Зацепило?
Поделись!

Все голуби Пикассо

Французский философ Жан Бодрийяр, описывая общество потребления как организм с раковыми опухолями, весьма резонно исключил понятие искусства, - дескать, в каталогах продуктов оно заняло свою достойную позицию, место «еще одной забавной вещицы в торговом мегамаркете... Картина живописца - стильное цветовое пятно на стене в гостиной или престижное дополнение к национальному музею... Актуальный арт, подобно журналам и блокбастерам, должен быть беззубым символом всеобщей культурности, хорошо продаваемым брендом, схематичным знаком цивилизованности, не требующим глубокого проникновения в суть творческого замысла, поскольку его давно уже каталогизировали, разжевали и таким образом уничтожили...

Однако даже такая стройная концепция должна давать сбои...

Бешеный ажиотаж вокруг картин франко-испанского художника Пабло Пикассо - последние несколько лет они бьют все рекорды по стоимости на аукционных торгах Sothby’s, - вовсе не случаен. За картинами охотятся не только потому, что это «стильные штуки» - кривые носы, разноуровневые глаза, диспропорции тела на гране уродства. Родоначальник кубизма, вместе со своими друзьями легко покончивший с салонной реалистической школой, мастер примитивных геометрических форм, выпустивший на полотно хаос, разрушающий законы пропорций и перспективы, - и вправду что-то схватил, очень верное о человеке, что никак не дает нам покоя. Можно даже сказать, что его авангардные цветовые пятна в сочетании с резаными линиями лиц и тел - своего рода иллюстрация к учебнику новейшей истории, вывернутая наизнанку.

Мысли как дети

Пикассо отшучивался, что рисует свои мысли. Мысль Пикассо - жестокая, пристрастная схватка между хаосом и формой, насилием и эротизмом, внутренним покоем и внутренней войной. Безусловно, он - дитя своей эпохи - очевидец двух мировых и гражданской - у себя на родине в Испании, - войн, и не последний игрок на арене холодной войны... Сам он был далек от целомудрия, считал, что искусство не умещается в ежовые рукавицы морали и гуманизма, его любимыми натурами стали бродяги и нищие, плачущие женщины, жители борделей, быки и минотавры, рассвирепевшие, как сама смерть... Искаженные лица, нарушенные пропорции, устрашающие африканские маски, сквознячок беспредела, животной агрессии, и вдруг - нежность..., - все это, как незапертые двери, ключи от которых валяются где-то в космосе, потерянные в непроходимых джунглях...

А ведь хорошо было бы некоторые запереть покрепче и не открывать более никогда...

Пабло Пикассо родился в испанском городе Малаге в 1881 году, в семье художника Хосе Руиса Бласко, преподававшего живопись в местной школе. Мать художника принадлежала к древнему испанскому роду с еврейскими корнями. Хосе Руис быстро распознал в сыне дар, всячески его развивал, надеясь через него реализовать свои невоплощенные амбиции. Они переехали в Барселону, где 14-тилетний юноша пытался продавать первые картины, подписываясь, по каталонскому обычаю, фамилией матери. Вскоре его с легким сердцем отпустили в Мадрид, где юный Пабло без труда поступил в Королевскую Академию Сан-Фернандо, затем вернулся в Барселону и все больше проводил времени в кафе «Четыре кота». Там он сблизился с группой испанских художников, увлекавшихся живописью Эль Греко, каталонской скульптурой. Вместе они посещали дома свиданий Баррио Чино, голодали, изучали жизнь бедных кварталов, постигали идеи анархизма. Как-то на улице он протянул руку гадалке - узнать свою судьбу, и она сказала ему, что он проживет жизнь самого заурядного человека, дескать, ничего великого. Такая судьба совершенно не устраивала энергичного увлекающегося Пикассо.

...В 1900 году девятнадцатилетний полуголодный, страстный, ясноглазый коротышка (158 см) шел по Парижу, и на свеженаписанном автопортрете черной кистью было написано «Я король!».

