«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

Тянет, тянет полуденное солнышко пройтись по бульварчикам с бутылкой крымского портвейна. Она - не она. Держится зима, скребется когтями по мокрым крышам, глубоко схватилась за сухожилия, сильно вены сдавила. Не нравится ей, когда по лицу, по талому снегу, подошвы прохожих следы рисуют. Уже появились на улицах красивые люди. Да, все же пришла она, никем не виданная.

История не повторяется, ибо нет другой истории. Она никогда не начиналась, и никогда не кончится, если будет кому наблюдать ее после нас. Она начинается и заканчивается в каждом отдельном моменте, когда внезапно узнаваемое ощущение чего-то нового смешивается со случайными воспоминаниями. Мир изменился. Мир все тот же. Идя в гости, открывая знакомую дверь в обычном подъезде старого дома, проходя в темноту корридора, заваленного одеждой; под звон, гул, дребезжание свалок, заброшенных заводов, велосипедных спиц, бормотание на неизвестном но узнаваемом наречии, приглушенное чуть грязное звучание гитарных аккордов, крик северных шаманов; скользя взглядом, привыкшим к мраку, по застывшим лицам гостей. Так же в этой квартире было год назад, в то же самое время. Да, это было совсем не так.

Может быть, она все еще стоит за дверью, выбирая маску, в которой переступит порог. Ее не видно в глазок, и мы клеим маски, в которых станем ее встречать. Скорее всего, не успеем или просто уйдем на кухню пить вино, смотреть, как исчезает последняя свидетельница ХХ века, так неровно раздробленная календарем. У нас есть все, что осталось с нами, плюс чье-то будущее, минус время. Из колонок старенького усилителя вырывается голос Моррисона, который никогда не станет "другим", и King Crimson так издалека и совсем рядом поет о 21st century schizoid men. Странные дни нашли нас в ожидании солнца...

Но она то уже здесь, до поры скрытая фатой, подает знаки, появляется то тут, то там, игриво хихикая, подмигивая за секунду до того, как исчезнет, шурша тканью одежды. Она хочет, чтобы ее раздевали нежно, медленно, рассматривая каждую деталь ее наряда, касаясь каждого участка ее кожи. Она хочет, чтобы с нее сорвали тяжесть платья, обожгли царапинами ее лопатки. Обнаженная, она превратится в лето, и кто знает, где нас застанет время, валяющихся голыми под лучами незнакомого солнца.


раньше:
← 17/o2/2оо1
3250
городская шизнь
9/o3/2оо1

дальше:
16/o4/2оо1 →