Существуют люди, которые самим фактом появления на свет, волей времени и в силу избранного и освоенного пространства призваны пройти по острию истории. Судьба марокканского писателя Тахара Бенжеллуна (Tahar Ben Jelloun; варианты транскрипции Тахар Бен Желлун, Тахар Бен Джеллун) завязана на самые болезненные узлы современности. Мусульманин, араб, он, казалось, одной логикой событий последнего полувека вынужден либо расстаться со своей идентичностью, либо резко восстать против гуманизма, «прав человека» и прочих прелестей постмодернистской эпохи. Но он избрал иной путь, выбрал личную свободу, которую пытается совокупить с арабской культурной и религиозной традицией. Можно сказать ещё острее, - Тахар желает привить идеалы и образы индивидуальной независимости всему мощному строю исламской цивилизации, не сглаживая при этом противоречий и не обходя острых тем. В этом главный пафос его послания, которое в начале ХХI столетия, в эпоху атакующего исламского радикализма, становится чрезвычайно актуальным.
Но, может быть, ещё более характерна и метафорична сама история его жизни, судьба, образ мыслей и характер человека с Юга, попавшего на Север, мусульманского интеллигента, живущего на пост-христианском Западе. Как у героя античной трагедии, каждый его личный выбор, индивидуальное решение поддержаны и отчасти предопределены Хором пришлецов, явившихся со всего света на уютные площади европейских городов. Тех самых арабов, кавказцев, вьетнамцев, пакистанцев, ставших в начале ХХI века одним из основных вызовов уже для западной идентичности, вопросом, на который необходимо искать ответ при помощи культурного кода европейцев, потомков героев Ренессанса и Реформации, наполеоновских и мировых войн. Так судьба и работа Бенжеллуна естественно становятся встречей цивилизаций, ещё одной попыткой решить её, эту встречу, в контексте взаимопонимания и диалога, избегая конфронтации и взаимной ненависти.
...Тахар живёт в Париже и пишет на французском языке. Франция одарила его всеми возможными почестями. он признан, обласкан, читаем и изучаем. Антирасистские эссе «Расизм: объяснение для моей дочери» и «Французское гостеприимство» включены в школьную программу, президент Саркози наградил его орденом Почетного легиона. Недавно он учинил суд за авторские права с итальянским издателем, а с арабскими издателями по сей день бодается на предмет цензуры. В общем, уважаемый человек, идеально вписанный в западноевропейский поведенческий стандарт . Не только не пария из «страны третьего мира», но лауреат Гонкуровской премии, постоянный автор и персонаж крупнейших европейских СМИ, известный общественный деятель, член Высшего Совета франкоговорящих государств (что-то вроде Общественной палаты СНГ, если б такая существовала). Пишет о том, как арабскому миру не нужен герой - Саддам, герой - бен Ладен и тем более герой - Кадаффи. И его «Ислам для детей» - книжка вполне с человеческим лицом. Никак не пособие для подростков, желающих забрасывать бутылками с коктейлем Молотова платные автостоянки...
...Когда-то, в конце 60-х - начале 70-х годов в поэзии и прозе у Тахара преобладала куда более тревожная, зыбкая музыка. Привычная для Северной Африки того времени революционность рушилась в сюрреалистические сны, перемешанные с обрывками совокупных (так и хочется сказать - соборных, но цивилизация-то совсем другая, бегущая этого слова) народных воспоминаний, где перемешаны лихорадка молитвы, сперма, кровь, гной и пафос бунта. Бормотанье взрывалось песней, политический лозунг рушился в ночь, полную семейных перебранок и запретных страстей...
...Однако, пусть надрыв и исчез, а умения видеть в каждом чужаке врага изрядно поубавилось, этот насыщенный аромат никуда не делся из поздних текстов Тахара. С течением времени он был смягчен и стал более объёмным благодаря пониманию и участию, узнаванию других вкусов и образов бытия, - но сохранилось самое существенное. Осталась тайна, - ее, как и прежде, хранит луна и иные тени арабского мира. Она вплетена в социально-прозрачный, «дневной», «солнечный» быт точно так же, как погружена в повседневность история Ахмета, главного героя романа «Дитя мечты». Ахмет - несчастная девушка, которую не менее несчастный отец, мечтавший о сыне, нарёк мальчишкой, вырастил юношей и ввёл в большой мир мужчин. И не знает героиня-герой, где найти себя между сном и явью, природой и предназначеньем, там, на границе зыбких снов, дня и ночи. Он/она ведет дневник, но тетрадь смывает море, и только сказитель помнит развязку истории. Но и сказитель тактично смолкает, понимая, что есть судьбы, под которые не подвести вывода; предания, чуждые любой морали...