Голубой, розовый, иберийский...

Парижский Монмартр начала прошлого века жил насыщенной жизнью, - нищие художники, поэты, музыканты, красивые богемные девицы, певички, танцовщицы, запах Перно - анисовой настойки, запах секса, запах опийных капель, холодок кокаина, еще не запрещенного в Европе... Теперь эта эпоха вместе с прославленными кафе, где художники расплачивались своими набросками за чашечку кофе и бутылку вина, кажется невозможно хрестоматийной. Хозяева пивнушек сколотили неплохое состояние на таких чашечках кофе, но гораздо позже. Ван-Гог тогда был еще мало кому известен, Тулуз-Лотрек вызывал общественное негодование, импрессионисты считались чем-то неприличным. Как иронизировал Пикассо, в Испании романтичного Сезанна расстреляли бы за непристойность. Дряхлая Европа до начала первой мировой пребывала в оцепенении, казалось бы вовсе не готовая к крутым повортцам...

Молодой испанский художник поселился в малюсенькой картонной комнатушке в обшарпанном доме, где ни одна дверь не запиралась, поскольку у обитателей - циркачей, наркоманов, пьяниц, художников и их подружек-натурщиц и красть-то было нечего. Участковый полицейский в досье на подозрительного испанца записал в 1901 году: “волосы отрастил длинные”, “усы пробиваются”, “к нему ходят неизвестные личности”, “предпочитает носить черный пиджак и черную шляпу”, “он уходит и приходит в разное время, а если уходит вечерами, то возвращается лишь к часу ночи. Бывает, что дома вообще не ночует”.

Он быстро нашел себе компанию по интересам - таких же, как он, талантливых и амбициозных, полных решимости действовать. «В то время художники и поэты еще влияли друг на друга», - позже вспоминал Пабло. Вместе с поэтами Гийомом Аполлинером, Блезом Сендраром, Максом Жакобом, художниками Матиссом и Браком они весело и смело строили новое видение искусства - индивидуалистического, вызывающе новаторского.

Уже прошла первая выставка с печальными картинами в холодных голубых тонах, - период, где он по преимуществу рисовал убогих, калек, женщин, сломленных горем, жителей грязных улиц. Но денег не прибавлялось, свои рисунки он менял на выпивку для друзей или уголь, чтоб топить печь. Аполлинер составил расписание домов, где их ждали к обеду. Любимым местом дружеских трапез был дом приятеля, который сервировал бутерброды и закуски на обнаженном теле своей юной жены. Сам Гийом превосходно готовил, полагая поварское искусство частью поэзии, но его возлюбленная Мари Лорансен с трудом терпела богемные выходки гостей, валяющихся в одежде на хозяйской кровати, что в свою очередь раздражало нетерпимого к мещанству анархиста из Барселоны...

Пикассо был влюбчивым, как и полагается испанцу, друзья с интересом следили за перипетиями его романов. Он физически не мог находиться один, и если его великолепная зеленоглазая Фернан уходила за шпильками, к нему на кушетку у мольберта как загипнотизированные приходили новые «богини»... Голубой печальный цикл сменился золотисто-розовым, чувственным и нежным - знаменитая «Девочка на шаре» («девочка плачет, шарик улетел...»), «Акробат и маленький арлекин» - все было «не так как положено » в его картинах, каждая из них вызывала столь же резкое неприятие, сколь и бурный восторг.

Закон в те времена у таких компаний не пользовался никаким уважением. Чего стоит только знаменитая история с архаичными статуэтками...

