«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

бывает, хочется реального хаоса, помоек, река ваще грязная как черт на свадьбе, детский зеленый велосипед дрейфует к шлюзу, рыбы мутанты глотают человеческие консерванты, набухают купола над всем этим мочьем родным, ртутные сны, воспарение по этому ржавому сдавленному дну речному, сам городище тротуарный то ласковый то анакондовый, с децибельно ухающей артерией, пережатой хирургическими щипцами, с лысым ледником под новеньким фонарем, где кто-то кого-то (лица в тени) прихватил горячим за нижнюю губу, где за час до высунутого на ветру языка цыган прыгает в такси, укуренный (как кстати крутят по радио кинкс, как же четко - верно город умеет прокатить с ветерком - подарки, намагниченные ништяки), амфетаминовый сухой закат, головоломная зимняя засуха заполночь - все нечетко непроявлено, но почти идеальный кинокадр а ля бертолуччи - голый человек моет посуду на втором этаже, левая нога приплясывает в такт, можно угадать, что это там гремит - какой-то дремучий джазок.... тарелки как белые видения растут, заполняют собой марганцевую кухню, и вот голый танцор, тряся мудями, спасается от них на подоконнике, самое лучшее убежище на ближайшие сто тыщ лет. я отчетливо вижу, как вызывающе мумифицируются его конечности и благоухают внутренности, он машет рукой и даже дрочит на тяжелый беспросветный трафик, трафик отсасывает у трафика, автомагистрали постанывают, почесываются - песок, песок, на дорогах, жирная кислота плавит лед...

почти совершенство, узорчатая тень, между ночью и ночью - бомж - на самом деле старик, сосед с пятого эт. велосипедным фонариком стреляет по спящему двору. король мусорного бака, ненужного скарба, отшельник и мыслитель ночной пустыни. он перебирает, он нюхает, стучит и пробует на вкус мои позавчерашние бутерброды, мои утренние окурки с косточками оливок - нерешенные поэтические ребусы- . он повторяет одну и ту же детскую молитву, сплевывая в капюшон. его дед жил в африке несколько лет, пока не умер от пьянства под Тверью. его мать тихая учительница. зрение минус 12, по-своему показала ему, где обитает добро, одарив его -12ю на оба глаза. он жил счастливо и 40 градусов давались ему легче легкого как и логические задачки. он женился и жил бы так, если бы не жажда, жажда распознания. всякая культура ценна контекстом. он долго искал и вот наконец нашел неиссякаемый источник. - забор артефактов - ритуал требующий обстоятельности охотника. а лучше вообще наживца. к тому же - что может быть слаще, когда шаря фонариком по выброшенным пакетам, рухлядью, с ароматными подмороженными коробками, он чувствует стыдливый взгляд в спину. как знать, чей скелет удастся выловить на сей раз, может быть - твой, ночной брезгливый подглядчик. "сейчас я прочитаю твою маленькую предысторию...впрочем, в другой раз - ты, знаешь ли, сегодня и не жил вовсе, отсутствовал - в моем мире - зато я - вторгся в твой, прохаванный, я позвонил тебе по предвечному телефону, набрал твой неизменный номер назвал твое имя в сто пятьдесят букв. и ты выл, выл - о чем-то о своем, милый мой, я переслал через посыльного робота тебе остатки мартини из моего вчерашнего улова. но ты говорил часами о своем детстве, о уличном театре, о маме и каких-то ворованных с рынка корнеплодах или - ты хотел сказать корне-смысла? что, дружок, уловил, нет, а?"...

насладившись мусорщик завершал свой моцион осмотром свей суверенной республики имени рыцаря-победоносца. неспешно, прихрамывая на левую, ступал вокруг квартала - мимо военно-воздушной академии, до самого парка, исполосованного следами ног, сворачивает за угол, где рождается особенная тишина - с электрическим отблеском вдоль жирных луж на пустой дороге. хозяйство, хозяйство....покой-покой. мысли соскальзали в колодезную бездну, кровеносным шелком выстилалось небо на стиснутом горизонте, пьяняще пахло предчувствием чего-то хорошего. быть может это воспоминание, дежавю - откуда-то из ранней развесистой юности, или это вот сейчас родилось новая радостная воля. идти, смотреть. через глуховатость воздуха, через толстую слепоту, подмечать зажеванность высокого сугроба у проваленного гаража, над которым так чудно потряхивает ветром рекламный щит очень надежного банка, выдающего кредит почти что даром.


раньше:
← 13/1/2оо9
3456
городская шизнь
19/1/2оо9

дальше:
6/o2/2оо9 →