Зацепило?
Поделись!

Холодный цикл

опубликовано 28/08/2007 в 21:32

Мне холодно. Прозрачная весна
О.Мандельштам

* * *

Данилу Файзову
Не дрожи, тебе не холодно —
то ли дело Воркута,
Печенга, Архангельск, Вологда, —
разрывная мерзлота.

Кровь не стынет, а топорщится,
из-под ворота времён,
мне к тебе под кожу хочется,
Симон, Симон, Сен-Симон.

И в пророческих видениях,
в обольстительных речах —
ледниковая материя,
ледоколовый причал.

Славянская симфония

1.

Как я лежала глазами в землю,
глазами в землю, сыру да мокру.
Как я смотрела, что под землёю,
кто под землёю, да кроме мёртвых.

Как мне не видеть, как не дивиться,
что кроме мёртвых в земле живые.

Смотрю и некуда деваться:
какие лица…

Нежилые, нежилые земли тебя приветят,
не желаю, не желаю слышать о доме вечном,
на очах по медной — считай — монете,
извините, сдачи мне выдать нечем.

2.

Жевала корни, кору жевала,
и всё мне было как будто мало,
как будто мама не целовала
ни в лоб, ни в печень;

не говорила мне о камне придорожном,
не рассказала, что почём и где берут

и что у мира корешки да ненадёжные,
расти, мой аленький, пока тебя…

Сорвут, сорвут поцелуй твой горький с губ твоих сладких,
соврут, соврут о далёких странах и островах,
беги, беги, пока тебя не лишили ада,
пока на шее твоей не репа, а голова…

3.

Болталась вправо, болталась влево,
не перегнуть твоё колено,
не преломить в ладони хлеба,
не выковать

ключицы ключик
плечо лопатка
слезой горючей
слезай, мой сладкий,

с небес на землю
с земли под землю
расти-расти
горчицы семя

из-под земли медовым стеблем
и к небесам

Как я лежала глазами в небо,
глазами в небо, сыро да мокро.
Как я смотрела, как на экране,
на чудеса.

* * *

Завела друзей.
В лес завела, в степь заведу.
Заведу в музей —
тут ерунда, там ерунду
покажу, скажу:
«Небо во там, солнце во тут,
нету удержу —
голос висит, слово во рту
подвисает так,
как скарабей — счастье-песок —
на твоей груди —
смерть-волосок, пуля-сосок.
И на грани сна
друг или враг, враг или друг,
рыбица-блесна,
леска-паук, ласка-паук.
На пределе слов
любый любой, друг дорогой,
ижица миров —
слева дугой, справа дугой,

середина — золото.
Мир — орех расколотый,
ядрица калёная,
пресная, солёная.

Небо там, а солнце тут —
под ногами,
жизни ароматный жгут
баббл-гамный.
Жизни жвачечный пузырь,
хлоп и нету.
Друг, дорога, поводырь —
брось монету.

Маниту и мания —
монастырь в кармане».

Я гуляю в горку,
терренкур прогорклый
заведёт меня в музей,
в лесостепи...

Полна горница друзей
благолепных.

* * *

Убей царицу муравьиную,
спаси двуногого царя,
чей паланкин испачкан глиною —
не муравьиная земля.

Черна-черна весна российская,
смотри — не выколи глаза,
старик, торгующий сосисками,
страной торгующий вокзал.

Над домостроевскими башнями,
над муравейником столиц,
восходит солнце ало крашено,
как бинт бурденковских больниц.

Бела-бела зима тибетская,
пригималайская нуга,
в её сугробах терпит бедствие
нагого странника нога.

Когда заря пришла с повинною,
за пазухой зари заряд, —
убей царицу муравьиную,
спаси двуногого царя!

Разбор полётов

Встретишь смерть как брата,
сама как сестра,
душою вылетишь в степь, выпь, выпь, птица-конкорд,
твой рейс Россия, Москва — вот и лети, куда надо.
Дует мистраль,
шьёт менестрель аккорд.