Пикассо любил прогуливаться по Лувру. Однажды ему приглянулись иберийские статуэтки 5 века до р.х., найденные при раскопках в Андалузии. Он почувствовал некое коренное родство, уходящее в глубины испанской истории. Жери Пьере, очаровательный пройдоха, талантливый авантюрист и наглый вор, по совместительству секретарь изощренного Аполлинера, решил сделать Пикассо милый подарок и легко выкрал каменные фигурки для художника. Долгое время они стояли у Пикассо, распаляя его цепкое подвижное воображение художника. В 1911 году, правда, дело раскрылось. Экспонаты пришлось вернуть, а Аполлинер, оберегая Пикассо от депортации, взял вину на себя. Поэт попал в тюрьму, но через пару месяцев был отпущен. Пикассо же перешел от иберийской к африканской архаике. Он заинтересовался масками духов и вспоминал: «Меня ничуть не интересовали мистические ритуалы для которых они предназначены, меня пленила их совершенная простота форм. Глядя на них, хотелось перерисовать весь остальной мир - в мир подвижных метаморфоз, превращений, глазастых элементарных частиц»...

«Куб из мы»

В 1907-м году Пабло написал «Авиньонских девиц» - веселых подружек, что танцуют ночь напролет в дешевеньком кабаре. Тела пятерых девушек напоминали комбинации из простых геометрических фигур, лица походили на африканские ритуальные маски. Шокированные друзья, впервые увидевшие полотно, смиренно заметили: «теперь ты хочешь заставить нас есть паклю и пить керосин!» «Почему бы и нет», - отвечал Пабло, заглядываясь на ножки новой натурщицы и предчувствуя культурную революцию, по силе не уступающую Ренессансу. Скупщики картин, благосклонные к причудливой кисти молодого художника, резко отказались от сотрудничества, сокрушаясь: "Какая потеря для французской живописи!". В 1908 году Пикассо и единомышленники организовали "Бато ла вуар" ("Лодка-плотомойня"), куда вошли Ж. Брак, испанец Х. Грис, и писатели - тот же Г.Аполлинер, Г. Стайн... Критики злопыхали и придумали издевательское название - кубисты, которое всем пришлось по вкусу. Кубизм стал вторгаться во все направления искусства - музыку, скульптуру, живопись. В спорах так и не дознавались до истины - кубизм ли воздействует на характер эпохи, или же под диктовку эпохи художники создавали бунтарские маниакальные коллажи, напоминавшие пейзажи внутренностей, или фалосоподобные механизмы заводов, вместо классических добреньких натюрмортов и портретов. Гийом написал поэму «Зона», вскоре родился манифест кубизма, сочетающий броские цитаты из Платона, Канта и Гегеля, кухонные антибуржуазные разговоры той эпохи и пикассовское требование «слияния с объектом». «Изображать вещи такими, какими их знают, лучше, чем такими, какими их видят», - говорил Пабло, и до неузнаваемости раскладывал на треугольники, квадраты и круги лица своих милых подруг, как будто решая ребусы их жизней - ревность, любовь, увядание, неизбежная смерть. “Не нужно даже пытаться подражать вещам, которые преходящи и постоянно меняются, и которые мы ошибочно принимаем за нечто неизменное”, - продолжал он, рисуя вазу где-то под потолком - еще не разбитую, но уже склеенную из осколков. Из пасти обезумевшей светотени напряженно выглядывала эпоха мировых войн.

Беспощадный сверхреализм

С началом первой мировой войны к Пикассо пришли слава и деньги. Он смог переехать в собственную студию, купить новый пиджак, кормить и поить монмартрских приятелей, завел собак, кошку и белых мышей, служанку, закрутил новый роман с хрупкой болезненной девушкой, которую все называли Ева- куколка. Вскоре куколка умерла от чахотки...

Вместе с другом писателем Жаном Кокто и дягилевским балетом Пабло съездил развеяться в Рим. Премьера Ж. Кокто - «Парад», с музыкой Сати и декорациям Пикассо, стала еще одним манифестом нового искусства. На одном из спектаклей в зрительском зале случилась даже драка между сторонниками Пикассо и его противниками... Из Рима повеселевший художник привез на смотрины друзьям балерину Ольгу Хохлову - дочку русского генерала. Девушка с правильными чертами лица, любившая шампанское и икру, светская обывательница, не слишком приглянулась друзьям. Но Пабло, забыв на время о своих атеистических взглядах, венчался с ней в православной церкви на рю Дарю, завел золотые часы и стал походить на щеголя, семьянина и отца ребенка. Перед уходом на фронт Аполлинер писал о своем друге: «Свой дар он отдает на откуп воображению, которое, как тому и должно, перемешивает чудесное и ужасное, отвратительное и притягательное. Натуралистическая точность Пикассо в любовных сценах неотделима от мистицизма, присущего душе любого испанца, включая отъявленных безбожников. Если Пикассо (как я думаю) не относится к пылким верующим, то в нем, бьюсь об заклад, все-таки живет нежнейшая привязанность к Святой Тересе и Святому Исидору...»

