Зацепило?
Поделись!

В глубине национального пейзажа

Детство Дмитрия Менделеева

опубликовано 29/08/2007 в 14:10


В каждой школе, в кабинете химии висит таблица периодической системы элементов Менделеева. Там же, обычно, его портрет. А вот, он же, - в воспоминаниях современников: «Чуть сутулый, могучий человек с нависшими бровями и львиной гривой по плечи на огромной, тяжелой голове — человек, так не похожий ни на кого другого, словно резкой чертой отделенный ото всех, окружающих его»... Гений, огромный мозг, классифицировавший мироздание, и при этом, - как кажется, - необратимо далекий от повседневности, выделенный из разряда обычных людей со всеми их маленькими желаниями, слабостями, поражениями, победами...

Включение в хрестоматию, заштампованная восторженная характеристика - лучший способ забвения. Но Дмитрию Менделееву, как мало кому другому, скучно посверкивать своей периодической системой в отведенном ему казенной историей отсеке, он не очередная мертвая бабочка - редкий экземпляр среди корифеев мировой науки. Менделеев принадлежит корневому типу. Русская жизнь, которая расстилается перед ним - не фон, оттеняющий достоинство мысли, а поле, приготовленное для пахаря. Его научное мышление - чистое творчество и подчинялось законам творчества. Легенда гласит, что свою периодическую систему Менделеев увидал во сне. Это один из явных случаев так хорошо знакомого поэтам и пророкам мгновенного и окончательного просветления. Для Менделеева никогда не существовало одинокого рационального мышления, голой умозрительной теории. Он считал любовь к жизни, искусство и науку «разными сторонами нашего устремления к красоте, к вечной гармонии и высшей правде», и никогда не забывал об их принципиальном единстве. Вероятно, почувствовать это единство ему было легко, - легче чем многим. Ведь он пришел в столичные библиотеки и лаборатории из-за заснеженного Урала, из просвистанной январскими ветрами и просушенной июльским солнцем Западной Сибири, он много где побывал сам, на востоке, западе, на севере и на юге, - и когда за рабочим столом или на университетской кафедре размышлял о структуре мира, о судьбах страны, знал о них не только из книг, не столько из книг...

Русские семьи...

Дедушка Менделеева по отцу, Павел Максимович Соколов, служил священником в селе Тихомаидрица Вышневолоцкого уезда, на середине пути между Санкт-Петербургом и Москвой. Было у него четыре сына, и все они учились в Тверской духовной семинарии. По обычаю того времени, только старший, Тимофей, сохранил фамилию отца. Остальным фамилии придумывали преподаватели. Так Василий стал Покровским, Александр - Тихомандрицким. А младший, Иван, получил фамилию Менделеев. Сам Дмитрий Иванович вспоминал: «Фамилия Менделеева дана отцу, когда он что-то выменял, сделал удачную мену».

Закончив семинарию, Иван Павлович отправился в столицу, поступать в Духовную академию. Однако, вспомнив священнические будни своего батюшки, посвященные не столько служению Богу, сколько повседневным сельским занятиям, лечению и примирению односельчан, бесконечным спорам и ссорам с помещиком, помещицей и их детьми, - передумал и подался на словесно-исторический факультет Педагогического института. По окончанию института отправился в Тобольск, преподавал гимназистам словесность и историю. Потом получил повышение, директорствовал в гимназиях Тамбова, Пензы и Саратова. Наконец, снова возвратился в Тобольск, на сей раз директором...

Еще в первую свою тобольскую пору Иван Менделеев посватался к купеческой дочери, очаровательной Маше Корнильевой. Иван да Марья обвенчались в Богоявленской церкви, и начались у них семейные будни - с переездами, заботами, тревогами, радостями и печалями. Всего, как вспоминал Дмитрий Иванович, «у отца с матерью было 17 детей, 14 из них - живокрещенные». И при этом ни на день не прекращалась напряженная хозяйственная, интеллектуальная и даже светская жизнь. К тому же Марья Дмитриевна самостоятельно управляла еще и маленьким стекольным заводиком, располагавшимся тут же, неподалеку от Тамбова, в Аремзянах, и снабжавшим посудой чуть ли не всю Западную Сибирь. По документам заводик принадлежат ее брату, Василию Дмитриевичу. Но Василий жил в Москве, на Покровке, и до тобольских дел почти не касался...

...Мите Менделееву суждено было стать в семье последним ребенком. Он часто так себя и называл, «последышем». Когда Иван Павлович и Марья Дмитриевна вернулись в Тобольск, с ними в одном доме жили дочери - Оля, Катя, Поля, Лиза, и сын Иван. Вскоре родился Павел, а за ним, в 1834 году, - Митя. Старшей, Ольге, только-только исполнилось пятнадцать лет...

