Зацепило?
Поделись!

Вертолет

Еще один эпизод из грузино-осетинской войны 2008 года в рассказе Тамерлана Тадтаева "Вертолет"

опубликовано 25/12/2014 в 00:00

Звезда грузинской литературы интеллектуал Лаша встал со своего председательского места, вышел на середину конференц-зала и, сверкая стёклами очков, начал вещать:

- Если вы не устали, даю вам ещё одно упражнение: вы должны разбиться на пары и рассказать друг другу истории о войне, где сами были непосредственными участниками, понимаете? - он обвёл взглядом все три стола, за которыми притихли абхазские, грузинские и осетинские писатели, и продолжал: - Потом каждый из вас напишет новеллу другого.

Тут, конечно, писатели зашумели, ибо всех волновал вопрос, сколько же времени отпустит маэстро на создание такого произведения.

- Думаю, день вам хватит, - отвечал Лаша. - Но у вас ещё целый час до обеда, и, может быть, кто-то успеет написать...

Я был в паре с Гундой, абхазской поэтессой, кстати, очаровательной блондинкой. Она сидела рядом и рассказывала мне про сбитый в 92-м году вертолёт. Добрую половину её повествования я не слышал, так как немного оглох после той контузии в августе 2008-го. По правде говоря, мне самому не терпелось поведать ей, как это случилось. Но с чего начать, думал я, смотря на шевелящиеся губы Гунды.

Пожалуй, надо будет обрисовать место, куда я просочился вместе с отрядом из семи человек. Впрочем, наша группа распалась в ту же ночь. Печально, конечно, но к утру я никого из ребят не нашёл, кроме здоровяка Марка, обитавшего в пятиэтажном корпусе. Он-то и привёл нас в свою квартиру и даже накормил ужином, хотя его прятавшиеся в подвале соседи не ели вторые сутки и вконец отощали. Оно и понятно, ведь люди во время бомбёжки впали в депрессию и в ужасе пожирали свои запасы, а в затишье поднялись наверх, к свету, и с надеждой взирали на меня и Марка, парня молодого и весьма энергичного. А тот всё время был на ногах, бегал туда-сюда, при этом обильно потел, однако форму с себя не снимал, да ещё намотал на себя километр утыканной патронами ленты. Чем-то он напоминал меня в 92-м, только я был тогда худой как чёрт и всё время стрелял по поводу и без. Марк же пока не опробовал свой пулемёт, хотя постоянно возился с ним, чистил, сдувал с рифлёного ствола пылинки и таскал с собой. Даже когда у нас появилась серебристая «девятка», Марк сначала тянулся на заднее сиденье к своему смертоносному оружию и уже потом глушил мотор. Вот такого друга я обрёл восьмого августа и, признаюсь, был не в восторге от его откровенных разговоров...


- Гунда, а я рассказывал вам, как жители корпуса направили к нам делегата с двумя пустыми мешками и он, козлиная душа, умолял меня и Марка сгонять в пекарню за хлебом?

- Нет, - пролепетала Гунда. Похоже, она решила, что я псих. Но я не мог остановить себя, так же как и «девятку», в которой мы мчались по горящему городу, а за нами гнались взрывы. Стёкол в машине не осталось, и ветер дул в лицо - хорошую мишень для снайпера. Впрочем, в машину мог залететь и снаряд или осколки бомбы - да что угодно, и превратить нас в мясо. Чуть выше кинотеатра «Чермен» Марк затормозил, крикнул: «Всё, я больше не могу!» - схватил пулемёт и выскочил из машины.

Он бросился в ближайший двухэтажный недостроенный дом, коих в Цхинвале было великое множество. Я кинулся за ним и немного успокоился, заметив, что потолок в прихожей бетонный. Надеюсь, он не рухнет на нас при первом же попадании, подумал я, и, скинув с себя автомат, положил на низенький, грубо сколоченный из досок стол. Однако взрывы приближались, и я не мог понять в чем дело, пока Марк не обратил моё внимание на автоматную очередь, прозвучавшую совсем рядом. Проклятье, опять наводчик! Вот бы поймать гада и хорошенько расспросить, уж я бы вытянул из него все секреты. А тот знал своё дело: сначала стрелял в воздух трассирующими, а через несколько секунд место, откуда он жарил, накрывало «Градом».