Кубизм к тому времени прочно входил в моду, и вот уже народившиеся толпы авангардистов принялись ругать самого изобретателя жанра за измену, обвиняя его в буржуазности, когда как сам разбогатевший Пикассо все больше симпатизировал коммунистам. Он увлекся сюрреализмом, абстрактной скульптурой, искал на улицах города новых муз. Жил свою жизнь, как полагается художнику...

Апокалипсис в Гернике

В 1936-м году испанец Пикассо подал документы на французское гражданство, не желая иметь ничего общего с фашиствующей Испанией. Однако французские чиновники не спешили с ответом - в толстом досье значилось, что еще в 1901-м году Пикассо был близок с барселонскими анархистами и пацифистами. В испанской же прессе художник часто упоминался как pintor marxista, хотя Пикассо никогда не читал Маркса и имел слабое представление о жизни в Советском Союзе. В конечном итоге, история со статуэтками была достаточно веским аргументом для отказа. Все это не помешало Испании в том же самом году заказать Пикассо панно для украшения павильона на всемирной выставке. Выставка открывалась в мае 37-го года. Пикассо тянул с выполнением заказа. Ему не нравился режим Франко, он остро переживал гражданскую войну... В названиях картин отчетливей проступал социальный подтекст...

...В конце апреля 1937-го года немецкий легион «Кондор» бомбардировал с воздуха Гернику - маленький городок Страны басков. За несколько часов город был стерт в порошок. Тьма, хаос, паника, проснувшийся вулкан за проломленной дверью, руки протянутые к крохотному окошку в глухой стене... монструозный бык-минотавр, отдаленно похожий на злобное божество индейцев, с удовольствием топчет мечущихся перепуганных человечков. Кто-то, еще не раздавленный, хватает масляную лампу, верно, надеясь рассмотреть убийцу, а возможно, думает прогнать его, как нечистую силу, светом. Однако бык лишь слегка щурится от электрической лампочки, шатающейся над городом...

За пять дней до выставки Пикассо закончил полотно 3 на 7,5 метров, под названием «Герника». Как это ни парадоксально, и Франко, и Гитлер раньше многих оценили достоинства панно. Испанский диктатор хотел забрать его в свои апартаменты, Гитлер рекомендовал изымать в хранилище Рейха из европейских коллекций работы безумного испанца... А на сегодняшний день «Гернику» принято считать одной из самых великих картин художника - миротворца и антифашиста... И в то же время ультраправые интеллектуалы видят в ней образ республиканской неразберихи, символ упадка и хаоса продажного либерализма...

Во время оккупации Франции Пикассо оставался в Париже. Рассказывают, как при обыске в мастерской, немецкий офицер, увидев наброски «Герники», с восхищением спросил: «Это вы сделали?» «Нет, это вы сделали», - отвечал Пикассо.

Любовь и голуби

В 1944 году, в возрасте 63 лет, Пабло вступил во французскую коммунистическую партию, в которой состоял до самой смерти, считая нелепым изменять юношеским идеалам… А повседневная жизнь его в то время становилась все более и более буржуазной, благо денег было - в избытке... В 47-м году Пикассо переехал на юг Франции вместе с новой своей возлюбленной, художницей Франсуазой Жило, которая была младше его на 40 лет. Франсуаза, кстати, осталась единственной женщиной, которая сама бросила нашего гения, заявив: «я не могу жить со всемирно известным памятником». Но до этого она успела родить ему двоих детей. Девочку, появившуюся на свет в 49- м году, они назвали Палома - по-испански голубка.

