Зацепило?
Поделись!

Механика аскезы

опубликовано 11/05/2005 в 23:34

* * *

Духи с душами играли
Салки салили
Хали-гали, хали-гали,
Льды оттаяли
Две русалки в облаченье
безответственном
ыли, ыли по теченью
что естественно.
Мастера играют в прятки
духи плавают
утекают без оглядки,
их отлавливают
отlovвили, отлюбили,
разукрасили
долго—долго воду лили,
небо квасили.

* * *

Омут бывает белой
пеной на волосах
пронзает поющее тело
меченая оса
омуль гонит по венам
стрелы рыбьего яда
сидит на глухой измене
пуганая наяда
наряды бывают краше,
солнце бывает жёстоким
стоит в зените на страже
лыбится одиноким
опыты близкого рая
образы лёгкой смерти
румяная рюйя тает
на стылой тверди.
Белая бездна прекрасна
И зло безлико
Размечены временем трассы
С особым шиком.

* * *

В триедином царствии полно решето
сладкими лукавствами, памятной тщетой,
то ли нам поелику вышел долгий срок,
я качу на велике через рябь дорог,
где народность устная, там и статус-кво,
города прокрустово древнее родство,
королевства сытые — соколы в петле,
звенят стёкла битые по большой земле,
челобитны омуты да галдёж невест
на мирские опыты времени в обрез,
гусляры безбожники пляшут на стриту,
крепко спят заложники на чужом счету,
манит сладким солодом штормовая даль,
и горит над городом золотом миндаль.

* * *

Колода карт, посмертие, —
не думать ни о чём?
а в космосе отверстия
вскрываются ключом,
а в комнате — окошечко
уводит в ясный сад,
по ниточкам по крошечкам
на волю пустишь ад,
лети, лети, кукушечка,
на крыльях мармелад,
а я шепну на ушко ей,
где этот божий сад…

* * *

Дышала холодом удача,
захлопнула входную дверь
пляшу, как Соломея, плачу, —
иначе что же мне теперь...
безглавый арлекина клянчит
мою грошовую судьбу, —
«меняю сердце на тюрбанчик
и сахарное марабу…»
молчи, меняла, дух разъятый,
исчезни в бестелесный дым.

И в пламени петух проклятый
сверкнёт под гребнем золотым.

* * *

Грусть — это только сон,
сияние неба, песка.
Молитва — только chanson
в неводе рыбака.
Он крутит на пальцах сеть
пением жадной воды.
Лодка — узкая клеть —
не оставляет следы.

* * *

Эх! Бы в баньку на вожжах,
я с тобою на ножах,
город — квёлый каравай,
бойко торможу трамвай.
Глобус бело-голубой.
На бульварах мордобой,
в банке пахнет гашишом,
в бане девки нагишом.
Запотевшее окно,
запрещённое кино,
лона, груди, локотки,
стройны, пухлы, коротки.
Разговорчики в строю,
горячо, ай! I loved you!
Я ждала вас столько лет.
Видишь? — Это мой скелет.

* * *

Написать поэму,
выиграть время,
убить любовницу,
дозвониться до президента,
выкинуться из окна
(оставив записку на видном месте),
в полёте вспоминать детство
и чём отличается ямб от хорея,
стукнуться головой об асфальт,
успеть принять эффектную позу для смерти
остановить погоню за прекрасным

ПРИБЛИЖЕНИЕ

1.

Вот и всё, сказать больше нечего,
потому что сезон закрыт,
ты сказал, Париж нежен вечером,
а на утро душа хандрит,
пусть над миром кружат как грифоны
белокаменные облака,
и плюётся женскими рифмами
перезвон сороков сорока,
причитания, боже мой, побоку,
припозднившийся поезд метро,
кто ж вонзил в сердце этому отроку
тыщесладостное перо?
Как на варварском дышит кириллица,
так моя удалая печаль,
точно сырость дорожная ширится
брызжет соком в подлунный Грааль.
Вот рубины в ветвях рябиновых,
вот агаты — на площадных,
вот надежды в шипах малиновых
песен жарких и заводных.
Что ещё? — ведь искать больше нечего,
ты сказал, мы остались одни,
боже мой, Париж вечен вечером,
посмотри, как пылают огни!

1.