Джунгар.

В детстве Диму Менделеева тобольские и аремзянские мальчишки-сверстники часто дразнили «Джунгаром». У прозвища этого была своя история, и в венах нашего национального гения текла джунгарская кровь.

...Во времена Петра Великого богатый сибирский купец Парфентьев отправился на северо-запад Китая, в Джунгарское ханство. Ехал он туда по торговым делам, но показалось ему забавным привести из Джунгарии мальчика-раба. Развлечение это было вполне в духе того времени, вспомним знаменитого предка Пушкина и других «арапов», развлекавших в столицах стареющих барынь...

Парфентьев привязался к своему воспитаннику и выучил его на приказчика. Джунгарский юноша работал на своего благодетеля, принял православие и стал зваться Яковом. Якова женили на русской девушке Анне, Парфентьев дал им «денег» на обзаведение. Так начинался купеческий род Корнильевых...

В 1750 году сын Якова и Анны, Алексей Яковлевич Корнильев открыл в Аремзянах стекольный заводик, добился, чтоб к нему приписали крестьян, стал изготовлять столовую и аптекарскую посуду, бутылки, стеклянные пороховницы. Брат же его, Василий, отличился на ниве просвещения. Он устроил бумажную фабрику, основал первую в Сибири типографию и даже издавал в Тобольске «толстый» литературный журнал с пышным, по моде тех лет, названием: «Иртыш, превращающийся в Иппокрену».

Увы, к началу XIX века дела Корнильевых пришли в упадок. Тобольск постепенно терял значение, столица Западной Сибири переехала в Омск. Да и отец Марии, Дмитрий Васильевич, оказался менее предприимчивым, нежели его отец и дядя. Бумажную фабрику и журнал пришлось закрыть. Но стекольный завод в Аремзянах работал. И хотя Марье Дмитриевне немало пришлось потрудиться, чтоб заново наладить сбыт посуды и свести концы с концами, в трудные минуты собственное дело помогало Корнильевым, а потом и Менделеевым, удержаться на плаву, не знать унизительной потребности в деньгах...

А в самих Аремзянах мужики никогда не забывали о происхождении «барычей», и товарищи по играм с удовольствием дразнили Митю и Пашу «Джунгарами»...

Аремзяны.

Вскоре после рождения Мити Иван Павлович захворал глазами и вынужден был оставить казенную службу. Семья стала чаще бывать в Аремзянах, благо на стекольный завод возлагались теперь основные надежды...

...Какое ж это было счастья для мальчишек, Мити и Паши, просыпаться утром в родном доме под крик петухов, вставать с отцом на молитву, выходить к завтраку, заботливо приготовленному кухаркой Агафьей... А потом - до обеденного времени - полная свобода. Можно было отправиться с деревенскими мальчишками рыбачить на Аремзянку, играть с товарищами в бабки, выменивать биты, сплетаться в уличной потасовке... а иногда матушка отпускала мальчишек гулять и после обеда, к вечеру - в поля, на лошадях, в ночное. Сидели они у костра, рассказывали страшные истории, пели разбойничьи песни...

Еще любил Митя прогуливаться с отцом или с матушкой на завод, смотреть, как из простой глины и песка появляются на свет чашки и тарелки, вазы и бутылки, фаянсовые сервизы. Настоящий стеклодув, он ведь вроде волшебника, повелителя превращений. На огне стоит тяжелая посудина. В ней пузырится расплавленная масса. И тут мастер берет железную трубку и выдувает прозрачный дышащий шар. Еще несколько выдохов, и шар прекращается в бутылку. Новорожденная бутылка представляется верхом совершенства...

...Уходя с завода, Паша и Митя непременно рылись в ящиках с осколками, выбирали себе стекловину пофигурестей. Осенью в Тобольске можно будет покрасоваться перед друзьями, показать им, какими гранями играет свет в переливчатом стекле...

В город!

Как всякая образованная семья, где много детей, Менделеевы жили в ритме учебного года. В Тобольск из Аремзян отправлялись на исходе короткого сибирского лета, предвкушая новые впечатления, очередной поворот колеса времени...

Дмитрий Иванович всю жизнь с нежностью вспоминал эти переезды. Как открывался за поворотом родной город, где он был своим, любимчиком, всем известным пареньком, младшеньким «нашего родного Ивана Павловича». От младых ногтей помнил всю легендарную историю Тобольска, каждый камень был тут у него свидетелем и собеседником... Он представлял, как шли через Урал новгородцы, скупщики пушнины и землепроходцы... Как одолел Ермак Тимофеевич с небольшой своей ватагой орды сибирского хана Кучума... Как выстроен был в короткое лето мастерами-плотниками первый русский форпост за Уралом... Как стал Тобольск в XYIII столетии столицей русской Сибири, как лили здесь пушки, палившие в шведов в Северную войну, как отправлялись отсюда экспедиции, дальше и дальше, на север и восток, в неутолимой жажде русских «дойти до берега последнего океана»... Как основывались монастыри и учреждались школы...

