Зацепило?
Поделись!

Заповедник невероятных совпадений

Чарльз Форт на фоне времени и классического американского пейзажа.

Девятнадцатый век завершался на оптимистической ноте. Человечество смотрело в будущее уверенно и гордо. Между Лондоном и Нью-Йорком собирались построить мост, по мосту пустить скоростной трамвай. Под Тихим же океаном готовились прорыть метро. Казалось, еще одно-два-три усилия, несколько открытий, и научная картина мира будет завершена. Познав Вселенную, люди начнут героически и самозабвенно распоряжаться ее богатствами. И наконец, они будут существовать во вполне обжитом мире. Опасность исчезнет. Отпадет необходимость во власти и полиции, а от всех лекарств изобретут пилюли.

Эта эйфория основывалась на необыкновенном доверии к настоящему и будущему, презрении к прошлому. Особенно остро такое настроение чувствовалось в Соединенных Штатах, стране, созданной самыми решительными и последовательными европейцами, - по собственному разумению, на основании масонских планов и рекомендаций философов-просветителей.

Новый свет, - и нынешнее, совершенно своеобычное первенство Америки в мире - лучшее тому подтверждение, - действительно давал какой-то особенный кураж и свободу.

- Понимаешь, здесь нет могил десятков поколений предков, они не наблюдают за тобой, здесь нет усталости бывших граждан Римской империи и уклончивой мудрости азиатов,- говорила мне моя подружка, сменившая место жительства, выйдя замуж за штатовского дипломата, когда мы рулили с ней по узким улочкам квартала частных домов в городе Вашингтоне, - от одного супермаркета к другому. Наверное, с ней согласились бы и первые поселенцы, фанатичные протестанты, тщательно следившие за исполнением всех десяти заповедей и с удовольствием, честно оплачивавшие каждый индейский скальп.

Но город Нью-Йорк - это даже не Америка. На Манхеттене специфические черты Нового Света проявляются в особом фокусе. Это как смотреть любовь в кино или заниматься ею в яркий солнечный полдень на берегу моря. Новый Вавилон требует от тебя самоуверенности, решительности, трезвости, презрения к посмертию и отвлеченному мудрствованию. Это единственный город, который хочется покорить уставшему от резонерствующей культуры и не имеющему пристрастия к экзотике жителю российской столицы.

Манхеттен лишен архитектурных красот, но инженерные решения зданий впечатляют не меньше. Пафос многих его жителей, по крайней мере тех, кто задает тон в бесконечных офисах и конторах - в стремлении понять мир как механизм, и найти к этому механизму ключ. Здесь воплощена относительная, но реальная власть, которую холодный разум - вопреки возражениям пророков, моралистов и банальных скептиков- получил-таки над Вселенной. Для бегущих по бесконечным делам людей- мегаполис с вкусным капуччино за столиком кафе на углу 79-ой стрит и Амстердам-авеню, для компьютеров - райский сад, который, как уверял всех какой-то очередной посланник небес-кореец, сулил нам конец света аж еще в 1995 году.

Конечно, могут мне возразить, сейчас Америка уже не та. Молодежная революция 60-х гг., негритянская субкультура, бесчисленные секты и мистические школы, рок-музыка, даже президент из числа отказавшихся воевать во Вьетнаме... Уже проникла бацилла экзистенциального синдрома, уже мучает бессоница, терзает ностальгия,- слишком много католиков, буддистов, православных, цветных, поляков, евреев, цыган, немцев, латиноамериканцев. Настоящий правый, англосакс и протестант-республиканец, ку-клукс-клановец и сторонник крепкой семьи - в тоске. Нет той хватки, сметки, честности и почвенности. Какой-то бродяга-певец разодрал на клочки государственный флаг, и десятитысячная аудитория стонала от восторга.