Твоя кожа — чертогон,
твои губы — пыль,
винодельня — небосклон,
благосклонна гиль.
Свистуны на place magique,
горлуны и голь,
пиренейский южный шик
роялисту в роль.
Он — барон, она — княжна,
вертопрах с Пигаль,
как она с тобой нежна,
ничего не жаль.
Здесь арабский василиск,
там дурная масть,
на ступеньках блядский риск
захмелев упасть.
Не жалей былых времён,
ни чужих перстней,
под ключицей мягкий лён
влажных простыней.
Не ищи ни строк, ни душ
в выволочках трасс,
дестифранковую чушь
крутит Монпарнас.
Стопудовые мосты —
брань зелёных рек.
Помни, чужды и пусты
чаянья калек.
Под бронёй твоей холсты,
кожа — чертогон,
губы-гибель, но и ты
торопись, барон.

* * *

Отцветает жасмин, как удушье в сон
будь космический цензор не ладен
полнолуние это всего лишь закон
значит он и для звёзд беспощаден.
Запотело окно, расшумелась ку-ку,
забродила плоть виноградин,
и украдена суть, и мерси вам боку,
и не думайте о награде.
Уходите, сложенные из песка
первозданные души исчадий,
проступают ссадины — облака
и жасминовый воздух жаден

* * *

Дадено, заведено,
Тормоза скрипят и ноют
Кому ночью одино…
Тот пьёт зарево парное
Скорость в области серде…
Разделить на мглу штрафную
Не удастся отверте…
И пойти на штормовую
Тетерев веретено
Глухота домировая,
Счёт сравнять заведено
У мил… рая.

* * *

Что сказала тебе Эвридика
В последний раз?
Поминай её имя криком
Расхожих фраз.
Оплетают шипы ежевики
Июльский зной
Раскрывают запретные ники
Передо мной.

* * *

Морская соль, лебяжье жало,
аттракцион на берегах,
«централ» затянет зазывала,
мелькнут наколки на руках.
Бормочут чайки у причалов,
Осирис пялится с высот,
поёт осипший зазывала
не видя нот.
Он плачет о проклятой славе
Таёжных занесённых троп,
хрипит и стонет зазывала
под водку чтоб.
А завтра снова на прибрежных
пространствах я дождусь его,
и будет пьяно и небрежно
его арго.

* * *

Узре меня, помоечник,
на святках ты святой,
ты ветер трёшь в пригоршнях
с отравленной водой,
твоя жена — холодная
плясунья на часах,
и солнца путеводные
горят в её глазах

* * *

Рыбки-рупии в кармане,
почём ноне благодать?
с подорожников нирваны
можно много нааскать.
Вот гашиш, вот блуд совместный,
вот сапожки от Картье,
за небесною завесой
ходят боги по воде.
Дао прачки, дао свечки
на чиновничьем столе,
и табачные колечки
стелят дао по земле.

* * *

Что дрожишь, барашек?
Эти земли наши.

* * *

Несвобода, небосвода,
у тебя такая мода:
платье жёлтое надень,
улюби кого не лень.

В горле кость да душу оземь
с молоком кровь эта осень.

* * *

Я не верю в гей поэзию, терпеть не могу женскую,
часто думаю о мужественной
долблю в перчатках по клавишам, на улице минус двадцать
синицы наконец клюют сало,
телефон пытался звонить дважды,
сегодня вечером приедут друзья, они будут выгребать золу из печи, двигать мебель,
играть в гляделки, галделки, шахматы,
я буду варить глинтвейн с корицей и думать о том, что у меня спутанные волосы.
Мой любовник испарился в магазин за сахаром.
Я хотела сказать «купи водку», но осеклась,
на кой чёрт! Русская зима!
Морозко ходит по саду, прикидывается соснами и сугробами.
Три цвета — голубой, золотой, белый.
Лучший способ согреться — это войти друг в друга и посмотреть, что будет,
никакого садомазохизма, никакого разврата, никаких конструкций.
Мы просыпаемся под пятью одеялами и одной гончей, — всё равно холодно!
Кофе, шоколад, ваниль, сметана, лёд, конфорка, собачий лай, Эдит Пиаф, два часа дня,
под ковром — мыши...