В том же году Пикассо, убежденный пацифист, одним движением кисти стал ведущей фигурой в просоветском «движении за мир»... Хрестоматийная голубка с веточкой оливы, растиражированная в миллионах экземпляров, появлялась на почтовых марках в Советском Союзе и Китайской Народной Республике. Теперь-то он стал по-настоящему знаменит, его имя знали сотни миллионов.... Образ пикассовской голубки в пятидесятые годы был настолько популярен, что в США карикатуры на нее становились естественным элементов антикоммунистической пропаганды. На самого художника в ЦРУ имелось толстое досье, а в 50-м году ему даже было отказано в визе в Соединенные Штаты - Пикассо входил в делегацию к президенту Труману, желал вести переговоры о ядерном разоружении...

Жестокие нападки американской прессы на «жирных красных голубок» и на «великого Пикассо, укушенного красной мухой це-це» - уже не могли остановить рост популярности художника.. Некоторые дотошные исследователи предполагают, что Пикассо прекрасно понимал двойственный подтекст голубиной эмблемы . Голуби, несмотря на глупость и слабость - исключительно агрессивные птицы, способные заклевать сородича до смерти...

И все-таки наблюдая сражения между голубями, Пикассо, сам часто движимый инстинктом разрушения, оставлял миру надежду. Как-то в Лондоне, выпивая с товарищами пацифистами, Пикассо в шутку нацарапал парочку - мужчина с рожками в обнимку с грудастой хищно ухмыляющейся женщиной. Когда его спросили, при чем здесь борьба за мир, он пририсовал им лавровые венки и крылышки голубок...

«В России любили его политику и ненавидели его творчество», - вспоминал Жило. - «в Америке любили его творчество, но ненавидели политику». Когда Пикассо вернулся с Вроцлавской конференции, он сказал: «Меня ненавидят везде, и мне это нравится!»

Бомба Пикассо

В начале семидесятых годов о девяностолетнем Пикассо заговорили как о последнем живом классике века, точно изобразившем пропасть, над которой повисло человечество. Поль Элюар как-то провел анализ почерка Пикассо, и в заключении написал такую фразу: "Любит страстно и интенсивно, убивает то, что любит", - пожалуй, так можно диагностировать многие людские страсти прошлого века.

Пикассо прожил фантастически длинную, успешную жизнь - почти целый век, достиг славы, богатства, всегда был в окружении друзей. Он много и горячо любил, хотя и скверно позаботился о своих наследниках, не оставив им завещания. Наследство в миллиарды долларов им, бедняжкам, пришлось делить самостоятельно через суды. Меньше всех досталось брошенным обиженным женщинам, больше всех - последней его возлюбленной Жаклин, рано выжившей из ума и покончившей с собой. Некоторым наследникам было разрешено выбрать себе по две картины на память. Наиболее находчивой оказалась дочка - Голубка-Палома. Продав несколько картин, она создала свой собственный бренд духов - Палома Пикассо, процветающий и поныне.

...Если понюхать эти духи, возникает привычное ощущение: тебя обманули - отличная работа рекламщиков. Коль заплатил за изысканную иллюзию стильной обложки, наслаждайся...

Однако сам Пикассо был верен своим идеалам. Какие бы толстосумы ни манипулировали его живописью, следует помнить, каждая картина - недобрая насмешка над ними, покупателями. Бомба, подложенная Пикассо, в издевке - над властью денег и властителями их. Она способна взорвать потребительский рай изнутри. Пусть его репродукции печатают на салфетках и обтягивающих маечках, пусть крадут из музеев ради наживы и украшают спальни... Достаточно рассмотреть его работы - и в ужасе отпрянешь, как от волшебного зеркальца... Мир, где мы живем, прекрасен и отвратителен одновременно, и каждый из нас смердит и благоухает не лучше и не хуже него...