В 1998 году, как раз накануне дефолта, мы с другом собирались пересечь румынскую границу у города Измаила, узко растянувшегося по берегу Дуная. Близость трансильванских местечек, самых, пожалуй, мутных во всей Восточной Европе, дыхание западно-украинского полесья, кишащего историями о ведьмаках, духах и прочей восточнославянской сказочной нечисти, мы ощутили еще утром, когда стояли на пустой поселковой трассе. То была настоящая глухомань среди желтых подсолнуховых полей, мы быстро засомневались, ездит ли здесь хоть что-нибудь. На дороге не было ни души, заброшенная автобусная остановка едва защищала от солнца. И вдруг как из ниоткуда - целый цыганский табор - женщины, дети, глава семьи и несколько стариков. Они встали в нескольких метрах от нас, сбросили с плеч поклажу, подослали мальчугана со стариком к нам за водой. Старик принял моего друга за священника и попросил благословения, а затем, подумав, благословил и нас. Руки у него были все в шрамах, на безымянном пальце увесистый перстень. Там мы провели еще около двух часов, теряя надежду, пока нас не подобрал болгарский автобус. Плюхнувшись рядом с приветливым водителем я в последний раз взглянула на цыган, которые тыкали пальцами куда-то в небо, старик суеверно крестился, а детишки разинули рты. А когда мы уже отъехали и дорога пошла в гору, я увидела вдали полоску густого леса, над ним - стремительно бегущие белые облака на восток, и вдруг , как в кино, - мчащееся супротив движения темное облачко на запад, вслед за нами. Сначала я подумала, что померещилось, но нет, облачко, похожее на лошадь с огромной пастью, плавно гарцевало еще минут десять по верхушкам деревьев в сторону Измаила, соревнуясь с автобусом, пока он, миновав горку, не набрал хорошую скорость.

Гостиница, где мы остановились на ночь, напоминала московские сталинские высотки (еще одна такая громадина есть в Варшаве), только эта без шпиля, всего этажей в восемь-девять. Внутри нее, как в мистическом триллере, проистекала довольно странная жизнь, что вообще естественно на приграничьях, где кажется и время течет совсем иначе, и люди всматриваются в пришлых с большей тревогой. А ведь граница - это еще и врата, и порог, намекающий на вход в потустороннее, на древние культы предков, отсюда и связанные с ними ритуалы почитания лежащих под порогом мертвецов и символической хлебосольной жертвенности ко входящим. Свободных номеров почти не было, по крайней мере со слов консьержки по-старосоветски нелюбезной и подозрительной. Она долго вертела в руках паспорта, пока по пустым коридорам мчал неуместный, неясно откуда взявшийся ветер, раздраженно шатающий тяжелые двери номеров с узкими стрельчатыми окнами, тесными балконами, где мерещились готические химеры, старыми неудобными кроватями, на которых спали и видели тревожные сны проезжие из самых разных точек Евразии. А среди них - мелкие украинские, турецкие и даже китайские бизнесмены, торгаши и наркодельцы, случайные туристы и дешевые молдавские проститутки, добирающиеся на перекладных к турецкому средиземноморью на летние заработки.

Здесь, в придунайских выселках, говорят местные жители, сны снятся нечеловеческие, такие что в церковь бегом. А церквей действующих здесь совсем мало. Как стояли порушенные с советских времен, так и стоят - позеленевшие от плесени, со свернутыми крестами.

На Измаил за считанные минуты обрушилась тьма, не успели мы сделать заказ в уличном кафе. С опозданием, нехотя зажглись тусклые фонари, вспыхнули цветные лампочки на танцплощадке. Мы пили коньяк и весело спорили о музыке, нарочито игнорируя растущее в воздухе напряжение. А в центральный парк к танцплощадке все стекались и стекались люди, лиц их было не разобрать, они рассаживались за столики, заказывали спиртное. Посетители все прибывали и прибывали, для маленького городка такое столпотворение выглядело неправдоподобным. Музыку сделали громче, за столиками тоже стали говорить громче. Но смысл возбужденных реплик уловить никак не удавалось, хотя мы, придавленные гамом, незаметно для себя притихли и стали озираться на происходящее, прислушиваясь, всматриваясь в темноту.