Сам Тобольск и его прошлое были его неразменным достоянием, - ведь «Истории», сочиненные местным краеведом и путешественником Семеном Ремезовым и «Исторические обозрения» Петра Словцова - сочинения о дорогой сердцу сибирской старине, с самых ранних лет вошли в число его любимейших книг. Сперва отрывки из них читала ему сестра Лиза или матушка, а потом и сам он вчитывался в них, раскатывая на губах тяжелые периоды основательной русской речи своих земляков...

...Коляска Менделеевых поднималась в город. Уже видны были купола церкви Михаила Архангела, где по воскресениям вся семья собиралась за литургией. ...Вокруг - усадьбы, усадьбы, усадьбы, по сибирскому обычаю за высокими заборами добротные деревянные строения, бревна в три-четыре обхвата. Между ними - каменные купеческие особняки, иные выстроены в классическом стиле, в подражание столицам. В каждом доме - своя жизнь, свои дела, свое счастье и свое горе, но - единый уклад. По утрам и вечерами встают на молитву, днем трудятся, привечают гостей, утирают детям слезы и сопли, бранятся с прислугой...

А на высоком холме, надо всей этой привычной обывательской жизнью возвышаются красавец Софийско-Успенский собор и памятники былой славы - дворец наместника и палаты архиепископа...

Отчий дом.

Жили Менделеевы в нижнем городе. Стоило только съехать по изогнутому Никольскому взвозу, и экипаж оказывался на Большой Болотной улице. Вот Митя и дома...

...Особняк стоит на каменном фундаменте. Крыльцо, окна, ставни украшены чудесной северно-русской резьбой. Во дворе, за высоким забором, мальчишкам привольно - родное царство, можно устраивать какие угодно игры, дать волю фантазии. Совсем малышами, Митя и Паша часто играли в Ермака. Находили где-нибудь в тени заросли крапивы, представляли, что это - воины Кучума, и рубили до изнеможения крапиву хворостинами...

...В доме Менделеевых покой и уют. Длинные, до полу, занавески, золотые оклады икон, благоуханье ладана, волнующий свет лампад... В гостиной - батюшкино кресло с львиными мордами, бронзовая люстра, на стене - портреты батюшки и матушки, когда они были еще молоды. Работа Дениса Желудкова, местного живописца, преподававшего в гимназии рисование...

На втором этаже, в мезонине, детские спальни. У Мити - отдельная комнатка, где он мог долгими зимними вечерами лежать на постели с книгой, благо в батюшкиной библиотеке можно было найти не только тома знаменитостей - Шекспира, Расина, Шиллера, тяжелые, в кожаных переплетах, с золотыми корешками и обрезами, но и развлекательные книжки - истрепанную повесть Фаддея Булгарина о Лжедмитрии или волнующие мальчишескую душу романы Вальтера Скотта...

Вечерами Менделеевы часто собирались в гостиной. Батюшка ли рассказывал о духовной семинарии, отце-священнике, о славных мужах Эллады или о дивном восемнадцатом столетии, матушки ли повествовала о семействе своем и братьях, сестры ли подшучивали над кавалерами - под медленные эти разговоры младшенькие, наигравшиеся за день, разнеживались, иногда даже засыпали тут же, в креслах...

Гости.

Иван Павлович и Марья Дмитриевна - пара в городе известная, всегда были в центре городского общества. Дома у них собирались лучшие люди губернии. Встречались здесь и ссыльные декабристы - Фонвизины, Свистунов, Анненков. История бывшего кавалергарда, Иван Алексеевича Анненкова, в былые годы потрясла всю Россию Возлюбленная его, француженка Полина Гебль, не знавшая даже толком русского языка, выпросила у Николая Первого разрешения отправиться за своим «суженым» в Сибирь. Обвенчались любовники в Чите. А теперь Анненков жил в Тобольске, на поселении...

Когда родители беседовали с гостями, детей, даже самых младших, никогда не гнали из гостиной. Главное было - не баловаться. А как тут забалуешься, когда рассказывают такие интересные вещи - о взятии Парижа в 1812 году, о событиях 14 декабря, о богатствах родной Сибири...

