мой приятель не стал рассказывать о наших путешествиях автостопом. Тут же были найдены записи Боба Дилана, разговор пронял совершенно другой оборот, и мы веселились до пяти часов утра. Читали вслух Чжуан-цзы на датском и на русском, и не было никаких цивилизационных барьеров. И Европа не была в Европе. И ей ни в коей мере не противостояла Азия...
Думается, что принц Гамлет, долго и мучительно выбиравший между бытием и пустотой, побывав в Христиании, разочаровался бы в трагедии и уговорил бы тень своего папеньки отказаться от всякой мести. Ну их, право, пусть тешатся своей властью.
...Эльсинор, между прочим, реально существует и находится в нескольких десятках километров от Копенгагена. Но Гамлет там никогда не бывал. В ту пору двор путешествовал по стране, и нерешительный принц обитал где-то на юге Зеландии, вблизи от прославленного в нашей истории Шлезвига и Гольштейна, большую часть которого у датчан оттяпали немцы. При железном Бисмарке, где-то во второй половине ХIХ века. Дания тоже когда-то была великой державой, а викингам вообще принадлежало пол-Европы.
...Рассказывать о Дании просто, так как Россию с ней сравнивать нелепо. Но это страна давно оставила глупую игру в догонялки, развивающую непомерные амбиции. Здесь никого не смутит старый забор, как где-нибудь в Подмосковье, старый автомобиль, как где-нибудь в Рязанской области. Кстати, в Копенгагене я почти не видел - кроме такси - модных европейских машин типа Мерседесов и БМВ. Зато нашу девятку можно встретить, даже "Москвич".
Дания - чудная страна. В ней люди живут. И меня, конечно, упрекнут, что я не понимаю, что все свободы и богатства Копенгагена выросли из парламентаризма и рыночной системы. И меня, конечно, упрекнут, что я не увидел, насколько далеко зашли там бездуховность и потребительство. Ну и ладно. Главное, с чувством повторить за Башлачевым: "Я хотел бы жить и умереть в России, если б не было такой страны - Сибирь".