***
...Тахар Бенжеллун родился в религиозной столице Марокко городе Фесе 1 декабря 1944 года. Раннее детство его, счастливое, наполненное поэзией и любовью, отразилось в стихах о бабушке и книге об отце, - там присутствовал тот самый дух, который связует небо и землю, одиночество и предназначение. Когда подошёл срок, мальчика отдали в кораническое училище родного квартала, а лет в 6 он уже поступил в двуязычную частную школу, принадлежавшую некоему французу. До полудня в этой школе преподавали по-французски, после полудня - по арабски.
В 1955 году родители Тахара перебрались в город Танжер, который молва и легенда окрестили «воротами Африки». Тут мальчик закончил начальную школу в своём квартале, потом был записан в лицей Ибн Хатиба. Вскоре он перешел во французский лицей Реньо, который закончил в 1963 - м со степенью бакалавра...
По окончанию лицея Тахар поступил на философский факультет университета в Рабате. Но занятия его оказались грубо прерваны. В марте 1965 года по всей стране начались студенческие бунты, которые были почти сразу жёстко подавлены армией и полицией. На этих баррикадах наш герой набрал необходимый поэту жизненный опыт, и революционно-освободительная романтика навсегда впечаталась в стихи Бенжеллуна:
«Мы провозгласили весну для детей пустырей и окраин
что солнце? - звезда родилась и звезда умирает
перемены, - вот что существенней, - перемены, возвращающие нас к истоку,
перемены во имя горы,
грядущей по слову Пророка
В то время, как распределяют обиходные вещи
совокупляются
едят и хохочут
вера
матери в трауре
мы зароем скотов и уродцев
в их министерских архивах
история ты уцепилась за жилы нас жалящей смерти,
ты не сдвинешься с места
и со знанием дела следишь за работой умельцев на городской скотобойне»...
...Юношеский максимализм редко проходит безнаказанным. «Умельцы на городской скотобойне» не заставили себя долго ждать. В июле 1966 года Тахар очутился в дисциплинарном лагере на востоке страны, где провёл полтора года. Но власти не были чересчур уж злопамятны. В октябре 68-го, знаменательного для Франции года, Тахар уже читал курс философии в лицее Шериф Идрисси в городе Тетуане. В это же время он опубликовал и свои первые стихи, написанные, разумеется, в лагере...
...На рубеже десятилетия мы застаём молодого поэта и преподавателя философии в Тутуане и Касабланке, бредущим из кафе в университетскую библиотеку, и оттуда - вновь в кафе. Разговоры о политике и истории, крепкий кофе, гашиш, книги, девочки. Уже позднее повзрослевший Бенжеллун сокрушался: «В 1970-м году я мало преподавал. Слишком много было волнений, демонстраций, споров и сходок...»
***
В январе 1971-го министерство образования Марокко объявило, что с нового учебного года преподавание философии переводится на арабский язык. Тахар полагал, что он едва ли готов к созданию философского курса по-арабски, и добился аспирантуры во Франции. Сорбонна положила ему стипендию в 500 франков, и 11 сентября 1971 года он явился в Париж, переполненный амбициями и творческими планами, что банально для молодого человека, переплывшего Средиземное море...
Успех пришёл сказочно быстро, - Франция, пережившая студенческую революцию и моральный крах голлизма, была идеально подготовлена к появлению «молодого гения» из арабского мира. Не прошло и года, как Тахар свёл знакомство с очаровательными дамами из Monde des Livres, и его первая статья появилась в Monde, одной из крупнейших и самых влиятельных ежедневных газет. То было эссе «Техника насилия», направленное против Пола Боулза, американского писателя, кроулианца и битника, автора романа «Под покровом небес», прожившего почти всю жизнь в Северной Африке...
...Не надо особо усердствовать, чтобы найти своеобразную симметрию в судьбах Пола и Тахара. Один направился с Запада на Восток, другой - с Востока на Запад. С точки зрения Бенжеллуна, Боулз эстетизировал самые мрачные черты арабского мира - бедность, отсталость, жестокость и порочность; не только эстетизировал, но и даже паразитировал на них. Для Боулза же его оппонент оставался одним из тех, кто пытается упростить и систематизировать окружающий пейзаж, превратить реальность в набор общеупотребительных рецептов. Многое из того, против чего молодой арабский поэт и философ протестовал на демонстрациях и сражался на баррикадах, становилось для старого американского морфиниста убежищем, внутренней тишиной, зоной успокоения и самореализации...
