«Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой - сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять».Хорхе Луис Борхес

Начинается день. Просыпаешься ли в 6 или в 16, время вообще имеет значение лишь когда речь идет о свидании. Потягиваясь и протирая глаза можно удивиться - как? еще один день? - а можно просто поставить чайник и глазеть в окно на золоченые солнцем ветки. Прекрасно, еще один день. И вскоре это становится фактом. И пока ты умываешься, будишь подругу или открываешь недочитанную вчера книгу, мир живет где-то там, сам по себе, потому что жил до тебя и будет жить после, не лучше и не хуже. Люди вряд ли сыщут философский камень, и вряд ли по улицам будут ходить оранжевые марсиане. Впрочем, что с того. У них тоже будет что-то, подобное рабочим дням, политиканам, супермаркетам, потому как без какой-либо организованности тут ничегошеньки нельзя сделать. У них будут свои клерки и свои повстанцы, девственницы и бляди. И одни будут подниматься по лестнице, а другие станут пить под ней портвейн и целоваться.

Один человек стоит в приемной высшей школы экономики. Туда сюда снуют пиджачные экономисты и экономки, которые выглядят еще более забавно, когда с потрясающе важными лицами достают свои мобильники и ручки с золочеными перьями. Этому человеку нужно кого-то вызвонить по бесплатному телефону в приемной, чтобы больше сюда никогда не являться. Но телефон этот вдруг сам начинает звонить. Охранник пожимает плечами, и человек берет трубку. Аллоу. Голос молодой женщины просит позвать Володю. Володю? а вы уверены? Здесь столько Володь... Женщина смутившись спрашивает, а куда она попала. - Хорошо, что вы спросили. Это публичный дом. У нас есть Володи на любой вкус, черные, желтые, белые, метисы, мулаты, всех возрастов и направленностей. Вам которого? - Ой, - едва слышен голос в трубке, - мне бы Володю... Они так и не поговорили, но маленький теракт в логове системного мышления свершился, причем без человеческих жертв.

А земля меж тем вертится, хотим мы того или нет, и для одних это стимул к постоянной деятельности, для других - повод расслабиться и поговорить. За столиком ночного клуба сидит обычный с виду человек, пьет коньяк и скручивает самокрутки. Он только что с самолета, а девять часов назад плыл через Босфор и бродил по истамбульским кофейням. Знает арбабский, потому как окончил религиозную школу и стал муллой. Имеет прописку в Египте, но туда его больше не пустят. Сидел полгода в египетской тюрьме, где вентиляторы месят горячий воздух под потолком и лампы дневного света никогда не гаснут. А люди, которые в одно и то же время читают одни и те же молитвы одному и тому же богу, вдруг становятся чужими, и одни из них опускают электрошок в воду, а другие заглатывают мокрую грязь, безо всякой возможности двинуться. Он был в бегах, переходя пешком песчаные границы, пока однажды не нашел хибару бедуинов. А потом год жил с ними, скитаясь по тропическим пустыням Египта, Ливии, Судана, переступая вослед едущему впереди джипу со старейшиной и его сыновьями. И он вкоре вернется под это расколотое небо, под другим именем, но в первой же кальянной ему принесут подушки и угостят первоклассным гашишом.

А что время? В Индии за ним никто не следит. Там купаются в Ганге, чтобы в следующей жизни снова войти в эту реку на своих двоих. Из Египта в Индию можно попасть бесплатно, на британских кораблях, но лишь при условии, что всевидящий глаз смуглого капитана не найдет в тебе глупой суеты и желания сэкономить. А сколько плыть - всего лишь месяц. Но можно пойти с торговцами пешком, и это займет не больше года.

И там, за какими-то пределами, которые существуют лишь в тот момент, когда о них говорят, все по другому. И там о тебе узнают без слов, потому что между собой они обнимаются. А слова их существуют лишь в молитвах, и всегда на людных базарах, где обезумевшие туристы покупают диковенные вещи, чтобы украсить застенки своих домов, в то время как торговец приглашает на ужин молчаливого странника, а потом дарит ему одежды и кальян.

Платформу медленно окутала ночь и идет снег. Кажется, что его можно взять и скрутить в веревку, но он исчезает, едва коснувшись препятствия, и это просто фокус иллюзиониста. Изредка луч прожектора выхватывает это безостановочное падение, и с грохотом, покачивая тяжелыми боками, мимо проносится поезд. В Пекин, Иркутск, Абакан. Обратно. Эти огромные существа будут ползать по железным путям здесь или где-то еще, когда тебя уже не будет и когда тебя уже не было. Не подвластные ни дождю, ни снегу, ни жаркому солнцу, их сердца будут вечно стучаться в железнодорожном ритме, та-тум-та-тум, та-тум-та-тум... А внутри них люди будут пить пиво, покупать кедровые орешки и читать желтую прессу, разгадывать кроссворды и писать стихи, засыпать, встречаться, и о чем-то тихо разговаривать. И никто никогда не узнает, о чем же...


раньше:
← 8/o3/2оо2
3478
городская шизнь
15/o3/2оо2

дальше:
2/о7/2оо2 →