* * *

Кризис возраста сверчка ослепляет простачка.
Феникс пляшет надо мной,
я стою на проходной,
тьма проделок за душой,
сто проступков с анашой,
сто ошибок грубых,
поцелуи в губы,
сотни сотен от любви
разлетелись соловьи,
пять восьмых — презрение
две — перерождение,
счёт ведёт жар-птица,
небесная полиция.
Феникс пляшет заводной,
я стою на проходной,
простачку nongratа —
льготная палата.

* * *

тело ряжено в одежды,
овцам сужены волхвы,
ешь конфеты, жги надежды,
пилигрим без головы…
львы стоят на бездорожье,
птицы воздух продают
звёздный голод, глины обжиг
мимолётный даст приют…
вспоминаешь милых пагод
белоснежные тела,
привкус вечен — горечь ягод
корь, простудная хула…
слышу пёстрые проклятья
ворожей и звонарей,
я хочу в твои объятья
поскорей…

* * *

жарко (Жанна де Арк)
запарка (идите вы в парк)
затравка! (травы цветы)
Кафка (фэны, понты)
справка (завтрак на берегах)
ах как (Варвара в мехах)
колодка (часы для немых)
чечётка (душевнобольных)
находка (сама простота)
начинка (внутри пустота)

* * *

Государыня-удавка,
чуда требует мордва,
где истерика — затравка,
там и треплется молва.
Подождёт, глазами смерит
неподкупный Алладин,
один Бог тебе поверит,
коль останешься один.
Вновь потребует начала
вожделеющий конца,
у ковчегова причала
не дознается лица.
Сотни ев, сто тьмущ адамов,
но останется один
сын прекрасный валаамов
против гневных палестин.
Будут лестницы разбиты
расписные рукава,
и разъята miа vita
на отдельные слова.

МЕХАНИКА АСКЕЗЫ

Вещи, пространства, вещие сны, поцелуи, побои, почерк, часы,
окурки, турецкая дудка, черта, дурь, движение, шутовство, пробуждение, наркотики, лунатики, тина, тень, скука,
фисташки, кофе, флажки, чуткость, уродство, рот, чушь, чечётка, предчувствия, мрак, шёпот, бред, башмак, матерщина, шок, суфии, судии, смех, суеверия, силы, нежность, помехи, повадки, тяжесть, притяжение, требуха, задница,
воля, похмелье, искус, платья, истерика, сладости, заговор, забытье, история, молчание, сперма, память, наваждение, ужин, язык, отчуждение, запонки, танец, пальцы, бессонница, пах, грусть, грудь, гроздья, яблоки, беготня, желание, жар, тело

преданы огню
и больше не потребуются
на пути к спасению.

* * *

Что вы ищете мытари, блудники?
Там паскуды ваши сыны.
На распутье стоят распутники,
Да нет воинов — без вины.
Но раскаянье — частый вестник
Вам, терявшим заоблачный крен,
И отвесная на землю лестница
Пахнет вереском перемен.

* * *

Уна Форте, картофельная ангелица.
В Крым норд-эст шлёт поцелуи во льду,
занавесь Рима, львицы, алтынная Ялта — на вес чугуна, струны на пальцах,
алтари волн заперты на губах,
лавр воздуха, пение Леды во тьме, лебединая слепота душит часоводства чудес,
бах! — гордиев свод законов разбит,
через сито сочится кружево горного молока, с небес
единоперстно падают ливни на розы тел, нагота
опия, ризницы цветов молят искуса минуя тишь,
да! Ту ли звезду юга плела тебе Уна Форте?
Юная дева хладных утр, жарких ночей,
алый янтарь плещется в черепицах царств её гор.
Кыш кошки! Слышишь биение сердца — сжатого скалами?
Её сердце украдено, заковано морем и дуновение ветра непостижимо,
чёрным очерчены берега глаз, синим — прикосновения,
эротика грубости, кротость фанатиков, блядство болтушек, усидчивость педофилов,
лезвия кровопийц, нежность юношей, сны кухарок, движение заповедей
на запястьях пустынных пляжей,
в квадратах комнат,
в окружностях набережных.
Уна Форте — низ иллюзий заперт верхом, небожители засеивают горизонт мачтами кораблей.
Уна Форте, чайки слизывают соль с твоих рук, втуне, пучине черноморья муэдзины хрипят через расстояния пустоты, проклиная, прославляя умерших.
Уна Форте —
белое перестает быть чёрным, души селятся у воды.

