Зацепило?
Поделись!

Почти документальное

и несколько стихотворений конца 2006 года

опубликовано 29/01/2007 в 03:05

Почти документальное…

Лишь легкий легким может быть...
Михаил Кузмин
прожито бог знает сколько бог знает как
бог знает: много богатств в раю
и на земле и в море
я хожу себе насвистываю
переживаю за ближних
а где-то взрывы голод
дети подорвавшиеся на минах
я себя успокаиваю тем, что справедливость
самая нелепая из добродетелей
но ведь это только самоуспокоение
в сущности прозаичные вещи
делают меня виноватым
я причинял боль
вводил в искушение
оскорблял оскорблялся
хохотал плакал
как и многие другие
жил как умел
и остался весел

славить Твой мир вопреки итогам
славить Твой мир вопреки туманам
славить Твой мир и не быть пророком
путешественником поющим о дальних странах

ничего еще не случилось кроме
крови смерти случки противозаконной
плачут иконы
ржавеют зоны
ау последняя пристань как слышишь меня перевозчик
путника в лесу смыслов единственного среди прочих
примешь меня в свой срок или назад отошлешь
замкнешь наручниками доводами зажмешь

в кузнеце кузнецы
дюжие молодцы
куют наше счастье о четырех подковах
о четырех подковах о семи обновах
о семи обновах о восьми ветрах
чтоб туман рассеялся оступился страх
у круга гончары
лепят время из игры
пыль пылится пламя дышит
око зрит и ухо слышит
до чего просты узоры
на орнаменте игры
до чего лихи и споры
кузнецы да гончары
дело разумей
водку наливай
чем плотнее к ней
тем надежней в рай
рот не разевай
на чужой кусок
там где неба край
летит Илья пророк
алы стрелы ввысь
алы взоры вниз
рукотворна — мысль
мыслеформа — жизнь

а у нас-то тут пока
все стрепня да сплетни
трудно сделать дурака
чуток поблаголепней
но и так он дурак
полон гонок и драк,
полон морока вина,
гордо смотрит вот те на
ты возьми прижми его
к стеночке холодной
будет плакать умолять
каяться виниться
мол, голодный я, ребята
бедный очевидец
все на божий мир глядел
тосковал плевался
а настала пора
не могу расстаться

трудности перевода трудности перехода
шепчи сухими губами имя под языком обол
казаться своим наивно
ты только сюда пришел
а они тебя уже знают
слышали о тебе помнят
что в семьдесят девятом году
ты оскорбил соседку
не поехал с ней в патриархию
молился редко
витийствовал о стихиях
не говоря уж о девках
которым было несладко
ты вел себя дерзко
ты вел себя гадко
здесь тебя не поставят в угол
и не простят, если заплачешь
у них семь миллиардов таких как ты
и ко всем надо отнестись по справедливости

это не моя вера! это не моя вера!
я не туда попал
простите мне надо идти

не издевайся, парень,
ты уже здесь, кранты,
небесная канцелярия
не принимает таких, как ты;
ты попал в плохое кино,
отснятое в Голливуде,
но не все еще решено,
везде люди

душу мчащуюся в холодном космосе
уже не отпеть на клиросе
в силу нашей косности
в силу местной сырости,
и все-таки, когда я проснулся и пот оттер,
образам улыбнулся, себе сказал,
еще колос мой крепок и глаз востер,
глаз востер и цвет крови ал,
ничего себе приключеньице вы устроили мне, мастера,
удвоили опасения, но не утвердили страх,
я люблю этот мир так же честно, как и вчера,
мало что изменилось за этот срок,
храни нас всех Бог на моих пирах,
на наших ветрах храни нас всех Бог…
25 ноября 2006 года; 14 января 2007 года

* * *

Я местный, увалень, медведь,
У стойки Запада, у стайки
Приятно вычерченных лиц
Мне ничему не научиться.
Я с гор спустился, вышел из тайги,
И на лице моем усмешка:
Ну и рожи,
Пустые.
У Интернет-телефонии есть
Ряд преимуществ. Позвоню-ка в Бостон
За гривну, и успею харкнуть Джону:
Ты, Хантингтон, дурак,
Твои идеи — дурацкие.
Мы выйдем из досады,
На крыши небоскребов сядем задом
И перетрем их в пыль.

* * *

Еще скажу, бессмертие смешно,
Когда его воспринимают типа
Я встречу маму, папу, Иван Ивановича
и собачку Жучку.
Опомнись, кто ты? И откуда ты?

* * *

Я потерял и уже не найду,
страну, которую мне никто не вернет,
это случилось бог знает в каком году,
бог знает, какой теперь год...
я был два раза в церкви на рю Дарю,
один раз рыдал, как может быть и не стоило бы,
второй раз — даже не дежавю,
просто история
в масштабах Алексея Михайловича Тишайшего
у нас территории — до пизды,
даже больше Китая,
но без Киева, Полоцка, Караганды...
а она, как известно, общая всем беда,
воровская баланда, Караганда...

