Зацепило?
Поделись!

Внутренняя тишина

Преп. Нил Сорский

Если ехать от Кириллова дальше на север по старому Белозерскому тракту, километрах в пятнадцати появится покосившийся и наполовину стертый указатель: Нилова пустынь. В этих местах Преподобный Нил Сорский устроил свою маленькую обитель, здесь он сочинял удивительные письма, написал "Предание ученикам", "Монастырский устав", "Завещание"...

С.П. Шевырев, сто пятьдесят с лишним лет тому назад путешествовавший по русскому северо-востоку, писал: "Дико, пустынно и мрачно то место, где Нилом был основан скит. Почва ровная, но болотистая, кругом лес, скорее хвойный, чем лиственный… Трудно отыскать место более уединенное, чем эта пустыня"...

...Удивительно, но за последние полтора столетия сильней всего изменилось именно ощущение пейзажа. Нынче мало кто мог бы сказать, что Нилова пустынь стоит в мрачном месте. Скорее царит там звенящая тишина, покой настолько глубокий, что не возникает никакого, даже сиюминутного желания отвлечься на что-то внешнее, постороннее. Только свист ветра, крики птиц. Современный город, его суета, его страсти кажутся отсюда настолько далекими, как будто приснились они, явились со стороны, из других времен, пылью были и пылью станут, и некуда возвращаться...

Так же вот и пятьсот лет назад стоял Нил на молитве долгой осенней ночью. Тьма объяла мир, и свеча перед иконой – единственный свет на тысячи верст окрест...

Человеку, вдохновленному любовью к истине, редко доводится жить в спокойные времена. Эпоха Нила была и тревожной, и счастливой, и богатой на страстные идейные споры и отчаянное противостояние. Москва только-только собрала русские земли, выходила из-под татарского надзора. В Новгороде и Пскове бродила измена, народ будоражили еретики. Константинополь пал, и Великий Князь Иван Васильевич Третий неожиданно ощутил себя единственным православным государем во вселенной. Молодую страну распирало от внутренней гордости, и в одном этом существовала огромная опасность. Но и чувство одиночества, заброшенности перед лицом неизвестного, чужого, а то и прямо враждебного мира сжимало сердце.

Только трижды большая политическая история коснулась Нила Сорского. В 1489 г. новгородский митрополит Геннадий, боровшийся против ереси богохульников - жидовствующих, осмеивающих Таинства и Непорочное Зачатие, прислал вопрос: «Как поступить с еретиками?» Мы точно не знаем, что отвечал Преподобный, но новгородский митрополит, сторонник крутых мер, никогда больше не слал гонцов в Сорскую пустынь...

Второй раз мы застаем Нила в Москве, на Соборе 1490 года, решавшем участь еретиков. Он сошелся в отчаянном споре с Волоколамским игуменом Иосифом, сторонником строгой дисциплины, вмешательства светской власти в дела Церкви, суровых приговоров, а для многих - пытки и казни... Приговоры Собора оказались вельми мягкими, вероятно, под влиянием Сорского отшельника и его единомышленников, заволжских старцев...

И, наконец, в 1503-м, на последнем году его жизни, Нил настаивал, чтоб "у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормились бы рукоделием". Этим он возбудил яростную ненависть иосифлян. Иосиф Волоцкий говорил в ответ, защищая союз Церкви и Царства: "Аще у монастырей сел не будет, как честному и благородному человеку постричься? Аще не будет благородных старцев, откуда взять на митрополию, и на архиепископа, и на епископа, и на всякую честную власть".

Все это были острейшие вопросы того времени, но Нил нигде, ни в переписке, ни в сочинениях, не вдавался в дальнейшие споры. Он отвечал, когда спрашивали его суждения, шел на Собор, когда его призывали. Но, возвращаясь к себе на Сору, удалял от себя гул текущего времени. Его пустынька не владела селами, и еретиков оттуда не выдавали властям, а увещевали в долгих беседах...

Ученики и друзья Нила сразу же почти по его смерти составили по свежей памяти «Житие», почти в современном смысле биографию, но, оно, увы, не сохранилось. Говорят, сгорело в дни татарского набега на монастыри русского севера в 1583 году. Но не исключено, что текст уничтожили противники Сорского отшельника, последователи Иосифа Волоцкого. Ведь все списки сочинений Нила в России тоже погибли, и только в конце XVIII века другой замечательный русский святой Паисий Величковский нашел их на Афоне...

Нил носил фамилию Майков, и старый боярский род, к которому принадлежал и известный поэт позапрошлого века, считал его своим. Однако сам святой всегда говорил, что родом он из великоросских крестьян, только зажиточных и грамотных. Об этом говорит и его мирская профессия. До пострига святой зарабатывал себе на жизнь переписыванием книг…

Постригся Нил в Кирилло-Белозерском монастыре, и, вероятно, был в ту пору еще очень молод. Первым его наставником стал знаменитый старец Паисий Ярославов, как и Нил, один из духовных отцов русского нестяжательства. Мы не знаем, сколько лет Нил провел в обители в послушании у Паисия, но через некоторое время он отправился в путешествие на Восток – в Константинополь и на Афон. До падения Византии русские монахи часто ходили в Царьград, через Малороссию и задунайские земли. Всегда это был беспокойный путь. Теперь же привычная дорога была чревата новыми опасностями, но молодой инок не ведал страха и уповал лишь на помощь Божию…

Именно Афону Нил был обязан своим блестящим образованием. Он не только свободно говорил по-гречески, но и переводил на русский язык любимых писателей – Ефрема и Исаака Сирина, Нила Синайского, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, Григория Синаита...