* * *

Сколько будут водить Моисеевых жён
из египетских спален пески,
и пустынники гнать инородных племён
от своей заповедной тоски?
Палестинская дочь в темнотканных шелках
отрекается от балаклав.
Слишком древняя месть в её белых руках,
и дамасская сталь в рукавах.

* * *

Пусть объятья грубые — будут вам
поцелуи в губы ли — пополам
зажигалки куплены — ровно в час
влюблены заступники — верно в нас
долгие ли пристани водят в старь
богова ли истово режет сталь
дьяволовы приставы целят в голь
смотрят в воду издавна глубже вдоль
корабли на отмелях ветра ждут
короли на опии — больно врут
а в халдейском коробе полном снов
отобьются голуби ото львов
обернулись змеями — и шипят
в звездоликом тереме звездопад
в лунорукой горнице — лунный смрад
селится разбойников — стройный ряд
ангелы на приисках — небесных черт
девушки на вывесках — дают концерт
от улыбок жмурятся — каблучки
девушки на улицах — юбочки
жемчуга и устрицы — на базар
чудодейки — чудицы крепких чар
заразили голодом — жарких тел
одарили поводом — огалдел
в ночь играет волнами волнорез
и бегут любовники в тёмный лес
косы рыб расхристаны и мягки
да кипят у приставов маяки
и кружат над городом глядя ниц
василиски — омуты ангелиц.

* * *

У пристани вода чёрная пропасть
у арабки волосы змеиные ежевики
земная высота гор непостижима

* * *

Капитализм, сортиры в моде,
зелёный чай, хорал и свод,
а мы всё спорим о свободе
с издевки мод.
Избитый Фауст, Маргарита —
пронумерованы тела,
кафе под пальмами открыто —
хозяйка зла.
Над пламенем шныряют рыбы,
и всхлипы ястребов весной,
их боги гордые могли бы
стоять стеной.
Иной раскосый обыватель
листает справочник надежд,
горюя о чужой утрате,
где ветер свеж.
Но укротительница игр
порочна и коварна, как
(здесь следует невнятный шифр),
да губы — мак.
Драматургия её плясок —
для любодея на живца
включает в шумную развязку
абсурд конца.

* * *

Прекрасных юношей велеречивых
довлеют сны
чудовищ грязных и учтивых
в огне весны
поющих рыб толпы беззвучной
кристалл в груди
оставь гостей благополучно
и уходи.

* * *

Ввечеру поют пересмешники,
клянут боговы имена,
да текут мои воды бешено,
позолотой болеет страна ,
зарекаются девки клятвами,
стоят страдники у ворот,
и небесными ведуют чатами
войска стражников сефирот…
уходи, говорят, ведь не велено
нам селиться у тёмной реки,
и застынут, как мрамор эллина,
мои сжатые кулаки

* * *

Вот тебе жало,
вот тебе кости,
вот зрители умирают от злости,
вот когти — кинжалы,
вот локти

вот Локки, вот тебе его имя,
вот сроки, отмотанные другими,
вот тают розы, вот идёт Джимми,
вот ваши розги,
вы были ими

* * *

Здесь море чадит над растратами
худых рыбаков,
раскрашена и раскатана
степь чумаков,
и соль привозная пенная
скорбящих чел,
волнуются песнопения
под градом стрел.
Осадные манят окрестности,
в плену норд-ост,
вину не хватает крепости
и ясных звёзд.
Кружит буревестник без толку
у берегов.
Часы отстают на несколько
моих шагов.

* * *

Кару примут за карму,
уходя, уходи,
говорящего «амос»
сердце бьётся в груди,
полногрудая Ганга,
полноводный Байкал,
шей мне платья для танго
без небесных лекал.
Небо — белая дырка
в моей голове,
оспяная пробирка горлопенья в Туве.
Отведи пассажиров
в безопасный отсек,
будет липкость инжира
по-над пасекой снег.
Будут спелые дхармы
над холодной рекой,
только ангельским шармом
дышит вечный покой
Видишь чёртовы шрамы
на нежном лице?
И смеющийся Рама
заперт в кольце.
Большегрузая паства
роится на свет,
в поднебесное царство
железных тенет.
На платформах дорожных
гудят поезда
И горит невозможно
постовая звезда.
2oo1—2oo2 гг.