* * *

Каин бродит в окраинах
среди домов гаражей
ящиков для раскаянья
в двадцать шесть этажей
сморщенные ссутулившиеся
данники этих мест
пьют дешевую водку судятся
ищут себе невест
умрут и будут отпеты
станут пылью пути
а ему сквозь всю немощь эту
надо идти, идти...

* * *

Цвет весенний, бред постельный,
Никого, вокруг туман,
В этом веке к вечной теме
Не подходит слово тьма.
Разговор идет тяжелый,
Пляшет пьяный попугай,
Сахар в ложке пережженный,
Спаси Боже по слогам.
Вот неровный и неравный
Поединок, с виду славный,
А на самом деле плавный
И спокойный беднобыт.
Никому какого дела,
Где знобит, где птица села
На плечо и песню спела,
Кто играет — голосит.
Он рыдает, если небо
Покосилось, вьется немощь,
Кончен смысл, остыло нёбо,
Ничего уж не вернуть.
Но оттяжка остается,
Но затяжка, чтоб бороться,
Чтоб бараться и колоться,
Выбирая верный путь.

Картинка с натуры

Мне кажется, что я глохну, слепну,
Глупо, ведь это обычный грипп,
У моей оболочки повысилась температура,
Стены моей тюрьмы обветшали....
А вчера мы ехали в Керчь сквозь такой туман,
Какой случится, я думаю, в первые мгновения по переходу
Из одного состояния в принципиально иное,
Пока не прояснится.

Но Феодосия не сулила никаких мистических откровений,
Мы пошли в кафе, где по стенам висели медвежьи шкуры
И объелись, как средневековые рыцари после трехдневного перехода.
В номере частной гостиницы пластиковые стены,
Расшатанные кровати, пыльные одеяла,
Телевизор в красном углу, ближе к потолку, там,
где должны быть иконы.

Ночью у меня случилась лихорадка,
утром мы занимались любовью,

В полдень завтракали в Коктебеле...

Фиолетовые тени гор,
По пляжу медленно прогуливаются местные жители,
Ежатся, потому что влажно и ветер...
Я вспомнил слова Волошина,
Он приехал к матери первый раз зимой
И отчитался в Париж: «Мрачное место».

За Судаком прояснилось. На дороге никого,
Взлетаешь, и под тобою пропасть.

Профессор пятидесяти лет


Ученики и аспиранты
На вечеринках и юбилеях
Постоянно говорили ей,
Что она не только великий ученый,
Но и очаровательная женщина,
Одна улыбка которой согревает мужское сердце.

Но те из них,
С кем она и сама была бы не прочь,
Зажимали в коридорах,
Водили в рестораны,
Увозили в дальние путешествия
Совсем других девушек,
Полногрудых, крутобедрых, зеленоглазых...

Кажется, мужчины ее юности
Были совсем другими,
Как бы точнее выразиться,
Несколько умнее...

Она улыбнулась
И тут же отогнала эту мысль,
У нее рос сын,
И идея инволюции
Была ей
Отвратительна.

* * *

У меня началась бессонница
Корми ее теперь ветром в поле
К тому же полнолуние, черт его дери,
Помутнение ума.
Среди моих знакомых слишком много безумцев,
Я не доверяю блуждающим взглядам,
Я начинаю бояться неадекватных реакций,
Мне хочется бежать в горы.
Там, за хребтом, есть другие земли,
Когда ты спускаешься к ним, они исчезают,
Я буду смотреть на них с перевала
И курить.
Табак никогда не кончится, если остановить время.

* * *

Все очень просто. Луч солнца бьет сквозь тучи,
Море становится зеркалом,
Отражает свет.

* * *

разболелась нога и это
почему-то мешает сочинять тексты, говорить с друзьями,
пить вино, танцевать рок-н-ролл,
играть в футбол, заниматься любовью...
то есть расширяет дистанцию между реальностью
и воображением...


поговорить бы с кем-нибудь, как там, за кулисами,
строг ли режиссер, участливы ли коллеги,
простят ли обиженные,
те, что здесь простить не сумели...

на берегу, конечно же, проще, чем в большом городе,
в пасмурную погоду вода и небо сливаются,
волны ласкают слух и тискают камни...

и все-таки я не понимаю,
насколько были несвободны люди девятнадцатого века,
если море для них свободная стихия...

заключенное в берега, бедное,
подчиняется ветрам, течениям,
Луне, блудливой красавице с дурными замашками,
капитанам танкеров, сливающим нефть в воду...

хочется помочь ему, но чем
маленький человечек, чем ты ему поможешь...

кричи дельфинов, пой им о море,
они споют тебе о суше ту же самую песню...

свободная стихия,
непостижимая, как посмертие...
2007 год