Зацепило?
Поделись!

Побег за пределы постмодернизма, или антигнозис

опубликовано 07/04/2001 в 17:04
рисунок Анастасии Рюриковой-Саймс


Мы, то есть люди, одиноки и заброшены. Это не всегда ясно современникам, сверстникам, представителям одной профессии, жителям одного государства. Порой существование кажется гарантированным, обеспеченным и подкрепленным. Семья, дом, государство, социальные гарантии, школа, ликбез, курсы повышения квалификации, классовая борьба, партийная принадлежность - все эти милые вещи мы придумали для того, чтобы меньше бояться. Даже ложные опасности создаются, чтобы бояться чуть меньше. Не правда ли только безумец всерьез испугается фильма Хичкока? В конце концов можно с удовольствием посмеяться над подобным трусишкой. В идеи типа конца света, апокалиптических пророчеств и пр. также приятно играть. Они скрашивают перспективу собственной смерти. На миру, дескать, и собственная красна. А уж цифры, круглые даты, пророчества Нострадамуса, откровения колдунов и ясновидящих тем более должны успокоить. Какие-то, скажем, сбылись, какие-то не сбылись, но линии намечены, по рунам читать можно, и все не слишком ясно. Некий туман в предполагаемом будущем способствует хорошему пищеварению и нормальному анализу крови. Адреналина выделяется столько, сколько следует, - согласно рекомендациям лучших диетологов. Итак, не больше десятка яиц в месяц, не больше двухсот грамм масла, никаких сигарет и умеренно алкоголя. Один фильм ужасов, три часа размышлений о конце света.

Но все подобные вещи дают ложное, обманчивое умиротворение.

По существу успокаивает только смысл и присутствие. Существование старшего, придумавшего за нас этот мир и всю населяющую его тварь, экономический кризис, голод и смерть любимого человека. Взвешено, взвешено, сосчитано и... прощено. Осирис воскреснет, солнечные дни вернутся, в конце концов броситься на горло пулемета гораздо проще, чем годами умирать от рака горла.

"Тоска человека по Богу - это тоска собаки по хозяину", - заметил кто-то из мудрых и добавил, что особенно остро пес тоскует, когда сыт и нечем заняться или когда голоден и негде найти еды. То есть он еще не ввязался в драку, или, покусанный, уже выбрался из нее, зализывает раны. Дом далеко и существование хозяина проблематично. А вдруг, - возникает страшная мысль, - пока я ходил - бродил по миру, на небесах завели уже другую собаку. Более совершенной породы, умеющую наконец отказаться от борьбы за всякую подгнившую кость, за всякую миловидную сучку, с усердием стоящую на страже интересов небес.

В рамках Вселенной карьерные стремления человека сильно преувеличены. Всем нам хочется быть солдатами, в худшем случае подняться до офицеров. Но главнокомандующим, отвечающим целиком за кампанию, или одиноким сторонним наблюдателем, неким корреспондентом инобытия, - сохрани Господь (просто не по зубам). Поэтому идея последней битвы, в которой имена стратегов определены и задания розданы, утешает сильней всех прочих утешений. Это провоцирует интерес к исламу. В исламе подобные вещи и наглядней, и конкретней. Рай, где тебя ублажают гурии, - ничто по сравнению с идеей джихада. Солдату невозможно без врага. Идея массовой смерти легко затемняется ожиданием победы. Поют трубы, вносят знамена, небесная конница строится в каре.

По сравнению со всеми этими делами нехватка продуктов или измена жены покажутся сущей ерундой. Какое мне в конце концов дело до того, что меня люди не понимают, если над городом нависает облако отрицательной энергии и как раз сейчас набирают добровольцев, чтобы эту энергию уничтожить?... У нас есть сабли, у нас есть пушки.