Я поискал подвал в доме или какое-нибудь другое укрытие, ничего не нашёл и вернулся, а Марк побежал в комнату с окном на улицу и давай высматривать наводчика, который опять стал активный и щекотал нервы короткими очередями. В какой-то момент всё стихло, и вдруг вдалеке послышались звуки тамтама. Чёрт, это «Град»! Ну всё, хана нам с Марком... Нет, тихо. Кажется, пронесло, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Не успел я обрадоваться своей мысли, как хата затряслась от взрыва и грёбаный потолок обрушился вниз. Меня будто по голове молотком тюкнули.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очухался. Я крикнул Марка, но парень не отзывался. Должно быть, его похоронило в той комнате, с окном на улицу. Самого меня не так засыпало, а вот автомат мой вместе со стулом оказался под обломками. Я схватился за ремешок оружия, потянул на себя и вытащил «калаш» с погнутым стволом. Эк его, подумал я. Ну да чёрт с ним, найду другой, а сейчас надо шкуру спасать. Выбрался я на улицу, а там полный апокалипсис: под ногами куски асфальта и металлолом из осколков, невдалеке рухнул охваченный огнём особняк, а на струнах поверженных столбов дьявол наигрывал сводящую с ума музыку. Я немного пошатался, не зная куда себя деть, потом всё-таки решил спрятаться в сточной канаве. Но только я устроился поудобней, как кто-то навалился на меня сверху, будто хотел трахнуть - надо сказать, что лежал я на животе задом к небу.

- Это я, Марк, - донеслось до меня. - Знаешь, я нашёл логово наводчика. Давай после обстрела убьём его!

- Давай! - обрадовался я и попытался скинуть его с себя. - Слушай, а ты бы не мог с меня слезть, я ведь тебе не подстилка!


- Так вы привезли хлеб? - спросила нетерпеливо Гунда.

- Конечно, целых два мешка, но есть я не мог, только блевал, и кровь шла из ушей... Так всегда и бывает: кто-то жрёт хлеб, который ты добыл, а сам ходишь голодный...

Гунда всё записала. Надеюсь, к утру она приготовит из этого материала потрясающий рассказ. Интересно увидеть себя со стороны. Ты, например, себя представляешь этаким героем, а другой при виде тебя только руками разводит и плюётся: вот болван, ну просто кретин. А я же ещё глухарём притворяюсь и слышу про себя вещи не совсем приятные. Конечно, слух мой повреждён контузией и в голове будто рой цикад поселился, но если навострить уши, то легко могу передать, о чём, например, говорят за соседним столом два блестящих прозаика Дато Турашвили и Роин Агрба. Симпатичные ребята, дай бог им здоровья! Они всё-таки успели написать за час по новелле! Это ли не талант? Чёрт, мне бы так наловчиться.

А я вот пытаю вопросами Гунду: значит, вертолёт сбили? И внутри были люди? Да, кивает головой печально Гунда, там находилось восемьдесят человек, всё больше женщины и дети. Я придвинулся к ней поближе, чтоб не пропустить ни слова. Жаль, диктофона с собой не взял. Гунда, пожалуйста, не так быстро, я не успеваю за вами записывать. В школе я был двоечник, посмотрите, какой у меня ужасный почерк. Не факт, что потом разберусь в своих каракулях. А какой был день? Зимний, ответила Гунда, я сидела дома в тепле и уюте и смотрела в окно на кружащиеся белые хлопья. И вдруг мне захотелось услышать, как хрустит под ногами снег, оглянуться на свои следы и снова пройтись по ним, как в детстве. Я оделась, взяла пустое ведро и вышла на улицу к водопроводной трубе. Да, забыла вам сказать, что я была беременна.

- Вы шутите?

- Да нет, какие там шутки.

- А где был ваш муж? - спросил я, оглянувшись на её супруга, Роина, который уже сидел на стуле в центре конференц-зала и читал новеллу, записанную со слов Дато Турашвили.

- На войне, где же ему быть ещё? Впрочем, это не важно, просто настроение в то утро было чудесное, и под журчание струи я танцевала босиком на снегу. Вдруг какой-то мальчик в жёлтой лыжной шапочке кинул в меня снежком, я в него - в общем, поигрались. Такой забавный, с румяными щёчками, без передних зубов, он сам решил донести ведро до дома, но по дороге расплескал всю воду и промочил свои ботинки. Я стала уговаривать мальчишку зайти к нам и посушить свою обувь, носочки, но он сказал, что вертолёт улетит без него, и убежал, сорванец. А я ещё посидела у окна, потом попила чай с айвовым варением. Включила телевизор, села на диван послушать новости да так и уснула. Разбудил меня муж. Он метался по комнатам и что-то искал. Я хотела его обнять, и вдруг увидела его лицо. Он был такой потерянный...