...Это расхождение, размежевание с одним из главных героев интимной культурной жизни и богемного быта Марокко долго оставалось очень существенным для Тахара. Ему, выходцу с Востока, претило стремление рассматривать этот Восток как объект для самоудовлетворения западного человека, даже тогда, когда он видел восторженное отношение, восхищение и преклонение перед этим объектом. С другой стороны, он никогда не терял связи с родной культурой, хранил и лелеял ощущение «субъективности» её, внутри самой себя и для себя. Причём тут становилось оправданным самое жёсткое отношение к различным чертам исторического наследия и современности, понимаемое как естественная часть внутреннего духовного роста...
...Париж будто бы ждал подобного свидетельства от араба и африканца, свидетельства, подкреплённого поэтическим даром и глубоким европейским образованием; Тахар Бенжеллун на удивление легко вошёл в интеллектуальную элиту Франции. Пьер Виансон-Понте, один из содиректоров Monde, стал его близким другом и покровителем, - лучшей рекомендации во французской столице 70-х годов прошлого века найти было невозможно. За прошедшие четыре десятилетия Тахар издал около двадцати книг прозы и несколько книг стихов у ведущих французских издателей; его основные работы переведены больше, чем на сорок языков, в том числе на суахили, африкаанс и эсперанто. Ему не на что жаловаться, Европа оказалась к нему благосклонна и гостеприимна, приняла как родного; больше, чем родного, возлюбленного приёмыша, с типичным для левых либералов комплексом вины и сострадания.
Но это отнюдь не настроило Тахара на благодушный лад, ведь в фокусе его поэтического зрения отнюдь не индивидуальный, благополучный и благоустроенный мир... там царят совсем другие сны...
***
...Лирический герой Бенжеллуна плывёт в Марсель на палубе утлого судёнышка, в корзинке из-под апельсинов. Он попадает в Европу, не зная толком языка, без связей и рекомендательных писем, и ищет самую грязную и грубую работу, за которую никогда не возьмётся европеец. В вагоне поезда он с трепетом ждёт контролёра, чтоб протянуть тому билет и перемолвиться парой слов. Но контролёр равнодушно проходит мимо, ему нет дела до перевирающего простейшие французские слова араба, который, кстати, знает наизусть не только десятки сутр Корана, но и сотни хадисов, а в школьные годы упивался поэзией бедуинов и мудростью Руми. Но кому нужен арабский или персидский стих в городской подземке?
Такое одиночество носит поистине космический характер, никто тебя не любит, никто не хочет, никому до тебя нет дела. Даже в арабском кафе, где жарят шаверму и варят крепкий кофе, люди заняты собственными переживаниями, и неспособны прислушаться к стенаниям не успевшего ещё привыкнуть к западной жизни соотечественника. Ему остаётся только идти в мечеть, чтобы переговорить с муллой, или отыскать единоверцев, тех, что вербуют воинов джихада. И тогда, быть может, в раю нежные гурии утишат его сдавливающую горло жажду любви...
***
...В 1984 году Бенжеллун опубликовал знаменитое эссе «Французское гостеприимство». Первые страницы книги с провокационным и шокирующим названием занимает перечень жутких преступлений на расистской почве, совершенных в начале 80-х годов...
...Еще через четырнадцать лет, в 1998-м, на ту же тему была написана детская книжечка «Расизм: объяснение для моей дочери», известность которой далеко перешагнула пределы Франции. Было нелегко ответить на вопросы о природе расовой и религиозной ненависти, которые несколько лет подряд задавала писателю его старшая дочка Мариам. Тахар долгое время не намеревался собирать и записывать их диалоги, до тех самых пор, пока не понял, что достучаться до детских сердец можно только на понятном детям языке - и это единственная возможность изменить мир...
...В те же годы, в одном из интервью Бенжеллун признавался, что сам он никогда не сталкивался с каким-либо проявлением национальных предубеждений и тем более вражды... по крайней мере, не припоминает ни единого подобного случая...
***
...Тахар Бенжеллун любит рассказывать о дружбе с одним из самых замечательных французских писателей и богемных героев ХХ века Жаном Жене. В середине семидесятых Жене откликнулся на его первые публикации во Франции большой статьёй в коммунистической L`Humanite. Растроганный Тахар написал Жану письмо, тот откликнулся. Завязались тёплые товарищеские взаимоотношения, основанные на совместной борьбе против расизма, буржуазного ханжества и лицемерия потребительского общества. Но, - как тут же признаётся Бенжеллун, - более глубокому сближению мешала колоссальная разница в бытовых привычках писателей. Жене не имел собственности, ни даже своего угла, он прожил вечным странником, чуждым любому проявлению буржуазности. Тахар же оставался домашним и семейным человеком, любящим бабушку, папу и других родственников и далеким от самой идеи социальной провокации; тем более не понимающим социальные эскапады и мальчишеские выходки старшего товарища. Жене было тогда где-то около семидесяти, Бенжеллуну - тридцать, но марокканский писатель чувствовал себя гораздо старше, не на одно-два десятилетия, а на целую вечность...