Блистал на этих собраниях и один из любимых учеников Ивана Павловича, теперь инспектор Тобольской гимназии и близкий друг семьи Менделеевых, Петр Павлович Ершов. Митя с детства слышал «Конька-горбунка» из уст его автора, и до самой старости дивился, как могла глухая столичная публика не распознать прекрасных стихов позднего Ершова...

На рубеже ХХ века, когда дочь его Любушка всерьез увлечется Сашей Блоком, известным питерским литератором, более всего на свете желавшим стать «актером императорских театров», Дмитрий Иванович Менделеев, чтоб показать, каковы они - настоящие стихи, с тоской будет декламировать ей строки своего любимого учителя, отмеченного самим Пушкиным, бежавшего блистательной столичной литературной карьеры, служившего честно своей большой и малой родине и чуравшегося всякого актерства:

«Рожденный в недрах непогоды,
В краю туманов и снегов,
Питомец северной природы,
Ее дорог и очагов,
Я был приветствован метелью
И встречен юною зимой,
И над младенческой постелью
Кружился вихрь снеговой...»

Гимназия.

В гимназию, где некогда директорствовал их отец, Митю и Пашу определили одновременно. Это противоречило всем правилам - Паша был старше почти на два года, а Мите только-только исполнилось семь, - но в педагогическом мире Тобольска Иван Павлович и Марья Дмитриевна всегда были в почете, и Совет не мог отказать их просьбе. Тем более причина, заставившая их определить сына в школу таким маленьким, печальна и проста. Уже пожилые люди, родители Мити мечтали дожить до того дня, когда их младшенький закончит гимназический курс...

Между домом и школой для Мити не существовало особой дистанции. Многих преподавателей он знал со младенчества, они часто навещали Менделеевых. Больше того, само гимназическое здание когда-то принадлежало купцам Корнильевым. И Митя приходил сюда как к себе домой...

Правда, учился мальчик ни шатко - ни валко. Был драчуном, приносил двойки. Хорошо успевал только по истории и естественным наукам. Особенно трудно давалась ему латынь и иностранные языки. Иногда, чтобы перевести Митю из класса в класс, требовалось особое покровительство Ершова и гимназического Совета... Дело усугублялось отчаянно-дерзким поведением Мити и Паши. Потасовки, дружба с местными сорвиголовами, даже школьная дуэль, - от такого формулярного списка пришел бы в ужас любой преподаватель. Бывало, директор гимназии Кочурин испрашивал разрешения ужесточить наказания гимназистов у самого сибирского губернатора князя Горчакова. Но добрейший Петр Павлович Ершов улаживал любые конфликты....

...В 1847 году на семью Менделеевых обрушилось страшное горе. Скончался Иван Павлович. Марья Дмитриевна затосковала одна в Тобольске и, едва Митя и Паша закончили гимназический курс, отправилась с сыновьями в Петербург. Дмитрий пытался поступать в университет в столице, потом в Москве. Однако по правилам тех лет он мог сдавать экзамены только в своем учебном округе, и, сколько ни хлопотала Марья Дмитриевна, на сей раз обойти закон не удалось. Тогда Менделеев-младший выбрал Медико-хирургическую академию, но на анатомическом театре упал в обморок. Оставался только педагогический институт, где учился его отец. Но и здесь возникли трудности. В институт принимали студентов со всех округов, однако экзамены проводились только раз в два года. Мите и Марье Дмитриевне пришлось подавать специальное прошение, и, только когда оно было удовлетворено, мальчика допустили до вступительных испытаний на физико-математический факультет. Тут снова случился казус. На испытаниях по математике и физике он получил соответственно 3 и 3+ баллов, а по нелюбимой латыни - 4 балла. Впрочем, этого хватило, чтоб быть зачисленным в студенты...

Так, безо всяких фанфар, начиналась научная карьера Дмитрий Ивановича Менделеева...

Устроив младшего сына, Марья Дмитриевна успокоилась и почти сразу же слегла в постель. 20 сентября 1850 года ее не стало...

...В 1877 году, в предисловии к знаменитому своему «Исследованию водных растворов по удельному весу», уже прославленный русский ученый Дмитрий Менделеев писал:

«Это исследование посвящается памяти матери ее последышем. Она могла его возрастить только своим трудом, ведя заводское дело. Воспитывала примером, исправляла любовью, и чтобы отдать науке, вывезла из Сибири, тратя последние средства и силы. Умирая завещала: избегать латинского самообольщения, настаивать в труде, а не в словах, и терпеливо искать божескую или научную правду; ибо понимала, сколь часто диалектика обманывает, сколь много еще должно узнать, и как при помощи науки, без насилия, любовно, но твердо устраняются предрассудки и ошибки, а достигаются - охрана добытой истины, свобода дальнейшего развития, общее благо и внутреннее благополучие. Заветы матери считаю священными».