Но в начале века все было совершенно иначе. Герои американской мечты наживали первые робкие миллионы и только мечтали о легендарных состояниях. Многие из них еле-еле могли вывести подпись на документе. Кинематограф не бередил сердца, не подрывал здоровое религиозное чувство. Отцов нации беспокоили бедность и профсоюзы. Не было еще великой депрессии, статуса единственной в мире сверхдержавы, мировых войн, атомного оружия, гамбургеров, макдональдсов и диснейлендов.

Итак, наш герой жил даже не в стране Сэллинджера и Генри Миллера. Он жил в стране О.Генри.

Впрочем, Чарльз Форт тоже олицетворяет американскую мечту. Одну из бесконечных ее разновидностей.

В 1874 году в семье бакалейщиков из Олбани родился мальчик, которому прочили лавку и спокойную жизнь среднего достатка в провинции. Мальчик сторонился развлечений, не интересовался спортом и девушками, был толстым и ленивым, как тюлень. Настолько нескладный получился подросток, что стайки молодых людей на улицах маленького городка при виде его заливались хохотом и показывали пальцем.

Это стало доброй традицией. На протяжении десятилетий Чарльзу не раз приходилось удивлять случайных соглядатаев своей жизни.

Первый раз он поразил родителей, когда, лет двадцати, не приспособленный к быту, не имеющий никаких практических навыков, отказался работать в лавке и перебрался в Нью-Йорк. Целое десятилетие он жил в скромной квартирке в Бронксе, перебивался случайными журналистскими заработками и собирал коллекцию. Коллекция была странной,- соседи поначалу считали его за сумасшедшего, потом за опасного злоумышленника, который специально желает нарушить уютный обиход мирных жителей делового города.

Увлечение Форта можно воспринимать как апефеоз нью-йоркской пошлости. Увлечение Форта можно воспринимать как образец нестандартного мышления на житейском материале Нового Света.

Солидный итальянец, вошедший в лучшие антологии по мировому искусству, собирал античные статуи. Уважающий поэзию немец, обеспечивший себе пару строк во всех учебниках истории, собирал по частям гомеровскую Трою. Впрочем, существовали и тянувшиеся к вечным ценностям богатые американцы, которые вкладывали деньги в надежные вещи- марки, портреты, посуду. В Нью-Йорке хорошо с музеями, и туда, помимо любопытствующих иностранцев, идут вереницей под дождем толстые негритянки в норковых шубах...

Чарльз Форт не имел избытка свободных средств. Он собирал газетные вырезки.

Но это были необычные заметки. "Красный дождь на Бланкенберге 2 ноября 1819 года. Грязевой дождь над Тасманией 14 ноября 1902 года. Снежинки величиной с блюдце в Нэшвилле 24 января 1891 года. Дождь лягушек под Бирмингемом 30 июня 1892 года. Камни, упавшие с неба. Огненные шары. Следы ног сказочного зверя в Девоншире. Летающие диски. Сети в небесах. Капризы комет. Странные исчезновения. Необъяснимые катастрофы. Надписи на метеоритах. Черный снег. Синие луны. Зеленое солнце. Кровавые ливни."

Он собрал 25 тысяч разрозненных фактов и назвал эту антологию "Заповедником невероятных совпадений". Эти факты отказывались истолковывать, о них не желали говорить. Случайные собеседники в кафе вставали и быстро шли в домой принимать снотворное, или в ближайшую церковь- доверить сомнения пастору, когда он заводил с ними разговор о своих увлечениях.

Он чувствовал, что от коллекции исходит некий "немой вопль", и испытывал к своим сведениям своеобразную нежность. Он был их верным слугой, и проводил дни и ночи в небольшом кабинете, составляя причудливую картотеку.

В 1910 году родители умерли и завещали сыну лавку. Чарльз и не думал уезжать из Нью-Йорка. Торговля шла ни шатко, ни валко, но давала небольшлй доход. Теперь у нашего героя оставалось больше свободного времени.

К 1919 году Чарльз Форт закончил и издал "Книгу проклятых", где предложил свою интерпретацию человеческого знания, способную вместить все эти странности. Над ним больше не смеялись. Книга стала бестселлером, появились единомышленники.