...Этот случай кажется интересным и значимым именно в культурном отношении. Люди, приходящие из-за далёких юго-восточных пределов (хочется взять витиевато - мифотворческий тон Толкиена), географически и генетически «маргинальные» по отношению к западному миру, вписываясь в европейское общество, воспринимают, прежде всего, его социальный мейнстрим, перенимают стиль поведения, приличествующий избранному ими страту. Они редко бывают похожи на тех европейцев, которые стали маргиналами по доброй воле, отвергли мещанскую повадку и ценности из-за личных пристрастий, как Жене, или из эстетических и идеологических принципов. Чужаки и пришельцы, до той поры, пока они ещё не встроены в западную жизнь, с благодарностью воспринимают участие и солидарность со стороны всевозможных «фриков», богемных тусовщиков и экстремистов, но им трудно понять логику, исходя из которой талантливые люди добровольно отказываются от профессионального диплома, профессорской кафедры и уютной виллы в благоустроенной субурбии...
***
...На русский язык Тахар Бенжеллун переводился, но как-то фрагментарно. В 1991 году издательство «Радуга» готовило том, куда должны были войти два романа, стихи и несколько рассказов, но крах СССР положил предел этим прожектам.
...Между тем именно сейчас, в нынешнем состоянии России, творчество и образ Тахара становится на редкость актуальным, особенно в связи с поиском новой российской идентичности...
...Ещё лет двадцать назад известный арабист и политолог Алексей Малашенко обратил внимание на глубокое сходство арабского и русского исторического опыта. У нас и у них пространство господствует над временем, а тоска по утраченному величию порой перерастает в манию. Для нас, как и для них отвлечённые идеи остаются политическим аргументом, и мы, как и они часто глядим на западный практицизм и «короткую память» со смешанным чувством зависти и омерзения.
...В ХХI веке, когда во многом прояснились возможности и реальные проблемы нынешней России, очутившейся на обломках русского мира и мифа, подобно тому, как любой арабский народ живёт «на руинах халифата», - мы призваны услышать и понять голос Тахара Бенжеллуна. Это особенно существенно в том числе и потому, что в системе отношений Восток-Запад и Север-Юг русская цивилизация занимает особое место. С одной стороны, в наших городах становится всё больше и больше людей Юга, с трудом вписывающихся в систему социальных связей; персонажей, порой столь же несчастных и одиноких, что и арабские нелегалы в Париже и Брюсселе. Растёт и число преступлений на расовой почве, и проблем, связанных с национальной ненавистью и предубеждениями... С другой, - русские и украинцы, в поисках лучшей доли оказавшиеся в Европе, порой чувствуют себя там еще более чуждыми, чем турки и арабы.
...В этом положении Тахар - со своими образами и идеями, - и «за», и «против» нас, он позволяет понять и отчаянную злость чеченских мальчишек, и героику кавказского сепаратизма, и боль, и зависть всех тех, для кого Москва и Питер «как Европа», кто приезжает сюда зарабатывать и ненавидеть, только отчасти прощая и презирая нас, потому что в Берлине и Токио живут ещё лучше, ещё спокойнее...
...И последняя, всплывающая в связи с образом и творчеством Бенжеллуна и очень актуальная для нас в пост-пост модернистскую эпоху - тема пафоса. Пафос систематически унижается в современной культуре, и думаю, что не случайно, - по одной лишь логике развития эстетических канонов, - а злонамеренно, для того, чтоб ничего нельзя было сказать и услышать. Этот пафос, особенно «освободительный», был предельно заболтан в советской эпоху и как бы лишён «права гражданства» в современной России...
Но саму такую «затёртость», снятие значений и идеалов, Тахар замечательно преодолевает, сочетая пафосное высказывание с сюрреалистической галлюцинацией, что позволяет ему (пафосу) быть услышанным... он теперь как бы призыв, выросший из фантасмагории, когда она обращается не к смерти, а к жизни, к дыханию, к солнцу. Так вновь обретается возможность и право говорить всерьёз; а вместе с ними возрождается и надежда, что изреченное слово не упадёт в пустоту, а будет понято, услышано и, хоть немного, но изменит мир.
ТАКЖЕ НА КАСТОПРАВДЕ:
Из книги "Миндальные деревья погибли от ран"
(стихи Тахара Бенжеллуна в переводе Андрея Полонского)