бывает, хочется реального хаоса, помоек, река ваще грязная как черт на свадьбе, детский зеленый велосипед дрейфует к шлюзу, рыбы мутанты глотают человеческие консерванты, набухают купола над всем этим мочьем родным, ртутные сны, воспарение по этому ржавому сдавленному дну речному, сам городище тротуарный то ласковый то анакондовый, с децибельно ухающей артерией, пережатой хирургическими щипцами, с лысым ледником под новеньким фонарем, где кто-то кого-то (лица в тени) прихватил горячим за нижнюю губу, где за час до высунутого на ветру языка цыган прыгает в такси, укуренный (как кстати крутят по радио кинкс, как же четко — верно город умеет прокатить с ветерком — подарки, намагниченные ништяки), амфетаминовый сухой закат, головоломная зимняя засуха заполночь — все нечетко непроявлено, но почти идеальный кинокадр а ля бертолуччи — голый человек моет посуду на втором этаже, левая нога приплясывает в такт, можно угадать, что это там гремит — какой-то дремучий джазок… тарелки как белые видения растут, заполняют собой марганцевую кухню, и вот голый танцор, тряся мудями, спасается от них на подоконнике, самое лучшее убежище на ближайшие сто тыщ лет. я отчетливо вижу, как вызывающе мумифицируются его конечности и благоухают внутренности, он машет рукой и даже дрочит на тяжелый беспросветный трафик, трафик отсасывает у трафика, автомагистрали постанывают, почесываются — песок, песок, на дорогах, жирная кислота плавит лед...

почти совершенство, узорчатая тень, между ночью и ночью — бомж — на самом деле старик, сосед с пятого эт. велосипедным фонариком стреляет по спящему двору. король мусорного бака, ненужного скарба, отшельник и мыслитель ночной пустыни. он перебирает, он нюхает, стучит и пробует на вкус мои позавчерашние бутерброды, мои утренние окурки с косточками оливок — нерешенные поэтические ребусы-. он повторяет одну и ту же детскую молитву, сплевывая в капюшон. его дед жил в африке несколько лет, пока не умер от пьянства под Тверью. его мать тихая учительница. зрение минус 12, по-своему показала ему, где обитает добро, одарив его -12ю на оба глаза. он жил счастливо и 40 градусов давались ему легче легкого как и логические задачки. он женился и жил бы так, если бы не жажда, жажда распознания. всякая культура ценна контекстом. он долго искал и вот наконец нашел неиссякаемый источник. — забор артефактов — ритуал требующий обстоятельности охотника. а лучше вообще наживца. к тому же — что может быть слаще, когда шаря фонариком по выброшенным пакетам, рухлядью, с ароматными подмороженными коробками, он чувствует стыдливый взгляд в спину. как знать, чей скелет удастся выловить на сей раз, может быть — твой, ночной брезгливый подглядчик. «сейчас я прочитаю твою маленькую предысторию… впрочем, в другой раз — ты, знаешь ли, сегодня и не жил вовсе, отсутствовал — в моем мире — зато я — вторгся в твой, прохаванный, я позвонил тебе по предвечному телефону, набрал твой неизменный номер назвал твое имя в сто пятьдесят букв. и ты выл, выл — о чем-то о своем, милый мой, я переслал через посыльного робота тебе остатки мартини из моего вчерашнего улова. но ты говорил часами о своем детстве, о уличном театре, о маме и каких-то ворованных с рынка корнеплодах или — ты хотел сказать корне-смысла? что, дружок, уловил, нет, а?»...

насладившись мусорщик завершал свой моцион осмотром свей суверенной республики имени рыцаря-победоносца. неспешно, прихрамывая на левую, ступал вокруг квартала — мимо военно-воздушной академии, до самого парка, исполосованного следами ног, сворачивает за угол, где рождается особенная тишина — с электрическим отблеском вдоль жирных луж на пустой дороге. хозяйство, хозяйство… покой-покой. мысли соскальзали в колодезную бездну, кровеносным шелком выстилалось небо на стиснутом горизонте, пьяняще пахло предчувствием чего-то хорошего. быть может это воспоминание, дежавю — откуда-то из ранней развесистой юности, или это вот сейчас родилось новая радостная воля. идти, смотреть. через глуховатость воздуха, через толстую слепоту, подмечать зажеванность высокого сугроба у проваленного гаража, над которым так чудно потряхивает ветром рекламный щит очень надежного банка, выдающего кредит почти что даром.