Вернувшись в Россию, Нил некоторое время снова жил в Кирилло-Белозерском монастыре, но на этот раз устроил себе, - как он сам говорил, - "келию за оградой". Но скоро и тут показалось ему слишком шумно, и он ушел на север. Долго ли бродил – неизвестно, но обосновался на Соре.

Нил срубил маленькую деревянную церковку и поначалу жил один, но уже вскоре со всего Заволжья стали стекаться к нему друзья и ученики, терзавшиеся душой без общения с любимым наставником. Вокруг церковки вырос скит.

Так возникали многие русские монастыри. Но, в отличие от Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, Нил и его ученики не стали корчевать деревья и распахивать поля. Они уединились для книжного делания и молитвенного созерцания, их меньше всего занимал хозяйственный обиход. Даже благоустройство храма не нарушало их мистического покоя.

Нил, кстати, едва ли не первый русский духовный писатель и единственный русский святой, который не заботился об украшении церквей и не принимал от мирян даров для своей маленькой обители. Ссылаясь на Иоанна Златоуста, он велит тому, кто приносит в церковь украшения – отдать их нищему. "И нам сосуды златы, серебрены и прочие священны не надобно иметь, так и прочее излишнее".

Он противился всему внешнему, даже мелочному регламентированию повседневного монашеского обихода. Все правила поведения случайны и сиюминутны, ибо существует нечто, куда более существенное. "Телесное делание лист точно, внутреннее же, сиречь умное, плод есть..."

В обители у Нила невозможно найти и следа той естественной практики власти и подчинения, строгого порядка, который был так свойственен большим русским монастырям. Все здесь творилось только в свободе и только по любви. Принимая необходимость отсечения воли, передачи Предания из уст в уста, сам Нил отказывался именоваться наставником. Своих духовных детей он называл «братьями, а не учениками», «ибо один у нас учитель - Христос».

Едва ли не самая пронзительная и редкая для эпохи черта в характере Нила – умение дружить и хранить человеческие привязанности. К друзьям своим он обращается с неискоренимой нежностью «Любимый мой о Христе брате и вожделенный Богу паче всех», «присный свой любимый», «братья мои присные». Сам он этой любви стесняется, считает ее чуть ли не слабостью, видит, что есть в ней нечто душевное, заслоняющее чистые духовные сущности... но ни в коей мере не хочет от нее отказаться. Вообще, в учении Нила поражает удивительная гармония, отсутствие максималистских требований к человеку. Это, в известной степени, отличает русского святого от греков, вдохновителей его в деле аскезы. Там, где борьба со страстями, с искушениями этого мира превращается почти в страсть, Нил благоразумно отступает. «Пищей и питьем каждый должен пользоваться согласно своему телу. Здравые и юные да утомляют тело постом, жаждою и трудом по возможному; старые же и немощные да упокоят себя мало помалу…» Во всем следует «меру и место установить». «Время безмолвию и время немятежной молве; время молитвы непрестанныя и время службы нелицимерныя»... Не следует «прежде времени продерзати»...

В центре всей Ниловой практической философии – учение о преодолении страстей, идущее от первых веков христианства. Всего, - пишет он, - в человеке восемь страстей. Телесные - чревоугодие, сластолюбие, алчность; душевные - гнев, печаль и уныние; и духовные – тщеславие и гордость. Телесные страсти не только губительны сами по себе, но и насытить их невозможно. Разгораясь, они вызывают гнев оттого, что желания остаются недостижимы. Долгий гнев приводит к печали. Долгая печаль – к унынию. С унынием нужно бороться особенно решительно и молиться больше, чем когда-либо, ибо именно тут дьявол может овладеть душой и навеки погубить ее.

Источник всех страстей, и телесных, и душевных – страсти духовные, гордость перед Богом и тщеславие перед людьми. "Бог противится гордому", - вспоминает святой Писание. Гордый человек сам в себе несет свою погибель, и некого ему винить.

Кротость и смирение Нила с особой пронзительностью отразились в его «Завещании» ученикам, которое он составил незадолго до смерти: «Повергните тело мое в пустыне – да изъедят его зверье и птицы, понеже согрешило к Богу много и недостойно погребения. Молю же всех, да помолятся о душе моей грешной, и прощения прошу от вас. И от меня прощение. Бог да простит всех».

Не станем корить братию Нилова скита за то, что она не до конца выполнила этот завет наставника. Ученики с честью похоронили Преподобного и поставили на его могиле камень, на котором указали год, месяц и день его кончины. По повелению Иоанна Грозного в Сорском скиту была выстроена каменная церковь...

Рассказывают, однако, что скитская жизнь на Соре продолжалась не слишком долго. Нилов скит был закрыт в конце XVI века по наущению иосифлянской партии. Здесь занимались противогосударственным делом, скрывали от смерти еретиков…

Основного противника Нила Иосифа Волоцкого только в одном XVI веке канонизировали трижды. Нил же так и не узнал соборного прославления. Попросту почитание его росло от столетия к столетию, и в 1903 году, через четыреста лет после смерти, имя его впервые попало в святцы...

Нил Сорский был не только тонким богословом и прекрасным духовным писателем. Он еще и пронзительный поэт, один из редких лирических голосов Старой Руси. И мало кто лучше него на русском языке мог выразить всю быстротечность и неуловимость земной жизни. «Дым есть житие сие. Дым, пар, персть и пепел».