Роин Агрба закончил читать свою новеллу, встал со стула и вернулся к своему месту под аплодисменты. Гунда, зардевшись, улыбнулась своему мужу.

- А что потом? - спросил я Гунду.

- Он нашёл свой бушлат и убежал. А вечером по телевизору показывали, как взлетает тот самый вертолёт, в него попадает пылающий снаряд, он взрывается, теряет управление и, дымясь, падает. Но мне почему-то запомнился винт, как будто к его лопастям были прикреплены пулемёты, и они вертелись и поливали огнём людей, набившихся в нутро вертолёта... Потом ещё показывали разложенные для опознания обгорелые трупы на снегу, и люди подходили к ним, плакали и не могли найти родных. А я вот узнала в маленькой чёрной кляксе на белом того мальчишку...

По щекам Гунды покатились слёзы, больше она не могла говорить.

Я вышел из конференц-зала, поднялся на лифте к себе в номер, скинул пахнущую потом одежду и посмотрел в окно на улицу с красивыми постройками под ещё зелёными, несмотря на октябрь, деревьями. Я порадовался хорошей погоде и решил надеть голубые мокасины, серые брюки и синюю в полоску льняную рубашку...

Зура вчера жаловался на то, что организаторы форума поселили нас в гостинице на окраине Стамбула. Но мне тут нравилось, особенно небоскрёбы. Люблю современную архитектуру, хотя мне и старая нравится. Я прошлёпал босиком в ванную, пустил воду над раковиной, помылся и вытер тело белым накрахмаленным полотенцем. Одевшись перед большим зеркалом в прихожей, я взял сумку, проверил, всё ли на месте, вышел из номера и спустился на лифте вниз со здоровенным негром с серёжкой в ухе. Мы улыбнулись друг другу, потом я отвернулся к зеркалу и смотрел на себя до тех пор, пока не распахнулись двери кабины...

Я вошёл в столовую и увидел наших за длинным столом возле окна. Набрав еды в тарелку, я подгрёб к ним и протиснулся к пустому стулу возле Зуры. Дато Турашвили напротив нахваливал айвовое варенье. Пожелав всей честной компании приятного аппетита, я принялся за еду. И вот тарелка моя опустела, в стакане с апельсиновым соком ни капли, и я, откинувшись на спинку стула, думал, чего бы ещё поесть, как подошла официантка в коротенькой юбочке с кофейником в руке и предложила:

- Кафи, сэр?

- Ноу, фенкью, - ответил я.

Она улыбнулась и поспешила к другому столу с двумя громко разговаривающими арабами.

После обеда корреспондент грузинского телевидения, не помню какого канала, попросил дать интервью. Я вздохнул и пошёл за ним. Он усадил меня на кресло в холле и, пока его выбритый наголо коллега настраивал камеру, просунул через мою синюю рубашку маленький, похожий на баранью какашку микрофон и пробормотал:

- Знаете, Тамерлан, восьмого августа я тоже был в Цхинвали.

- Вот как? - сказал я и, покосившись на микрофон, дунул в него.

- Да, представьте себе, и заблудился там во время сильнейшего обстрела. Я стрелял сигнальными в воздух, чтобы привлечь внимание наших. И тут совсем близко от меня серебристая «девятка» врезалась в дерево, оттуда выскочили два осетинских ополченца и бросились в двухэтажный особняк напротив. Я дал ещё несколько очередей трассирующими наверх, залёг в кустах и стал ждать помощи. Но вместо этого на улицу, где я прятался, обрушился «Град». Каким-то чудом я остался жив и, когда рассеялась пыль, заметил, как из разрушенного снарядами жилища шатаясь вышел ополченец и свалился в сточную канаву. Другой, здоровый такой, с пулемётом, выпрыгнул из окна, побежал к арыку и накрыл своего товарища сверху, как будто собирался его трахнуть. Забыв про все на свете, я встал и хотел заснять на свой мобильный двух гомиков, но здоровяк заметил меня, вскочил на ноги и открыл огонь, только его пули скосили вишню надо мной, а я вот не промазал, и он упал...

- Тамерлан, вы готовы? - спросил лысый оператор и прицелился в меня камерой.

- Марк остался жив, - прохрипел я, вытирая ледяной рукой испарину со лба.

Киношники в изумлении переглянулись.

- Вам плохо, дать воды? - испугался лысый.

- Марк под камуфляжем носил бронежилет, и мы привезли хлеб...