Что там — нелётная? Чушь! На дворе у нас двадцать первый:
автопилоты, безалкогольное пиво, резиновый чёрт, член…
Так что лети над Парижем, лети над Пермью,
так чтобы ангелы взмыли с твоих колен.
Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька — чудик соседский, —
все ли вы в сборе, будет ли драка, или — вот так разойдёмся?
Боже, невесту Твою в три попа тили-тестят,
цезарь, рабыню твою пеленают в плен.

Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька!
Режьте горбы, под горбами — крылья обычно.
Сладко целуй свою пленную — горько, горько!
Крась её губы бледные кровью бычьей.

Противоядие смерти — жизнь до гроба.
Противоядие жизни — смерть от Неба.
Просто люби её, стерву, так подробно,
чтобы живого места на ней… Ей бы —
в глаза не смотреть, в этих глазах пусто.
Ей бы — сердца не скрыть, сердце её открыто.
Бей в барабан — тебя всё равно отпустят.
Бей в небосвод голым своим копытом.

Встретишь её, вылетишь в степь — стоп!
Встретишь её, выбежишь в поле — больно!
Боже, невесту Твою отчитает поп,
цезарь, рабыню твою пустят на волю.

Ну же, лети, как сестра, — любо лететь к брату.
Птица-горбун — глупая птица, гордая:
пьёт — не поёт, льёт — не летает. Надо
птице-горбун крылья разрезать, горло…

* * *

душа моя подошва
ото шва до шва
хлопала в ладоши
по ухабью шла

в тесной во неволе
тела миротворца
ухал воеводой
Боженька мiй кротцiй

* * *

Расправь свои крылья — если они у тебя есть.
Лети — если есть куда.
У крылатого дьявола на жопе звериная шерсть
и рейс шестой на закрылках льда.

Вытягивай шею — долгую, как вся жизнь,
высматривай дали чужие и города.
Гляди, как тебя, недотёпа, опережают стрижи —
лёгкие, как ветер, стойкие, как слюда.

И с перелётного облака, как всегда,
ангелы-дети смотрят на дольний мир,
из перелётного облака не вода,
слёзы сочатся — жалкие, как клавир.

История одна

1.

я не виновата
вата-вата в ушах
перерезал киловатты
бородатый падишах
перевидел, перечу…
вот как я его хочу

Завертелся Шурави
бешеным батманом:
— У поэтов нет любви,
есть одни романы!

2.

я не рассчитала
тала-тала вода
я с тобой её глотала
оказалось ерунда
огляделась, огляну...
объявила всем войну

Я приподнимаю бровь,
говорю расхожее:
— У поэтов есть любовь,
только очень сложная!
Приблизительно такая,
говорю не понукая:
ты поэт и я поэт —
сделай утром мне минет…

3.

Кто стоит на перевале —
горка вверх и горка вниз:
счастье не перековали
Ялта-Ялта-Симеиз.
Кто любовен как роман.

Победите-ка обман!

Пиццикато

(из цикла «Игры, в которые играю я»)

Что-то такое вертится на языке:
сакура, что ли, сука, во рту сакэ,
я налегке, мой милый, ты налегке,
и ничего не движется,
кроме воды в реке.

Что там такое? — Тс-с-с! — Мелодия в облаках.
Это гудит Аллах — магометанский птах
с чёрным крылом (размах!), с белым крылом (размах!),
и никому не видимый,
кроме — слепым впотьмах.

Что же ты, милый, — мой? Или уже ничей?
Нам не проникнуть в суть самых простых вещей.
Сказочка-быль — Яга. Сказочка — был Кощей.
И никакого слова в начале,
кроме вообще

* * *

Сергею Ташевскому
Сори словами,
егерь смысла и блаженства,
роняй глагол и существительного вес!
Гули губами,
если слишком мало жеста,
юти в них строки, как ютит подранка лес.

так-так да не так
а и егерь не дурак
шёл по лесу по живому
ел кору секи-секвойи
выл как волк и пел как выпь
сам в свою малину влип
коли так смакуй слова
остролистой пьесы
мы стоим как дважды два
у заглавья пьесы

Зима—лето, 2007 г. Москва—Ялта