2/o1/2оо4

Рождественская сказка - 3

«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

Говорят, что всякая история имеет свое начало и конец, и герой ее, будь то один человек или все человечество, неминуемо движется сквозь перепетии судьбы и сюжета от пропасти к пропасти. То есть, любое событие, случившееся до или посли истории уже не имеет к герою никакого отношения - мы вспоминаем о персонаже лишь тогда, когда с ним что-то происходит или происходящее хоть как-то его касается. Даже самый опытый рассказчик почувствует себя неловко, если попытается поведать о свершившемся, происходящем или грядущем, не упоминув при этом ни об одном деянии героя своего повествования. Потому это и не история вовсе, а скорее сказка. Сказка, которую можно рассказать лишь молча, и которую лишь в молчании внимательный слушатель может распознать.

Поскольку сказка эта не имеет ни начала, ни конца, нет никакой необходимости сразу представлять ее героя. Впрочем, его можно заметить и с другой стороны Площади трех вокзалов, ибо из сотни прохожих, снующих вокруг он один явно никуда не спешит. Человек стоит у выхода с Ярославского, согревая руки в глубоких карманах довольно потертой зимней куртки, слегка запрокинув голову, однако без признаков самодовольства или гордости. Кажется, его серые глаза пытаются высмотреть нечто, происходящее вдалеке, или вот-вот должное произойти. Впрочем, такой взгляд обычно бывает у людей, которые схватывают каждое движение, каждую деталь окружающего пространства, равно как и у тех, кто ничего не замечают, погрузившись в размышления или пустившись в мутное странствие по собственной памяти. Так или иначе, зрение этого человека в момент нашей сказки устроено так же, как и его дыхание. Его взгляд вдыхает все образы, попавшие в поле видения, одновременно и неосознанно, и те, закручиваясь в неведомых мыслях нашего героя, оседают на реальности туманными миражами, подобно тому, как пар, слетающий с его губ, на миг делает воздух видимым. Впрочем, этот человек отличается еще и тем, что он, пожалуй, единственный на площади, для кого очертания домов, людей, машин, сияющих витрин и новогодних елок, тротуаров, покрытых льдом, лиц и дорог сливаются в нечто подобное наркотическому дыму, дыму ядовитому и дурманящему. Движение, пульсация этой площади не имеет к нему никакого отношения - улица всегда живет своей жизнью, идете вы по ней, сидите в кафе или спите дома. Но теперь смысл этой жизни является очевидным - она целиком подчинена предстоящему Рождеству: магазины, бары, рестораны завлекают яркими вывесками, праздничными ценами и меню; люди появляются и исчезют в дверях метро, направляясь в гости и домой, где уже стоят нарядные елки; приезжие ищут глазами встречающих, машут руками, целуются; таксисты курят, пока один из них заманивает торопящегося к ужину прохожего, и они будут здесь всю ночь, ночь, которая уже накрыла улицу черно-зеленым бархатом городской подсветки.

До праздника Рождества по православному календарю остается всего лишь один миг, а Рождество католическое уже прошло. Мгновение последней из 14 этих промежуточных ночей, также как и наш герой, принадлежат той пропасти до начала истории и после ее конца. Оно составляет ту самую редкую сказку, когда человек выпадает за пределы своего сюжета, а значит является чистым образом самого себя, значит его мысли не искажены контекстом событий. История в конце концов определяется датами, а потому частично повторяется, как из года в год повторяется 7 января, день Рождества. Впрочем, говорят, история развивается по спирали, и быть может 29 февраля, появляющееся раз в 4 года, не позволяет кругу сомкнуться. Хотя дело отнюдь не в календарных цифрах. Мысли всех этих люди на площади уже начинают искрится рождественским сиянием, пусть даже большинство из них этого теперь не осознает. Праздник Рождества нанизывает один и тот же день истории на одну нить, и каждый человек, спустя десять лет, сто, тысячи, становится свидетелем однажды происшедшего, точнее однажды происходящего, поскольку жизнь Христа, даровавшего людям жизнь вечную, не принадлежит времени. Это одновременно и история, и та сказка, которую можно рассказть лишь молчанием. Вероятно поэтому во всех случайных свидетелях той части ее, которая совершается на площади, наш герой почти явственно, но бессознательно, чувствует чудо, присутсвие и дыхание Творца. Счастье хотя бы однажды или изредка улавливать вокруг эту божественную искру странным образом свойственно русскому человеку - юродивые и святые веками ходили и ходят по нашей земле.

Имя нашего героя не столь важно, посколько имя всегда упоминается в связи с каким-то событием, а событий в происходящей сказке нет. Наш герой совсем недавно сошел с поезда, прибывшего из Восточной Сибири, где провел Бог знает сколько времени. Теперь он стоит, грея руки в глубоких карманах потертой куртки, и стоит на краю пропасти, за которым начинается начало истории. Именно сейчас, когда человек является чистым образом самого себя, когда в его судьбе отмечена точка пустоты, а мысли не искажены контекстом обстоятельств, в нем начинает клокотать и подниматься к самому горлу невероятное Чувство. Оно позволяет видеть во всех случайных свидетелях этой сказки искру творения, а стало быть дает ему силы вдохнуть весь яд, скопившийся на этой площади, во всем этом городе, и превратить его в дурманящее зелье радости, всепрощения и милости. Он видит грязных и злых, жадных, боящихся, слепых детей, но все эти дети где-то глубоко сияют маленькими звездами, указующими путь к их сердцам. Его серые глаза как-будто пытаются высмотреть нечто, происходящее вдалеке или должное произойти, и сказка переступает предел. В следующее мгновение начнется новая жизнь и продолжится суматоха площади. И эта следующая история начнется с великого праздника Рождества Христова.


раньше:
← 9/1o/2оо3
3320
городская шизнь
2/o1/2оо4

дальше:
16/o4/2оо4 →