Форт выдвинул концепцию "интермедиатизма". Он считал, что человечество попадает в интеллектуальную ловушку, шарахаясь от реализма к идеализму. Между тем, "нет ничего реального, но и ничего нереального, - мы находимся как бы в промежутке".

С особой язвительностью отнесся он к современному знанию: "Наш разум - это разум дикаря, который видит на одном и том же берегу выброшенные одними и теми же волнами изящные детали пианино и грубо выструганное весло, легкие индийские одежды и тяжелую русскую шубу. Другими словами, вся наука - это попытка описать Индию с точки зрения жителей океанского острова, а затем описать Россию при посредстве такого описания Индии. Самый большой идеалист - это позитивист, который пытается выводить частные утверждения из общих. Он самый большой догматик среди местных дикарей, без тени сомнения утверждающий, что пианино, найденное на берегу, это ствол пальмы, который обгрызли акулы, а его клавиши - это сломанные акульи зубы... Земное дитя никогда не назовет червяка животным. Другое дело - биолог."

Но Форт не был бы настоящим американцем, если бы согласился с непознаваемостью мира или вернулся к простой и детской вере в Бога. Он признавал только Ангела Необъяснимого, персонажа своего любимого писателя Эдгара По, и по существу его манила именно наука, но иная наука, способная не закрывать глаза на причудливые казусы и совпадения.

В конце концов ведь он жил в городе, стремившемся управлять миром. Он должен был предложить ключ к механизму, иначе соотечественники продолжали бы над ним смеяться.

Форт настаивал на том, что земля неоднократно посещалась. Он первым - задолго до выхода человека в космос- рассказывал увлекательные истории о летающих аппаратах, пришельцах и т.п. И демоны, и ангелы-пришельцы, и языческие боги - тоже они. Наконец, над землей вращается невидимая планета- Гинезистрина, с которой нам была занесена жизнь. Оттуда же порой рушатся за землю дожди из живых существ и камней. Мы живем в незамкнутом мире, Творение длится, и о безопасности остается только мечтать...

...Так скромный американский коллекционер и чудак, сын мелких лавочников из Олбани, стал одним из создателей причудливой мифологии пост-индустриальной эпохи...

...Карл Юнг как-то написал, что все истории с НЛО - плод игр нашего подсознания, сублимация религиозного чувства. Чарльз Форт вряд ли согласился бы с ним. В конце концов он был свободным американским гражданином, для которого весь опыт других народов - мифы, легенды, священные сказания, идеи, верования и разочарования становятся разрозненными кирпичиками, из которых можно составить и выгодно продать привлекательное и таинственное мироздание. Потом несколько десятков человек покончат с собой, чтобы поспеть на космический корабль, - комету, зависшую над землей. Но ничего страшного, всяко бывает...

Говорят, один бизнесмен построил на Лонг-Айленде виллу из обработанных в древности камней. Камни были собраны на святилящах майя. Особнячок вышел достаточно красивым, и находчивый предприниматель дирижирует оттуда кампанией по ограничению потребления табака.

И еще после этого кто-то берется утверждать, что наша жизнь скучна, и ее нельзя назвать "заповедником невероятных совпадений".

...На исходе ХХ века мы живем в мире, о котором почти ничего не знаем. И будущее пресказывать беремся все реже. И оптимизму у нас поубавилось, и даже на Марс слетать не мечтаем. Теория относительности вошла в школьные учебники, но вообще-то место теоритической физики все больше занимает экология. А странным случаям отвели специальное место в газетах. Испугались, значит.

Не знаю уж, насколько понравились бы Чарльзу Форту такие перемены.

Он собрал 25 тысяч разрозненных фактов и назвал эту антологию "Заповедником невероятных совпадений". Эти факты отказывались истолковывать, о них не желали говорить. Случайные собеседники в кафе вставали и быстро шли в домой принимать снотворное, или в ближайшую церковь- доверить сомнения пастору, когда он заводил с ними разговор о своих увлечениях.

"/>