Коньяк был не слишком хорош, более похожий на сивушный бренди, он тяжело ударил в голову, и безмятежную веселость как рукой сняло.

Мы закурили и молча, в оцепенении, наблюдали за набирающей обороты ночной жизнью города, можно было встать и уйти спать в гостиницу, но что-то держало, приковывало взгляд.

В сущности, ничего особенного не происходило. Справа от нас сдвинула столы большая компания - человек двенадцать и только две женщины среди них, все они дружно выпивали за чей-то юбилей. За некоторыми столиками сидели парочки, за иными одинокие мужчины, время от времени отлучавшиеся на медленные мелодии к танцплощадке. Что творилось на самой площадке - не разобрать, ее перегородила длиннющая очередь в бар за пивом. В очереди шумели раскрашенные девахи в коротеньких платьицах, с ними заигрывали пареньки кавказского вида в светлых рубашках с закатанными рукавами.

По всей видимости, нам одновременно пришло на ум, как необъяснимо пронзительно вот так сидеть в кафе, будучи заброшенными невесть куда, и отстранено подглядывать за чужой жизнью. Но мы почему-то не спешили заговорить друг с другом, возможно оба неторопливо подбирали такие слова, которые бы наиболее точно обозначили ощущение местной ночи. Я задумалась об облаке над лесом, которое, скорее всего уже доскакало до Измаила и переводит дух где-то над Дунаем на нейтральной полосе меж двух границ. Или оно здесь, висит прямо над нами? Я вздрогнула и посмотрела на небо. Небо заволокло.

- А ты не задумывалась никогда, - нарушил молчание мой друг, - что зло реально существует?

- То есть? - мне стало не по себе, срочно захотелось поскорей уйти из кафе.

- То есть война между злом и добром - не абстрактное понятие. Это настоящая война, которая происходит на наших глазах и с нашим участием. Нравится тебе это или нет. Адепты зла существуют, нелепо игнорировать их присутствие в мире.

- Давай уйдем уже, - не выдержала я, - хочется уже пойти!

- Дождемся официанта, чтобы расплатиться и пойдем. Так вот, - он продолжил, - представь, как непросто стоять на страже воинству света, битва за каждый метр. Атаковать тьму, уничтожать ее, высветлять материю.

- Кого ты имеешь в виду? Магов? Колдунов? - я почувствовала, что замерзла, от коньяка заболел живот.

- Как сказать...Власть - это страшная сила. Большое искушение. Например, современная политика, даже современная, столь отдалившаяся от сакральных областей мира, все равно живет по древним законам. Люди ни капли не изменились, их искушают те же бесы.

- А мы? При чем здесь мы? Мы тоже воюем?

- А ты как сама думаешь?

Официант принес счет, мой друг расплатился и поднялся из-за стола. На секунду мне показалось, что он сильно пьян.

- Но вот, что остается от человека, которого не волнует истина? Если он просто живет для самого себя?

- Биомасса, серые карлики... - Мы вышагивали по пустому проспекту в сторону гостиницы и наслаждались затишьем, изредка прерываемым шумом автомобилей, мчащихся к самой границе.

- Когда смысл замалчивается, можно совершать любую подлость, любое предательство, по мелочи, трусовато или дерзко, по крупному - какая разница... И всегда можно объяснить, уболтать, оправдаться.

- Но как это изменишь? Как бороться со злом, если люди даже и не знают и не хотят теперь знать, что зло - это зло.

- Знаешь, считается, что когда какой-нибудь человек говорит вслух, что дьявола не существует, он встает у него за спиной и хохочет...

- Ой, ну хватит, ну и вечерок. Надо нам выспаться!

Но выспаться не удалось . В номере было душно, на лицо садились мухи. Мы по очереди вставали, выходили на балкон. Затем проваливались в короткое забытье. Кажется, я кричала во сне, или это была не я, а кто-то другой, за стенкой в соседнем номере.

На рассвете, когда стало чуть прохладней, мы закурили и почему-то долго просили друг у друга прощения, наконец, с облегчением рассмеялись и все-таки заснули на пару часов.

Сон, который мне приснился, я помнила несколько лет. Несмотря на любимое увлечение моих друзей - делиться друг с дружкой наиболее причудливыми сновидениями, сон, приснившийся мне на дунайском приграничье я так и не решилась озвучить.

Потом я его забыла.