Впрочем, от всепоглощающего желания быть востребованным на полях мистической войны до обычного безумия - полшага. Некоторые провокаторы утверждали, что и пророческая удаль на темы мистической войны возникает от скуки или от одиночества. Мол, дуалистическое сознание - раздолье для последователей доктора Фрейда.

Все-таки самый романтический образ участи человека на земле предложили гностики. Только представьте: мы - последние искры истинного Божества в злом и порочном мире, где хозяйничает неумелый и самолюбивый Демиург. Верховный Бог, сжалившись над нами, послал своего Сына, чтобы указать путь прочь из прогнившей ойкумены. Окружающее тем временем становится все хуже и хуже, каждая новая эра страшней предыдущей (от золотого века - к железному). Большинство современников тонет в повседневности, как в болотной жиже. А ты всепобеждающе стремишься к небесам, призывая на головы несовершенных ублюдков огненные стрелы всадников Апокалипсиса.

Подобные идеи живучи не потому, что они опираются на какую-либо эзотерическую истину (как хотели бы представить дело Геннон, Джемаль, Дугин и прочие их единомышленники), а потому, что отвечают самым низким страстям наших растерянных соплеменников. Мир органический, животный, природный погряз во зле, и задача отнюдь не жить в нем, не просветить его, а вырваться, вырваться, вырваться - любой ценой. На основании таких убеждений на наших глазах возникает особый слой людей - своего рода мистических, скорее "душевных" (дело именно в психологии), даже не "духовных", эмигрантов, желающих "спастись любой ценой", бежать "куда угодно, но прочь из этого мира", - как писал старик Бодлер.

Один мой приятель, отнюдь не безумец, а талантливый писатель и успешный журналист, наблюдая нынешний финансовый кризис, разразившийся на фоне ожидания круглой даты, заявил как-то, что человечество (и Россия, его непременная часть) нуждается в новой идеологии, - не национальной, не классовой, а эсхатологической. Провозглашая свою готовность заняться (разумеется с друзьями) созданием такой идеологии, он рассчитывает в тысячу первый раз наделить людей смыслом, однако на самом деле придумывает очередную постмодернистскую схему.

Весь юмор ситуации в том, что в ХХ веке мир, разумеется, ждал (так и не дождался) глобальной социальной альтернативы (типа коммунизма), но предыдущие девятнадцать веков он ждал (так и не дождался) Второго Пришествия. На пороге 2000 года можно сколько угодно говорить о грядущей катастрофе или преображении (и о коммунистических идеалах; впрочем, и о том и о другом вкупе), но все эти слова останутся цитатой, занудным припевом поизносившейся песенки.

Так неужели невозможно придумать ничего нового? Неужели настолько обречен на одиночество человек после ХХ века, устающий прежде всего от того, что людей слишком много одновременно с ним, и потом уже от того, что людей слишком много было до него. Слишком много, чтобы увидеть во всех этих танцах хоть малейший отсвет смысла.

Надежда существует, пусть она столь же стара, сколь стары страхи и батальные перспективы. Видеть другого, уважать себя в нем и его в себе. Не мы создаем Бога, это Он ежеминутно созидает нас по своему образу и подобию. Но описываем его мы, смертные и одинокие люди, поэтому и выглядит Он так похожим на нас. На нас, но только таких, какими бы мы сами хотели бы себя видеть.

В этом есть разнообразие, потому что каждая судьба уникальна, и, обращенный к вечности, человек теряет свою уязвимость. В этом есть смысл, потому что истина присутствует, но молчит, - за нее говорят люди, и верное понимание вырастает из их разноголосия. В этом есть победа, потому что, давая свою интерпретацию истины, каждый из нас одновременно намечает и собственный путь к ней.

В конце концов помимо хозяина-воина, хозяина-судьи, хозяина-палача и хозяина компьютерной схемы, есть еще и хозяин-советчик, хозяин-товарищ, хозяин-художник, поощряющий своих глупых щенят, когда они, пусть неумело, пусть ошибаясь, но пытаются создавать новые праздничные и живые миры.